Глава одиннадцатая. Черный истребитель
От того, что пока снизу ходит мирный житель,
В голове все вверх дном, а на сердце маета,
Наверху в облаках реет черный истребитель,
Весь в парче-жемчугах с головы и до хвоста.
Кто в нем летчик - пилот, кто в нем давит на педали?
Кто вертит ему руль, кто дымит его трубой?
На пилотах чадра, ты узнаешь их едва ли,
Но если честно сказать - те пилоты мы с тобой.
БГ
Ведьмин век – долгий век. Не одно столетие. Меняются короли, столицы, языки и страны. Ведьма смотрит в этот мир глубиной колдовских зрачков. В ее взоре редко увидишь свет. В ее голосе редко ощутишь тепло. Ее дыхание редко учащается, и еще реже вдох становится вздохом, а выдох счастливым стоном. За века можно накопить сундуки золотых монет. Можно совратить и развратить сотню-другую глупых, непорочных мужчин и женщин. Можно воспитать несколько адских черных котов-фамильяров. Изысканное удовольствие – сжечь кафедральный с епископом, его викарием и всем городом в придачу. Можно, при этом, потанцевать без одежды среди языков пламени. Милые выходки. Красивые и дерзкие. Надоевшие всем до смерти еще во времена Луи Каторз.
Матушке Иван-Чай везло невероятно. Жизнерадостная и вечно молодая, она умела самый слабый расклад объявить даром небес. Для всего мира, у нее не было промахов и неудач. Когда доктор Смыслов зачитал ей приговор, матушка сочла, что лучшей ситуации не знавала и сама Теория Вероятности. Сотни лет она благоразумно делала то, что делать можно. Судьба прислала приглашение в запретную зону. Любить ведьмам не полагалось. Слишком уязвимо любящее сердце. Слишком отчаянное дело любить человека, зная, что тебе придется принять его последний вздох и осиротеть навсегда.
Да, ей опять повезло. Страсть и смерть встретились у ее постели. Матушка Иван-Чай решила уйти красиво. Она возьмет то, что ей нравится. Одинокая ревность, горькие сомнения, кухонные скандалы, необходимость делить любимого с той или с теми – все это она оставит здесь. Счастья на ладошке вполне достаточно, если оно чистое. Мысленно позвала, Иван обернулся, прищурившись как Клинт Иствуд. Отдышавшись, поняла – счастье бывает не только без примесей, но и повышенной концентрации.
Наблюдая за полетом снежинок, Иван-Чай решила, что визит Госпожи Северный ветер будет несколько несвоевременен. Снег, от которого человеку становится радостно на душе, тоже имеет свое собственное название. Это дзуйсэцу «добрый снег». У каждого есть свой собственный добрый снег, но лучше всего дзуйсэцу на двоих.
Матушка проснулась от сильной боли. Мир за окнами двигался из темно-синего сна в бледно-голубой. Двигался незаметно, но быстро. Иван-чай нашарила под подушкой припасенное с вечера лекарство. Маленькая дрянь тут же прилипла к горлу и вызвала приступ кашля. Не вдохнуть – не выдохнуть. Каким-то ласковым чудом губ коснулся прохладный край бокала. Несколько глотков навели порядок, отправив таблетку по адресу. Иван Иванович поставил хрустальный шедевр на пол, завернул в одеяло свою ведьмушку. Укачивать он не умел, движения были неловки, но уверенная, нежная сила покоряла и брала в плен так безоговорочно. Острые зубы боли стачивались и тупели прямо на глазах; развалились, выпали и беззубая тварь уползла в свою нору. Впрочем, она умела ждать. Иван-Чай потянулась, зевнула и прошептала, не открывая глаз:
-- Генерал, я сдаюсь, уповая на вашу милость. Вы намерены соблюдать мои права военнопленного?
-- Непременно. Я пойду, погенералю. Поспи, малыш! – он бережно уложил её на постель.
-- А допрашивать меня будете?
-- Непременно. Сыворотку правды принести?
-- Да, вдову Клико и лед.
Во дворе было слегка светло и очень холодно. Лешие из братской Суоми уже выколачивали молотками неровную дробь. Хозяйственные финны притащили с собой электрогенератор, прожекторы, электропилы и множество приспособлений, суть которых русский генерал уловить не смог. Лохматые пролетарии не суетились, двигались вальяжно и независимо. При этом работа работалась споро и красиво. Иван Иванович пожал плечами, отказываясь понимать эти буржуазные парадоксы. Как говорится «их нравы»!
Из облака табачного дыма вынырнул государственный леший Маттила.
-- Тэрррве, коспот-тин генера-ал! Исфольте получить.
Новенький, в заводском масле, пистолет системы Токарева, образца тридцать третьего года. Надо же! Генерал не подозревал, что может скучать по оружию. Пистолет привычно забрался в руку, как забирается на колени любимый кот. Иван Иванович с удовольствием играл с пистолетом – глянул в патронник, вытащил пустую обойму, вставил обратно. Финн терпеливо наблюдал за этими грозными эволюциями.
-- Каропка патроны на кухне. Шенщины решили, -- старик замялся, застеснялся…
-- Что еще?
