Виктор КОРОЛЕВ
ЗА КУЛИСАМИ Первой мировой Картина 24 + Эпилог
Пастырь звал на обед: последняя жертва
Действующие лица:
Огюстен Требюшон (1878–1918) – французский солдат, вестовой 2-й роты 415-го полка 163-й пехотной дивизии.
Фердинанд Фош (1851–1929) – французский военачальник времён Первой мировой войны. Маршал c 6 августа 1918 года.
Место действия – Франция, Западный фронт, Арденны.
Время действия – 1916–1918 годы.
НА ЛЮБОЙ войне рядовому солдату, как правило, не удаётся дожить до победы без единой царапины. Огюстен не был исключением. Он был дважды ранен на этой войне.
Первый раз Огюстен был ранен в самом конце сентября 1915 года при наступлении на Лоос-Артуа. План французских генералов состоял в серии атак вдоль Западного фронта, они надеялись, что итальянцы поддержат через реку Изонцо. Но те не сдвинулись ни на шаг. Французы, несмотря на помощь англичан, не смогли прорвать вторую линию немецких траншей. Наступление захлебнулось. Генерал Фош приказал перейти к обороне. Настало время осенних дождей, взаимных обвинений в штабах и скорбного подсчёта убитых и раненых.
Огюстену повезло: ранило осколком до распутицы. Он сам перевязал ногу и теперь лежал на спине, глядя в хмурое небо, мечтая о тёплом доме, но больше всего – о том, чтобы санитары не прошли мимо.
Он слышал, как они перекликаются, разговаривают между собой. Пытался ползти им навстречу, но голоса вдруг стали удаляться. И тогда, понимая, что его оставят здесь умирать, достал из вещмешка недавно сделанную дудочку и заиграл мелодию, которую всегда выбирал, созывая стадо.
Ему показалось, что пиликал долго, до самых сумерек. Или это в глазах стало темнеть?
– Эй, друг, ты живой, что ли?
Чьё-то бородатое лицо заслонило весь белый свет. Как его донесли до госпиталя, Огюстен помнил плохо. Осталась в памяти только дикая боль, когда врач вытаскивал осколок из бедра. А потом – всё хорошо, чистые простыни и кровать, первая кровать за год его солдатской жизни. От счастья достал дудочку и заиграл. Ходячие больные расположились кругом. Улыбаются:
– Подуди ещё, друг! Так дом напоминает!
А врачи примчались, давай всех разгонять:
– Мигом по койкам! Командующий идёт!
Оказалось, сам генерал Фош решил в свой день рождения раненых проведать, которые под Лоос-Артуа себя геройски проявили и которым повезло в живых остаться. А тут дудочка пастушья, понимаешь…
– Кто играл?
Попытался раненый привстать, доложить:
– Огюстен Требюшон, рядовой второй роты 415-го пехотного полка.
– Лежи, рядовой! – генерал сел на подставленный свитой табурет. – Давно воюешь?
– Год, можно сказать – с первого дня.
– И что, победил уже страх?
– У меня его и не было, господин генерал. Я доброволец.
– А раз не боишься, скажи мне, солдат, почему немцы такие злые?
– Они-то как раз и боятся, потому и злые. Трусливые люди всегда злые, словно волки.
Генерал улыбнулся в свои роскошные усы. Встал.
– Молодец, рядовой! Поправляйся – и в строй! А на дудочке играй, я разрешаю.
Вышел, свита за ним. Весь госпиталь потом ахал: наш пастух с самим командующим армии запросто говорил. Со знаменитым Фошем, о котором газеты писали, что неделю назад он телеграмму отбил в генштаб: «Мой центр сдаёт назад, правый фланг отступает, положение превосходное, я атакую». Ой, что творится! Быть тебе капралом, пастырь Огюстен!
Теперь он в палате выздоравливающих на дудочке подавал сигналы: обед, ужин, отбой. Вроде как полковым трубачом был. На поправку шёл быстро, даже палочка не потребовалась, чуть-чуть прихрамывал. Выписали и назначили в тот же полк вестовым, разносить приказы туда-сюда.
