взгляде янтарных глаз Иосифа Виссарионовича прочитал: «Год, а всего три». Так и случилось: через год, в январе 1924-го, Сталин заявил с трибуны конференции: «Ошибка Троцкого в том и состоит, что он противопоставил себя ЦК и возомнил себя сверхчеловеком». Одного козыря Каменев вмиг лишился, а через три года лишится вообще всего.
…Историки-исследователи ещё долго будут выяснять, кто первый сказал фразу: «Революция пожирает своих детей». Но имеет ли это большое значение? Пожирает, пожирала и, скорее всего, будет пожирать. На то она и революция. Жравчик плюшевый, как выразился один писатель.
Кто не с нами, того и сожрём. Если ты колеблешься или хоть в чём-то против, сразу ты – Баба Яга. Мы тебя не просто «пропесочим», мы о тебе разгромно-обличительную статью в газете напечатаем. А то и потяжелее статью пришьём, и президиум-тройка тебя сожжёт глаголом: «Партбилет ложь!»
Очень скоро Анжелика Балабанова получит из советской дипмиссии газету «Правда», в котором прочтёт указ об исключении её из рядов Российской коммунистической партии за «меньшевистский подход». В этом же номере содержалась статья Емельяна Ярославского, который стал главным специалистом по обличению в печати неугодных Политбюро ЦК.
– Странно как, – успокаивающе скажет ей Виктор Кибальчич. – Революция сначала пожирала своих детей, теперь, видимо, дошла очередь до родителей. Новых членов принимают массово, а основателей партии исключают. Эти четверть миллиона пролетариев, что приняты в РКП(б) после смерти Ленина, они что, специально ждали кончины Владимира Ильича? У нас любить умеют только мёртвых? Или я чего-то не понимаю?..
Балабанова стала первой из «выдающихся членов партии», которых «Правда» обличила как предателей-оппозиционеров. Вторым будет Троцкий, третьим – Зиновьев. «Гонка с выбыванием» только начиналась.
…Лев Давидович Троцкий стремительно поднимался на вершину славы и популярности. Ленин знал, чувствовал, что новую власть никто не сможет защитить, кроме Троцкого. Красную армию тот создал, «вытащил из небытия», как потом признавал Ильич. А после Гражданской войны, которая была победоносно завершена двадцать пятого октября 1922-го, Троцкий круто занялся экономикой. Кожаный костюм и сапоги сменил на белую униформу без знаков отличия. Плюс светлые ботинки и широкая плоская фуражка, тоже белая. Вот он какой – председатель Реввоенсовета, неоспоримый «вождь № 2», большой любитель смотреться в зеркало истории. Коллеги по партии принимали его с восхищением, но без любви. А сам он никогда не снисходил до панибратства. Его всегдашняя суровость и неукоснительная требовательность постоянно подпитывали завистников и недоброжелателей.
Этот самоучка был эрудитом во многих областях знаний, его энергии и способности мгновенно принимать решения хватило бы на десятерых. Да, было время, когда Ленин называл его «иудушкой». Однако когда заболел, оставил ему чистые бланки председателя Совнаркома со своей подписью – мол, делай, что считаешь нужным.
Лев Давидович знал себе цену, и бережливо собирал всё написанное, продиктованное стенографистам – это для собрания сочинений, для потомков. Хранил все записки и телеграммы. Например, эту, посланную ему в предпоследний день августа 1918-го: «Свияжск Троцкому Немедленно приезжайте Ильич ранен Неизвестно насколько опасно тчк Полное спокойствие тчк Свердлов». Лев Давидович тут же развернул свой бронированный спецпоезд в Москву, но, увидев «полное спокойствие» Якова Свердлова, сразу понял, что делать и кто виноват.
В экономику он вникал основательно, глубоко и с разных сторон.