-- Мой подарок хозяйке форта, -- он держал в руке шкатулку из карельской березы. Волшебная древесина светилась солнечным светом. Иван Иванович нахмурился, но подарок принял. Ларец показался ему слишком тяжелым, и он вопросительно глянул лешему в глаза:
-- Фашша хосяйка любит Шеймс Бонт?
Генералу стало стыдно. Он не знал, какое кино смотрит Иван-Чай и смотрит ли она его, вообще. В шкатулке, на черном бархате лежал никелированный «Вальтер ППК». Лежал пистолет притягательно до одури. Но в их случае?
-- Больше мужества, генерал. Дай Бог, не пригодится! – сказал чужим голосом старый Маттила и словно очнулся, захлопал глазами, засуетился.
-- Спасибо! Непременно передам! – Иван Иванович улыбнулся широко и хищно. Не Маттиле, а неведомому собеседнику, -- а тебя, храбрец, я еще повстречаю. Подарками мы премного благодарны! Господин Маттила, перестаньте пускать к себе в голову разных провокаторов… смотритесь мерзко, болтаете всякое! То крысами пугаете, то подарки от Бонда… Бонд из морской разведки Ее Величества, нам только шпионов британских не хватало… -- Генерал говорил, не переставая, какую-то несусветную чушь, повторялся, ходил по кругу, заморачивал голову и вдруг:
-- Стоять, руки в гору! Только дернись, враз кадык прострелю!!! – чудесным образом, Вальтер был точно нацелен чуть ниже подбородка. – А ну, обзовись хоть перед смертью, кто ты такой и что тебе тут надо?!
Чтобы войти в человека, или не в человека, не важно, существует спецтекст, то есть заклинание. Другое, похожее, для выхода. Но они сами работать не будут, их произносить надо. Вслух и отчетливо. Гостя можно поймать, если не дать ему декламировать колдовские стихи. Можно и рот заткнуть, но посетитель может изловчиться и промычать нужные слова. Иван Иванович знал, что надо стрелять, и знал куда и как направить пулю. Когда гостеприимный хозяин лишался дара речи, засидевшийся гость тоже замолкал. Замолкал – значит, не мог покинуть чужое тело. В случае смерти хозяина тела умирал и подселенец.
Госпожа Северный ветер многому научила своего непостоянного спутника. Пригодилось. И больше бы пришлось к месту, но вспоминалось уже с трудом.
-- Ну, что, тварь, обзовись честно! Отпущу, ей Богу, отпущу! В другой раз жизни лишу, так и быть!
Исторический дед Маттила, был явно одержим пришельцем. Выражение лица, лицом уже не было. Только испуганные глаза косили на пистолет и дрожали побелевшие от ужаса губы. Гость тоже молчал, делая вид, что уже ушел, да и, вообще, не заходил.
Генералу не хотелось сбивать темп затянувшейся паузой. Не произнося ни слова, он щелкнул взведенным курком. Наступила совершенная тишина, тут же рассеченная женским криком невероятной силы и продолжительности. Всем, кто был рядом, живо представилось, как тонкая алмазная фреза вскрыла им черепа и, слой за слоем, нарезает мозг. Иван Иванович отбросил «Вальтер» и закрыл уши руками. Ведьмы рванули на улицу, со двора пробивались Смыслов и капитан Сергей, а вольере заходились от лая четыре прекрасные собаки. Для полноты образа, был нужен хотя бы один танкист… но совершенство ускользнуло вновь.
Почетный леший республики, едва ощутив возвращение власти над руками и ногами, метнулся что было сил. Перепрыгивая через столы, опрокидывая лавки, роняя и разливая, сталкивая и размазывая, он метался по кухне, неся хаос и разрушения
-- Сар-р-р-р-ркана аусма-а-а-а!!! – орал несчастный, даже не подозревая, насколько он близок к разгадке всей загадки. Наконец, главная по кухне, тетушка Заячья Капуста открыла маленькую дверцу для отходов. Завидев квадратик дневного света, унтер-офицер Второго батальона ободрился и, в один удар, как на биллиарде, покинул помещение. Больше его никто не видел. По эту сторону границы – точно.
* * *
Бригада лесных битников прекрасно справилась с работой и без надсмотрщиков. К выходным было готово. Заборы обрели метровую ширину и трехметровую высоту. Все окна были зашиты щитами из дубовых досок, от которых отскакивала револьверная пуля. На крыше главного корпуса появилась наблюдательная платформа. Два пулемета системы Владимирова держали под прицелом все подходы и подъезды к усадьбе. Там же были оборудованы огневые точки для снайперов. Амбразуры для автоматчиков пробили на высоте человеческого роста. Двойные боевые посты прикрывали ворота и калитку. Ручные пулеметы РПК и настоящие АК-47, пробивающие железнодорожный рельс, составляли нижний огневой ярус. Кроме того, у каждого, заступившего на пост бойца, на портупее висела кобура с пистолетом Стечкина, любимого оружия Фиделя Кастро и Эрнесто Че Гевары.
На поле установили мишени. Кинолог Сергей и сестра Гербера, с утра до обеда, обучали