Второй раз его ранило через год – на Сомме. Это была одна из крупнейших битв Первой мировой. Сражение на обоих берегах реки Соммы планировалось почти полгода и продолжалось четыре с половиной месяца. Здесь, на севере Франции, погибло в общей сложности более миллиона человек. Здесь страны Антанты хотели разгромить армию Вильгельма II и его команды.
Общее руководство этой широкомасштабной операцией было возложено на французского генерала Фоша. Он продумал всё до мелочей. Не учёл только одного: что «Верденская мясорубка» не закончится к июлю. Более того, там французская армия оказалась в таком жутком положении, что из Парижа улетела срочная телеграмма российскому императору Николаю Второму с истошным призывом о помощи. На юге итальянцы ждут Брусилова, а на севере французы застряли под Верденом. Ладно, чего уж тут, помогли русские солдаты союзникам, да так, что Фердинанд Фош, будучи уже маршалом, скажет:
– Если Франция не была стёрта с карты Европы, то в первую очередь благодаря мужеству русских солдат!..
В июле 1916-го началось сражение при Сомме. Семь дней подряд артиллерия союзников крушила германские укрепления. Сотни самолётов бомбили оборону немцев, которые зарылись в землю на много метров, настроили блиндажей и бункеров, окружили себя колючей проволокой в несколько рядов, пристреляли из орудий и пулемётов каждый бугорок. Неделю продолжался этот кромешный ад. А потом пошла вперёд пехота.
На берегу Соммы рядовой Требюшон впервые увидел танки: под их прикрытием полк Огюстена шёл в атаку. Британские бронированные чудовища расчищали пехоте дорогу, легко сминая кайзеровские укрепления, наводя дикий ужас на немцев. Издалека артиллерия врага пыталась бить по танкам, калеча своих и чужих солдат. Один из таких снарядов разорвался рядом с Огюстеном.
– Не дам резать руку! – кричал он в госпитале, как только очнулся.
– Тогда молись богу, чтоб само зажило! – отвечал усталый врач.
И он молился. Не переставая, вслух, пытаясь шевелить раненой рукой. Она не слушалась, болела. Только однажды медсестра, меняя бинты, сказала:
– А чернота-то уходит! На поправку пошло, помогла молитва…
Соседи справа и слева тут же попросили:
– Помолись и за меня, а?
Слух быстро разлетелся по госпиталю: какой-то пастырь деревенский волшебное слово знает, чуть руки не лишился, а вылечил себя сам и другим помогает. Так и пристало – пастырь. Распятие возле его койки повесили.
А на Рождество Огюстен смастерил новую дудочку. Двумя руками…
Война шла без него. Вязкая, окопная, неизвестно кому нужная. На всём Западном фронте практически без перемен. Но и такое позиционное противостояние – в окопной грязи, в вечном ожидании смерти, ранения или перемирия – не может обойтись без перестановок и замен. Резервисты и выздоровевшие должны занять место тех, кто отсидел своё в сырой траншее. Огюстен вернулся в полк.
Сидеть в траншее ему не пришлось. Снова вестовым – разносить приказы и распоряжения по позициям. Порой захватывал и почту, в дудочку свистел, чтобы солдаты знали: вестовой весточки из дома несёт. А кому «ещё пишут», тех утешал словом господним – пастырь же. Любили его солдаты. А командование представило к очередному званию, написав в характеристике: «Хороший солдат, добросовестно исполняет свой долг, при любой обстановке сохраняет спокойствие, для своих молодых товарищей служит примером, пользуется у них уважением».
Довелось бывшему пастуху участвовать и во второй битве на Марне – последнем крупном сражении, которое немцы проиграли после мощной атаки французов. Командовал союзными войсками всё тот же Фердинанд Фош.
Генеральный штаб кайзера планировал в разных местах разделить французскую армию на части, и теперь немцы били мощной «свиньёй» в стыки между дивизиями. На западе немцы продвинулись на пятнадцать километров. И тогда Фош приказал контратаковать: такой был его стиль, его излюбленный метод ведения боевых действий.
