Прошла неделя с того дня, когда Мадлен спрятала драгоценности, полученные от Тьерсена. И однажды вечером Пьер Рейналь пришел домой молчаливый и крайне подавленный. Мадлен никогда и не видела его таким прежде. Пьер почти всегда был бодрым и энергичным, даже в те минуты, когда бывал чем-то расстроен.
- Пьер, что-то случилось? – тихо спросила она, вглядываясь в его бледное осунувшееся лицо. – Что с тобой?
Рейналь как-то механически обнял ее и, ничего не ответив, быстро прошел на кухню.
Мадлен переглянулась с Луизой. Дочка встревоженно посмотрела на нее и опустила глаза. Зайдя на кухню, Мадлен увидела, как Пьер достает из буфета новую бутылку вина.
- Поужинаешь, Пьер? – робко спросила она, подходя к нему ближе. – Я сварила куриные крылышки.
- Нет… - Рейналь покачал головой. - Поужинайте вместе с Луизой. Прости, Мадлен, позже все тебе расскажу. Сейчас мне надо побыть одному.
Он прошел мимо нее с бутылью в руках, слегка задев подол ее платья. От его движений, казалось, даже поднялся легкий ветерок. Мадлен увидела, как он зашел в кабинет и закрыл дверь.
- Что с дядей Пьером, Лу? – Мадлен села перед дочкой на корточки и заглянула в ее испуганные карие глаза.
- Я… я не знаю, мамочка, - прошептала Луиза.
Мадлен тяжело вздохнула, перебирая в голове различные причины подобного странного поведения Рейналя.
«Неужели, он узнал о мой встрече с Тьерсеном», - подумала она, ощущая, как сердце начинает биться где-то в горле. Наливая куриный бульон Луизе, она, задумавшись, чуть не пролила его мимо тарелки.
- Мама, осторожно! – воскликнула дочка. И только тогда Мадлен очнулась.
- Прости, Лу, - она погладила дочь по голове и села за стол напротив нее. – Кушай.
- Да, мамочка, - Луиза съела несколько ложек. Затем, взглянула в глаза Мадлен, которая сидела, нервно сжав руки.
- Мамочка… -прошептала Луиза. – Дядя Пьер весь день был, как обычно. А к вечеру к нему пришел какой-то человек, и они пошли к дяде Пьеру в кабинет. А потом, когда он ушел, дядя Пьер стал такой вот… грустный… странный… со мной даже и не говорил больше.
- Что это был за человек, Луиза? – Мадлен погладила дочь по руке. – Не бойся, расскажи мне всё.
- Высокий, - Луиза сделала жест правой рукой, - не старый. Он сказал, когда пришел, что недавно вернулся с фронта. А еще… - девочка хлопнула себя ладонью правой руки по предплечью левой. – Еще у него не было руки. Пустой рукав.
- Он долго был в кабинете у дяди Пьера? – Мадлен усиленно размышляла, чем мог грозить этот странный визит.
- Минут двадцать, - с готовностью ответила Луиза. – Может… может чуть больше. А когда он ушел, дядя Пьер подошел ко мне и сказал, что мы идем домой.
Раньше, чем всегда. Я спросила, почему. Он ничего не ответил и молчал всю дорогу. Этот человек его чем-то так расстроил, мамочка, - Луиза подошла к Мадлен и обняла ее. – Что теперь будет?
- Все хорошо, Лу, - Мадлен погладила дочь по голове, - ты умница. Доедай суп и иди к себе в комнату, родная. А с дядей Пьером я потом сама поговорю.
Когда Луиза закончила ужин, Мадлен отвела дочь в ее комнату и положила перед ней на стол пару листов бумаги и карандаш.
- Нарисуй что-нибудь, чтобы меня порадовать, милая, - она поцеловала Луизу.
- Хорошо, мамочка, - девочка улыбнулась и схватила карандаш.
Мадлен вышла из комнаты, зная, что ближайшие минут сорок дочь будет полностью поглощена своим любимым занятием. А это значит, что…
Она подошла к двери, за которой находился кабинет Рейналя и прислушалась. Тишина… Мадлен слышала лишь частые глухие удары собственного сердца. Набравшись смелости, она постучала в дверь несколько раз.
- Пьер, можно зайти к тебе? – от волнения голос молодой женщины слегка охрип.
- Заходи, Мадлен, - Рейналь, к её удивлению, отозвался почти сразу.
Мадлен повернула ручку и зашла в кабинет. Рейналь сидел за столом, слегка согнувшись и глядя перед собой. Мадлен сразу увидела рядом с ним бокал и бутылку вина, опустошенную наполовину. Вдохнув и медленно выдохнув, Мадлен подошла ближе.
- Пьер, я волнуюсь за тебя… - пробормотала она. – Скажи мне, что случилось, прошу.