«Мы тут все зачитываемся планом Троцкого по восстановлению разрушенного войной хозяйства, – писал Анжелике вернувшийся в Россию Виктор Кибальчич. – В духовной нищете последнего времени было лишь два просвета – две небольшие, но ёмкие книжки Льва Давидовича с требованием «Нового курса» и анализом «Уроков Октября». Обе сразу же смешаны с грязью нашей официальной прессой. Мы тайно собирались в одном из пригородов, чтобы читать и обсуждать эти живые страницы…»
Далее Виктор, старательно избегая имён, сообщал эзоповским языком, что «Уроки» ещё в вёрстке легли на стол «оставшемуся треугольнику», где два трусливых катета, а гипотенуза – «вообще никто». И весьма призрачно намекал, что Лев Каменев, отвечавший за публикацию, решил прежде посоветоваться со Сталиным. Тот посоветовал печатать. Каменев дуплетной ловушки не понял, издал книгу Троцкого – потом расстрельный приговор объяснит ему, кто есть кто и что такое дуплет.
Началась методичная травля Троцкого. Двадцать пятого октября 1924 года была объявлена всероссийская «литературная дискуссия».
«Дорогой Виктор, – писала Кибальчичу Анжелика. – Я по-прежнему много преподаю, перевожу и сама пописываю, стараюсь занять себя, но на душе очень тревожно. Недавно прочитала у одного модного поэта: «Когда я итожу то, что прожил, и роюсь в днях – ярчайший где, я вспоминаю одно и то же – двадцать пятое, первый день...» Каюсь, даже полезла в книги по нумерологии. Лев Давидович сейчас в опасном положении. Вот мне и показалось: может, это небесное проклятье висит над ним? Прямо какая-то мистика у него с датой «25 октября». Родился в этот день. Находясь в тюрьме, «заказал» революцию на 25-е. Ровно через год на заседании ЦК предложил освободить из-под ареста офицеров, взятых в заложники, призвал этих военспецов в РККА, и благодаря этому 25 октября 1922-го закончилась Гражданская война. 25 октября следующего года – поражение революции в Германии, о победе которой он мечтал. Сейчас вот – опять та же дата. Или я уже с ума схожу? Но ведь и Зинаида Гиппиус считает цифру «9» своим перстом Провидения. Её стихи я читаю. Пишите мне, Виктор. Любочке огромный привет. Ваша А.Б.»
Балабанова не знала, – да и никто не мог знать, – что через три года, 25 октября 1927-го, Льва Троцкого исключат из партии. Специально подгоняли под 10-летний юбилей социалистической революции? Кто ж теперь скажет.
Мистика? Скорее, памфлет. Не зря Бернард Шоу называл Троцкого «королём памфлетистов». Вот только смешного становилось всё меньше. Приближалась довольно страшная пора. Можно сказать, это были её только первые дни…
«Мне удалось переговорить с нашим опальным другом, – сообщал Балабановой в ответном письме Виктор. – Вот его слова: «Передайте милой Анжелике мою благодарность за заботу. В году триста шестьдесят пять дней, и каждый из них – наш. Раздутый бюрократический аппарат сейчас из кожи лезет, чтобы извратить результаты Октября. Предоставим пустобрёхам брехать в пустоте. История всё расставит по своим местам…» От себя могу добавить, что Леона очень смешит, когда его называют «неразоружившимся троцкистом». И не сдаётся, хотя его запретили где-либо печатать».
Дальше Виктор писал откровенно, словно прощаясь:
«Позади годы сопротивления непрекращающемуся давлению тоталитарного режима. Революция вступила в фазу реакции. Любой, кто выступает за свободу слова, получает клеймо «неразоружившегося», потенциального врага народа. Подполье потерпит поражение по двум причинам: неограниченная власть полицейского аппарата раздавит всё, а наша теоретическая и сентиментальная верность партии сделает нас уязвимыми. Руководители побежденной оппозиции сняты с постов и арестованы. В Ленинграде на свободе остались только я и Александра Бронштейн, в Москве – старый и больной Борис Михайлович Эльцин, бывший председатель губсовнаркома на Урале, да его сын, но и их вот-вот посадят. Наш с вами питерский начальник отправлен в ссылку. Ещё вчера про него ходил анекдот: «На ХХХ съезде 90-летний Зиновьев, поддерживаемый медсёстрами, будет звонить в председательский колокольчик». А вот поди ж ты – исключён из партии…»
М-да, вся жизнь стала похожа на скверный анекдот. Что, товарищ Зиновьев, «партбилет ложь» и тебя коснулось?