Две недели продолжалась эта мощная атака, и каждый день французы возвращали по километру своей территории. К шестому августа 1918 года обе стороны выдохлись, понеся огромные потери. Немцы вернулись на старые позиции. Битва закончилась, и это была явная победа французов. В тот же день генералу Фошу было присвоено знание маршала.
С того дня и началось солдатское ожидание перемирия. Сидели в окопах, лишь изредка постреливая в сторону врага. Читали газеты – интересно же: в России революция, солдаты сами выбирают командиров, свобода! Писали письма родным: «Скоро войне конец, ждите с победой». Почту носил всё тот же рядовой первого класса Требюшон.
– Огюстен, а ты что будешь делать после войны? – спрашивали друзья-сослуживцы. – Снова пасти коров?
– Не, я грамоте выучиться хочу, – отвечал миролюбиво. – Племянники в школу ходят, помогут. И жениться, конечно, своих детей заиметь. А корова, что корова – будет своё хозяйство, будет у нас с женой и корова. И телёночка принять, и подоить я умею. Дом построить братья помогут…
– Молодец, пастырь! – одобряли друзьям. – Правильно мыслишь. Лишь бы война поскорей закончилась. Давай-ка сыграй на своей дудочке, погрей душу! «Марсельезу» сможешь? «Святая любовь родины, проведи, поддержи нашу руку мести»…
Прошла-пролетела осень, наступил ноябрь. Требюшон узнал о подписании перемирия первым. Он не имел права сказать об этом своим друзьям – иначе трибунал и расстрел. Показательных казней он насмотрелся за четыре года на всю оставшуюся жизнь.
Огюстен не знал, не мог знать, что в Компьенском лесу идут переговоры, что маршал Фош требует от немцев немедленного перемирия, а те просят отсрочки, на что-то ещё надеясь. Выпросили-таки: подписано соглашение рано утром, а прекращение огня – в одиннадцать часов одиннадцатого числа одиннадцатого месяца.
Как только германская делегация покинула штабной вагон, маршал Фош отдал приказ – перейти Маас и атаковать немцев на их берегу. У французского полководца были давние счёты с этой рекой: здесь в начале войны погибли его единственный сын и любимый зять. И ещё – по условиям только что подписанного соглашения, противоборствующие стороны остаются на тех землях, где их застанет одиннадцать часов. А это значит, что можно за оставшееся время отхватить немалый кусок Фландрии. Так что – вперёд, пехота, в атаку!
…Ночью, не переставая, лил дождь вперемешку со снегом. Маас вышел из берегов, все мосты давно взорваны, противоположный берег не виден из-за тумана. Как атаковать, на чём переправляться?
– За невыполнение приказа – расстрел на месте! – кричат командиры и гонят солдат в ледяную воду.
Кто не умел плавать, пропал первым. Первым из последних на этой войне. Тут Огюстену повезло: задержался в штабе, где полковник радостно сообщил ему:
– Кайзер Вильгельм Второй отрёкся от престола! Конец войне, солдат! Разнесёшь по батальонам приглашение на праздничный обед в одиннадцать-тридцать. Будет горячий суп и вино. Исполнять! Бегом, солдат!
Он решил начать со своего батальона, но догнал его, когда почти все уже были в воде. Командир отмахнулся от протянутой бумаги:
– Потом! Быстро в роту!
И снова Огюстену повезло, потому что первые смельчаки уже были на той стороне и протянули верёвку, за которую можно держаться тем, кто плавать не умел.
Промокшие, продрогшие сидели они на берегу. Часы показывали десять-тридцать. Когда стало светлее и туман рассеялся, увидели прямо перед собой немецкие траншеи. Свисток – и полк поднялся в атаку. Без артподготовки, на пулемёты, в последнюю свою атаку.
Девяносто человек остались там навсегда. Девяносто первый – рядовой Огюстен