- Брат, - коротко бросил Пьер, и неожиданно сознание Мадлен пронзила догадка:
- Что-то случилось с твоим братом?
Про Реми, младшего брата Рейналя, Мадлен знала немного. Пьер рассказал как-то, что брат младше его на шесть лет.
«Брат всегда был как не от мира сего, - сказал тогда Пьер, - в детстве я относился к нему свысока, на правах старшего. Колотил даже как-то пару раз. Обижал, бывало. Слишком он мягкий был и добрый. Меня это даже злило. А потом, когда выросли, мы с ним сблизились. Особенно после смерти отца.»
Еще Пьер рассказывал, как брат поддержал революцию и грезил о том, что для всех наконец-то настанет «всеобщее счастье». Как он пошел добровольцем в республиканскую армию, чтобы «принести хоть какую-то пользу».
«Когда я сказал ему – как же он будет убивать людей, если даже курицу не может зарезать, он ничего не ответил. Не знаю, научился ли он до сих пор этому – убивать. Не уверен», - так тогда сказал Пьер, рассказывая про младшего брата.
Сейчас тот давнишний краткий разговор молниеносно промелькнул в голове Мадлен. Она дотронулась до руки Пьера, сжимавшей бокал, и заглянула ему в глаза, повторив свой вопрос.
- Реми убили, - также отрывисто бросил Рейналь. Он плеснул себе вина и выпил все одним большим глотком.
- Господи, Пьер… - вырвалось у Мадлен.
- Убили месяц назад, - продолжил Рейналь. – Приехал его сослуживец… Филипп… фамилию не помню его, да это и не важно. Он все рассказал мне, Мадлен.
Рейналь впервые за все это время посмотрел ей в глаза. И вдруг она увидела в них то, что никогда не видела прежде. Страдание и боль.
- Пьер… - она сжала руку мужа, — это ужасно. Я так сочувствую тебе.
- Ужасно то, КАК его убили… Мадлен… лучше бы я этого не знал. Чёртова Вандея.
Рейналь вновь налил себе вина и залпом выпил. Мадлен заметила, что бутылка была уже почти пуста.
- Филипп рассказал мне… он и нашёл труп брата… привязанный к дереву. Мадлен… ему выкололи глаза, пальцы отрезали… издевались всячески, перед тем как убить. Твари! – Рейналь повысил голос, - просто так… ради удовольствия. Не ради сведений каких-то даже, чтобы их заполучить. Нет. Просто так издевались. Он же обычный солдат был, ничего не знал и не мог знать. Так зачем… Мадлен, я не понимаю… зачем они это делали?
Мадлен стояла, переваривая услышанное. Боль Рейналя, как будто, передалась и ей.
- Ему всего 25 было, Мадлен.
Рейналь посмотрел на нее, и вдруг молодая женщина увидела слезы, блеснувшие в глубине его темных глаз.
- Пьер… - только и прошептала она, стараясь найти нужные слова утешения. Но они не приходили, мысли путались. Вместо слов она подошла ближе к Рейналю и крепко обняла его.
- У меня больше не осталось никого, кроме тебя и Луизы - глухим голосом проговорил Пьер, обнимая ее в ответ.
И в этот момент Мадлен особенно чётко увидела перед собой не уверенного в себе бескомпромиссного революционера, каким всегда виделся ей Рейналь. А просто несчастного страдающего человека, потерявшего своего близкого. Потерявшего так страшно.
- У меня тоже только Луиза… и ты, Пьер, - ответила Мадлен, гладя его темные волосы. Нежно провела рукой по его щеке… и её губы сами потянулись к его губам. Страх перед мужчиной куда-то ушёл, а всё её сознание заполнило лишь чувство сострадания… жалости к этому человеку… и ещё ощущение какой-то нежности, теплой волной, поднимающейся откуда-то из глубины сердца. Она чувствовала, что Рейналь целует её в ответ… сначала сдержанно, а потом все более и более страстно. Страсть, смешанная с горечью и болью. Но она больше не боялась.
- Не бросай меня, Мадлен, - прошептал Пьер.
И она лишь кивнула, продолжая целоваться с ним. Она не боялась, когда он подхватил ее на руки и понес в спальню легко, словно пушинку.
- Закрой дверь, Пьер, - лишь попросила она, когда он бережно положил ее на постель, - а то вдруг Луиза…
Больше ей не было страшно. И когда Пьер, повернув ключ в двери, вернулся к ней, они продолжили целоваться.
- Я люблю тебя… я люблю тебя, Мадлен, - шептал Пьер. Он уже развязал тесьму ее корсета, и его руки и губы ласкали ее обнаженную грудь. И Мадлен не было страшно. Она прислушивалась к новым для себя ощущениям… и это были нежность… и теплота. Новые, непривычные для нее чувства, которые сейчас она испытывала к мужчине. И ей не хотелось, чтобы они заканчивались.
