Казанский «пацан» про «Слово пацана» (отрывки из повести о казанской жизни 70-х годов «Первый детский симфонический»)

Казанский «пацан» про «Слово пацана»
(отрывки из повести о казанской жизни 70-х годов «Первый детский симфонический») 

Предисловие

Посмотрел восемь серий нового, сразу ставшего невероятно популярным сериала «Слово пацана. Кровь на асфальте». Авторитетно утверждаю: узнаваемо и правдоподобно. Особенно первые три серии, где собственно про пацанов-гопников из казанских группировок. Далее уже достаточно самостоятельно, по законам серийного жанра, начинают развиваться параллельные сюжетные линии, чувствуется рука сценариста. Но вначале — почти документалистика.
Пару слов о себе. Родился и вырос в Казани. Явился на свет Божий в 1962 году, в 1979 закончил среднюю школу №90 (на Танкодроме), в 1984 - биофак Казанского университета, отбыв по распределению под Новосибирск в ныне широко известный, благодаря ковидной эпопее, ГНЦ вирусологии и биотехнологии «Вектор». Так и пустил корни в Сибири,  женился, заимел детей-внуков, прожив здесь уже почти вдвое больший, чем в Казани, срок. Но самосознание и рефлексы казанского пацана из меня полностью не выветрились до сих пор. И этот сериал основательно освежил и всколыхнул «подкорку» - всё же «казанский феномен» прошел через меня довольно чувствительно. Отдаю должное создателям сериала - кинематографистам и актерам, зацепили-таки, «гады».
Про Адидаса-старшего не скажу ничего — в Казани к моменту вывода наших войск из Афганистана уже не проживал, но образы Марата и Андрея подкупают своей реалистичностью, особенно Марата — сыгран настоящий казанский гопник, браво, актёр. Образ Андрея созвучен мне: я тоже учился в музыкальной школе (по классу флейты) — собственно об этом и повествует мой «Первый детский симфонический», общий лейтмотив которого: красота спасет мир. Свою повесть я написал еще десять лет назад, тема «казанского феномена» идет сквозь нее красной нитью, ибо полную картину жизни времен моего детства и отрочества изложить без описания этого явления не получится. Ведь сталкиваться с этим, в той или иной степени, приходилось почти каждому казанскому мальчишке.
Был ли я гопником-группировщиком? Не был. Но и чушпаном тоже. Поскольку вместе учился и дружил с «авторами», одевался и базарил, как гопник, умел грамотно, как мы выражались, «вклеить промеж ушей». Словом, старательно придерживался общей «фактуры», иначе… Почему не стал уличным? Не то воспитание, хотя гопниками нередко становились пацаны не только из неблагополучных семей, не то нутро — понимание «что такое хорошо и что такое плохо» впитал с молоком матери, не сомневаясь: «моталки» уличной гопоты — это однозначно плохо. Точка. Искренне надеялся, что поступив в университет, сменив окружение и обстановку, изменю и свою жизнь. Так оно и случилось: в универе, да еще Ленинском, гопников, слава Богу, не наблюдалось. Кстати, мы с Володей Ульяновым, в будущем «вождем мирового пролетариата» - собратья по альма-матер, чем, впрочем, не особо горжусь.
Мог ли я остаться в Казани после окончания университета? Мог. Но, несмотря на свою, в целом, любовь к Казани, к решению уехать подошел как к выводу математической формулы, где «константа» «казанского феномена» была одной из ее составляющих. Тогда, ближе к середине 80-х, это печальное явление представлялось мне неистребимым, и я решительно не желал, чтоб мои будущие дети вновь прошли через всё это.
