Священник Морис Турне слегка улыбнулся и поставил на стол перед собой «новорожденную птичку» – только что изготовленную собственноручно маленькую фигурку белого голубя, обшитую серебристой нитью. Рядком стояло уже восемь таких птичек, этот голубь стал девятым. Был вечер субботы, и отец Морис готовил их для завтрашней воскресной продажи. Несмотря на «славное революционное время», раскупались белые птички на удивление хорошо. Вероятно, простой люд устал уже от всевозможной революционной атрибутики, пышных политических лозунгов, пустых обещаний и… голодной и тревожной жизни. Маленькие белые голуби казались символом мира и утешения. Которого многим так теперь не доставало…
Думая про это, отец Морис сжал и разжал правую руку и слегка сморщился от боли в пальцах. Старость давала себя знать, суставы ныли особенно сильно теперь, в холодную зимнюю погоду, когда и протопить стало уже особенно и нечем.
Обычные дрова стали неизбежным дефицитом. Оставались еще книги, у него была неплохая библиотека. Но Морис Турне тянул до последнего, считая, что уничтожать их в пламени, особенно святые писания – кощунство. Он тяжело вздохнул и бросил взгляд на секретер из красного дерева, ожидавший своей печальной участи. Сегодня отец Морис решился и отломал от него откидную доску, оставалось довершить начатое, и на пару дней у него будет неплохой запас дров. Пошевелив пальцами и вновь почувствовав боль, отец Морис подумал, что займется этим немного позже. Сейчас надо было просто отдохнуть. Он устало прикрыл глаза, расслабленно сидя в старом кресле. И в этот момент в дверь раздался стук. Три коротких отрывистых удара. Отец Морис вздрогнул, чувствуя, как сильно заколотилось сердце.
- Кто бы это мог быть… - пробормотал он. – Неужели…
Впрочем, когда ОНИ приходили арестовывать, то вели себя более нагло и энергично. Как правило, уже за закрытой дверью раздавались возгласы: Именем республики! Открывайте!», а вслед за этим начинались бесцеремонные удары прикладами в дверь. Но сейчас… удары были какие-то осторожные. Отец Морис нахмурил брови, встал, накинул висевший на спинке кресла камзол и прошаркал к двери, прислушиваясь. Вроде бы все стихло… но через мгновение стук повторился, опять три удара.
- Кто там? – спросил Морис Турне, приблизив лицо к двери и ожидая уже самого худшего.
- Отец Морис, это я, Жан-Анри… - услышал он знакомый голос (де) Тьерсена. – Не волнуйтесь. Я могу зайти?
Старый священник завозился с задвижками и цепочкой и через мгновение приоткрыл дверь. Там действительно стоял Тьерсен.
- Здравствуй, мальчик мой. Проходи! Я рад тебе! - отец Морис приоткрыл дверь шире.
- Но я… не один, - Тьерсен кивнул на робко выглядывающую из-за его спины женскую фигурку.
- Проходите, не стойте в дверях, - старый священник кивнул в сторону прихожей.
Тьерсен и его спутница зашли в квартиру, и отец Морис быстро закрыл за ними дверь.
Морис Турне посмотрел на девушку. Она была темноволосой, хорошенькой и смущенно улыбнулась ему, стряхивая с капюшона снежинки.
- Здравствуйте, святой отец, - робко произнесла она.
- Ей можно доверять, - тихо сказал Жан-Анри. – Это Жаннет… моя невеста.
- Какая прекрасная новость, - голос старого священника слегка дрогнул, - ты женишься, Жан-Анри?
- Да, мы с Жаннет хотим обвенчаться, - Тьерсен взял девушку за руку, - и… просим вас помочь нам, отец Морис. - Я заплачу, — он полез в карман и протянул купюру в сто ливров.
Но отец Морис отстранил его руку жестом, не терпящим возражений:
- Я не возьму с тебя денег, сын мой. Я знаю, как нелегко они сейчас достаются многим из нас. Полагаю – и тебе тоже.
- Но… - пробормотал Тьерсен, переглянувшись с Жаннет.
- Пойдемте в комнату, дети мои, - отец Морис улыбнулся ему и все еще смущающейся Жаннет.
Они прошли в небольшую гостиную, и Тьерсен невольно поежился. Здесь было довольно холодно. Оглядевшись, он бросил взгляд на давно остывший камин.
- У меня прохладно, приходится экономить дрова, - словно угадав его мысли сказал Морис Турне. – Но сейчас я разожгу огонь, подождите немного.
Он прошел к камину, положил в него несколько деревяшек, и через пару минут пламя уже весело полыхало, бросая неровные блики на лежащий на полу старый бордовый ковер с узорами. Жаннет же подошла к изуродованному секретеру и слегка дотронулась рукой до красного дерева.
- Вот… - грустно улыбнулся ей Морис Турне, - собираюсь пустить его на дрова. А что делать. Но это уже завтра.
- Я помогу вам, - решительно сказал Тьерсен. – пусть это будет хоть какой-то платой.
- Хорошо, - согласился отец Морис. – Но, разумеется, позже. А сейчас… - он внимательно посмотрел на Тьерсена. – Сын мой, ты знаешь, что я не смогу обвенчать вас без исповеди и причастия.
- Да, конечно, - кивнул Жан-Анри, - я ведь и хотел попросить вас сначала об этом.
