Две печальных истории

солнце осветило обнявшихся Амура и Психею, над ними витало радужное облако снов и бездумного счастья. Оно казалось стойким и непоколебимым. Теперь, когда не стало преград, и зацелован каждый локон – что могло его сокрушить, что могло отобрать обретённое богатство?!
Увы. Сколь мало каждый знает себя, грешного!

Пришёл новый день, суетный и хлопотливый, небожители спустились с небес, кружевные юбки ночного туалета уступили место приличествующему для юной дамы наряду. Саша с умилением следил, как Маша, смущённо розовея под его взглядом, складывает бельё, плещется у умывальника, снимает с плечиков розовое платье… Всё вызывало сладостные чувства, возвращало к блаженству. Маша так прекрасна, так восхитительна! Вот она сейчас сбросит с шеи шёлковые ленты, снимет помятую, но всё равно прелестную шляпку в розанах, расчешет свои, пусть сбившиеся, но обожаемые, столь драгоценные теперь локоны, которые так пьяняще щекотали ему лицо – и он вновь станет любоваться тонким пробором в золотых её волосах.

Маша сняла шляпку.
Психея уронила светильник.

Вжавшись в стену, Саша с ужасом видел Машину голову, отделявшуюся от плеч.
Ах, нет, нет, голова осталась – но что это?! Это машины волосы отделяются от головы и следуют за шляпой. Волосы, эти кручёные кольца, целованные-перецелованные – это не Маша. А Маша без них! Без волос! Маша – это вообще не Маша! Даже с красивой причёской. Маша, которая была ночью – фальшивая Маша. Какая-то гадость, а не Маша! Как он мог это целовать?!
«О Боже! – повторял он, бледный и трясущийся. – Боже, как же это?! Как теперь жить?!»
Положив шляпу, Маша удивлённо взглянула на него: «Саша, ты что?»
Они уже были на «ты». Он зажмурился и не ответил.

И ночь любви никогда более не повторилась.
В столовой или коридорах столкнувшись с Машей, Саша шарахался в сторону, и, если она случайно задевала его краем платья, испытывал омерзение, будто прикоснулся к дохлой крысе. Локоны, отделяющиеся от Машиной головы, в его голову засели навек.

А Маша не понимала. Маша пыталась мириться, ссориться, объясняться. Что он мог объяснить? Что едва взглянув на неё, он готов бросится в ватерклозет и перегнуться через край ванны?
Где ты, вино Рейнхессен?!


Интересно, существует ли вино «Локон любимой женщины»? Хранят же локоны в медальонах...
Или парик. «Парик любимой женщины». А что? Для века восемнадцатого – вполне.
А вот ещё, «Подвязка любимой женщины». Современному человеку сей предмет туалета мало о чём говорит, так что история этот образ приняла и прожевала. Он существует с четырнадцатого века, орден подвязки. Благородный английский король Эдуард Третий поднял оброненное возлюбленной крепление для чулка, осадив придворных словами: «Honi soit qui mal y pense» – «Пусть стыдится подумавший плохо». Не убежал, представьте, в интимную кабинку, подгоняемый рвотными позывами! Но не все же – короли...

Что же касается Саши-Маши – там всё закончилось грустно. Только в старости Саша забыл про шляпку в кудряшках – и то по причине склероза. Впрочем, Маша давно уже лежала в гробу, и у него была другая жена, которая не носила ночных шляп, да и мода изменилась.