«Универсамовских» не помню, но постоянно звучащее с экрана имя группировки «Хади Такташ» - реальное. «Татарские» никакого отношения к собственно татарам не имеют — это просто пацаны с Татарской Слободы (кстати, моё раннее детство прошло в историческом районе Искé Бистé — Старо-Татарская Слобода, на улице Ахтямова, в доме наискосок от Бурнаевской мечети). В семилетнем возрасте переехал с родителями на Танкодром, на улицу Курчатова. Родное слово «курчатовские» в фильме звучит дважды - в первой серии, когда «хадишевские» переворачивают троллейбус с моими «земляками»-гопниками. Но! В мою бытность мы именовали себя «комаровскими» - по имени соседней улицы, на которой проживало большинство нашей гопоты. Впрочем, как они называли себя в конце 80-х, не ведаю.
Где-то с шестого класса, а тем более, в седьмом, носить пионерский галстук пацанам уже считалось западло («чё, в натуре, уже не 3,14здюшня!» - в пионеры, напомню, принимали в третьем классе), девчонки, в основном, носили. Хотя на приеме в комсомол наличие галстука на шее, как символа преемственности ленинской идеологии, было обязательно, потому то и метался по школе Марат в его поисках, «обшакалив» в туалете случайного чушпана («обшакалить» - значит отнять, но этот расхожий казанский термин в сериале не услышал ни разу).
Несколько пафосное выражение «слово пацана!» мы почти не употребляли, чаще говорили «я тебе «о!-твечаю»!», резко акцентируя букву «о». И вообще, в фильме неслышно характерного казанского акцента (не путать с татарским).
Не припомню, чтоб мы столь жестоко и изощрено морили потерявших девственность школьниц (таковые, увы, имелись даже в моем классе), тем более, доводили их до самоубийства. Кстати, Айгуль почему-то постоянно в белом переднике — всё-таки для повседневной носки были фартучки черного цвета, белые только для торжеств и праздников.
Далее. Последние лет двадцать — двадцать пять в просторечии идет тотальная замена наречия «похоже» на «походу» (не путать со словосочетанием «по ходу того-то»). Но! В 70-х и 80-х годах прошлого века еще говорили правильно: «похоже», поэтому не раз звучащее в сериале «походу» - ошибочный неологизм.
Маловато использования татарского языка для достоверности происходящего на экране (всего один эпизод диалога Марата и Айгуль на родном языке) — некоторые мои одноклассники общались на татарском.
И еще! Я понимаю, что нужно было сюжетно воссоздать резкий контраст слова и дела у низшей комсомольской номенклатуры (исполнение «Интернационала» и последующее купание нагишом в бассейне). Но! Комсомольцы на застольях никогда не исполняли партийный гимн! Да и групповое неглиже неубедительно: всё-таки Татарстан — мусульманская республика. В свете этой вакханалии в бассейне (явно «перепевки» сцены из перестроечного фильма «ЧП районного масштаба») уж совсем неправдоподобно выглядит дикая травля Айгуль после ее изнасилования.
Стоит ли посмотреть сериал? Моё мнение — стоит. Это часть нашей истории, да, нелицеприятная, но не страшнее сталинского ГУЛАГа, а уж про него столько всего наснято — и ничего, не комплексуем, даже гордимся своей  исторической самокритичностью. Тем более, что в новые времена не стало засилья гопоты на улицах города — то ли все засели за компьютеры, то ли что-то действительно изменилось. Родная Казань, этот честолюбивый и амбициозный, колоритный и динамичный город, со временем, переборола свой социальный недуг. Вычистилась и похорошела, выросла во всех отношениях. «Алла берсе» (Бог даст) так будет и впредь. Поэтому мне, в принципе, понятно нежелание местных властей ворошить неприглядное прошлое и разрешить съёмку сериала в Казани. Впрочем районы хрущевских пятиэтажек - словно клоны по всей стране, а по сему место съёмки непринципиально.