- Исповедаться должен и жених, и невеста, - мягко сказал отец Морис, посмотрев в сторону девушки. Та вздрогнула, как от удара и опустила глаза.
- Нет, я… я не могу, - прошептала она.
- Почему не можешь, дочь моя? – также мягко спросил священник, подходя к ней ближе.
Жаннет подняла на него свои темные глаза, в которых плеснулось отчаяние.
- Я… я слишком грешна… я не смогу говорить про это, - её голос дрогнул, а в глазах появились слёзы. Жаннет закусила губу и нервно обернулась на дверь, как будто намереваясь уйти. Но отец Морис успокаивающе дотронулся до ее плеча:
- Нет таких грехов, которых не может простить нам наш Создатель и наш Отец Небесный. Это люди не прощают других. Люди бывают злы и, увы, бессердечны. А он прощает всё, потому что любит нас. Доверься ему, дочь моя. Доверься и ничего не бойся.
- Я уже и не помню, когда исповедовалась в последний раз, - она слегка улыбнулась и вытерла слезу, которая все же побежала по щеке.
— Это не страшно, - отец Морис улыбнулся ей, - главное, что ты пришла сюда. Не бойся, девочка.
- Не бойся, Жаннет, - шепнул ей и Тьерсен, - если хочешь, я исповедуюсь первым, а ты подожди пока и соберись с мыслями.
- Хорошо, Анри, - она кивнула и улыбнулась ему сквозь слезы.
Тьерсен ушел с отцом Морисом в небольшую соседнюю комнатку, и Жаннет осталась одна, стараясь успокоиться и унять взволнованно бьющееся сердце. Постояла немного у камина, согреваясь. Затем подошла к столу и восхищенно ахнула, увидев целую «стаю» маленьких белых птичек. Не удержавшись, она взяла одного голубя в руки и внимательно рассмотрела его.
- Наверное, это добрый знак, - подумала Жаннет, осторожно ставя фигурку на прежнее место. И только сейчас заметила, что от волнения так и не сняла верхнюю одежду. Сняв пальто, она положила его в кресло и медленно прошлась по комнате, думая о том, с чего и как начнет свою исповедь. Теребя наброшенную на плечи белую шаль, которую надела специально по случаю венчания, девушка тяжело вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.
Примерно через полчаса Тьерсен вернулся. Быстро подошел к ней, обнял и прошептал на ухо:
- Иди на исповедь, Жаннет и ничего не бойся. А когда вернешься, отец Морис причастит нас и обвенчает. Мы станем мужем и женой, - он поцеловал её.
- Хорошо, Анри… - пролепетала она, - я иду.
И обернувшись, увидела добрый взгляд отца Мориса. Он улыбнулся ей:
- Пойдем, дочь моя. Увидишь, после исповеди тебе станет намного легче. Позволь своей душе впустить в нее любовь Господа нашего.
- Иди, Жаннет, - Тьерсен одобряюще сжал ее руку.
Девушка кивнула, поправила на груди шаль и выдохнув, сделала несколько шагов в сторону отца Мориса, ощущая себя идущей, словно на Голгофу.
***
- Бог, Отец Милосердия, смертью и воскресением Своего Сына примиривший мир с Собою и ниспославший Духа Святого во отпущение грехов, посредством Церкви Своей Святой пусть дарует тебе прощение и мир, Жаннет. И я отпускаю тебе грехи твои во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Отец Морис читал слова разрешительной молитвы, завершающей таинство исповеди. Исповедь Жаннет длилась почти час, и сейчас девушка стояла на коленях, закрыв глаза, а по ее лицу катились и катились слезы. Она уже не вытирала их. Бесполезно. Всё равно сразу же появлялись новые…
Закончив молитву и с сочувствием глядя на девушку, священник осенил её крестным знамением. Затем слегка дотронулся до её плеча, и Жаннет открыла глаза.
- Перекрестись, Жаннет, - сказал он.
И она медленно перекрестилась.
- Господь простил тебя. Иди с миром.
Он вновь дотронулся до ее плеча. Но девушка так и продолжала стоять неподвижно.
- Благодарение Богу, - прошептала она. – И вам, отец Морис.
Он тепло улыбнулся в ответ:
- Я рад, что ты пришла сюда и решилась на исповедь, дочь моя. Если захочешь, приходи еще, и я всегда буду готов выслушать тебя и помочь советом.
- Благодарю вас, - она прижалась губами к его руке.
Затем поднялась и пошла к двери. Отец Морис проследовал за ней и, стоя в дверях, обратился к стоявшему у камина Тьерсену:
- Жан-Анри, зайди на минуту.
Тьерсен кивнул и быстро зашел в комнатку, где проходила исповедь. Пожилой священник плотно закрыл за ним дверь и внимательно посмотрел в глаза.
- Ты любишь ее, сын мой?
- Я… - растерялся Тьерсен. – Она мне дорога и… да, люблю.
- Хорошо, - кивнул седой головой отец Морис, - Жаннет хорошая девочка, но у нее сильно ранена душа. Очень сильно. Она, как птица с перебитым крылом. Не обижай ее и постарайся сделать счастливой, Жан-Анри.
- Я постараюсь. Обещаю вам, - каким-то охрипшим голосом ответил Тьерсен.