_______________________


Теперь к первоисточнику.
«Территория нового микрорайона, куда мы переехали, «Танкодрома», действительно в прошлом являлась танковым полигоном: внизу, под горой, на Оренбургском тракте стояло Казанское танковое училище. «Танкодром» довольно долгое время сполна оправдывал своё оригинальное название: проехать по нему можно было разве что на танке. Обустройство микрорайона явно запаздывало, социальной инфраструктуры почти никакой, кругом торчали унылые серые пятиэтажные хрущёвки, грязища, регулярно прорывавшиеся на улице канализация или водопровод. Чего стоил один только спуск к остановке шестого троллейбуса по глиняному, скользкому после дождя косогору. Напротив моего дома номер одиннадцать на Курчатова, там где вскоре встала школа №90, был неглубокий овраг, заваленный собачьими костями — по слухам, собачники когда-то свозили туда трупы бедных умерщвленных псов. А мы, мелкая пацанва, надев на палки черепа, часто пугали и гоняли девчонок по двору.
Точнее, «по двору» — не совсем верно сказано. Дворы, в их привычном виде, исчезли с началом массовой типовой панельной застройки. Обширные пространства между домами люди по привычке продолжали называть дворами. Причем само понятие «двор» стало обретать нарицательный смысл: выражения «уличный», «дворовый» воспринимались синонимами чего-то нехорошего. И я часто грустил, вспоминая старые уютные дворики Старо-Татарской слободы.
В те времена граница Казани в направлении Оренбургского тракта проходила по высокой насыпи железной дороги, что вела на восток. Дальше вдоль тракта стояли деревни — Аметьево, Старые Горки, Ферма, Борисково. Но Танкодром, шагнув за железку, раздвинул границы города. Тем не менее,  новый микрорайон воспринимался далекой «тьмутараканью», выселками. Это сейчас, учитывая размеры нынешней Казани, он считается расположенным сравнительно недалеко от центра.
Но, как говорится, «дают — бери». Выбирать жильё в те годы не приходилось. Тем не менее, наша новая двушка, в сравнении с коммуналкой, откуда мы переехали со Старо-Татарской слободы, воспринималась хоромами. И не беда, что одна комната проходная, а кухонка всего четыре квадрата, главное: «отдельная благоустроенная». Совмещенный санузел? Ерунда! Как говорилось в анекдоте, Никита Сергеевич хоть и успел соединить ванны с туалетами, но не успел соединить полы с потолками.
Четвертый учебный год начался для меня с неприятной неожиданности: лучший друг-одноклассник Валерка перешел в другой класс — из «А» в «В». Дело в том, что классным руководителем 4«В» назначили Зою Ивановну, у которой когда-то училась мать Валерки. Без него своей жизни в «А»-классе я уже не представлял, а потому тоже попросился в новый класс.
Однако в новом классе мне была уготована непростая жизнь. Валерке было попроще, ибо его мать работала учителем в нашей школе. Большинство учеников 4«В» были знакомы между собой с самого раннего детства: их переселили из каких-то бараков с Суконной слободы. Многие байки о прошлом так и начинались: «Когда мы жили в Старых бараках...»  Проживали они тоже компактно — в нескольких домах по улице Комарова. Позднее группировка гопников со всего Танкодрома стала именоваться «Комаровские».
«Мазу» в классе держали двое гопников: Шамиль Хайбуллин, по кличке «Шампунь», и Толя Коровин, по кличке «Куцый». Между собой «авторитеты» класса были не очень, у каждого имелись свои «приближенные». Куцый, вдобавок, был на год старше остальных учеников.
Шампунь, приходя утром в школу до начала первого урока, говорил мне только одно слово: «Быстро!» Это означало, что нужно было быстренько разложить тетради с домашним заданием на подоконнике коридора в нужной последовательности уроков для списывания. И поначалу приходилось мириться с таким неуважительным к себе отношением (позже мы с ним, благодаря игре в футбольно-хоккейной команде класса, скорешились).
Куцый относился более дружелюбно. Он долгое время сидел у меня за спиной, поэтому со списыванием вообще проблем не возникало. Коровин