как до, так и после неё.
- И этот камешек в мой огород, - горько, но всё же по-доброму улыбнулся ей Анатолий Михайлович. – Тут нужно ещё добавить, что людей держат вещи, которыми они обзавелись, зачастую потратив на их приобретение всю свою жизнь. Хотя и земные удовольствия тоже. А у кого того и другого по минимуму, тому и умирать не боязно.
- Не знаю, - не согласилась она. – Если б была вера в существование души после смерти, то и ко всем благам было бы прохладное отношение. Пример тому, люди того Мира, откуда пришел Наю. Ведь мы все убедились на конкретном примере, что жизнь для них не такая уж ценность, чтоб беречь её только ради жизни как таковой. А вот если для своего народа или общества в целом, совсем другое дело.
- А разве может быть иначе? – спросил Наю.
- Не просто может, у нас такое было и есть, - ответил Анатолий Михайлович. - Многим нашим соотечественникам в девяностые было наплевать на страну, и потому как только запахло жареным, рванули в западные страны пусть даже холуями, лишь бы там платили больше. А по настоящему честные и совестливые люди, то есть истинно русские, теперь в могилах как после войны, только не от телесных, а душевных ран, что классифицировались как сердечно-сосудистые заболевания. Каждый может в этом убедиться, посетив любое кладбище в России, насколько оно увеличилось в роковые начала девяностых. Болит душа от того, что я живу, а их уже нет с нами.
У Высоцкого были строчки в одной песне как раз обо мне:
...Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться, я почел бы за честь.
Но хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть,
У того, у кого она есть...!
Комнату, и даже весь дом накрыла долгая тягостная тишина. Первой поднялась и ушла Мила, за ней встал дедушка, но подойдя к двери остановился.
- Мы тут с мамой решили, через недельку съездить на кладбище к папиной могиле, - повернулся он к Вете.
Она даже растерялась, не зная, как реагировать на столь неожиданное сообщение. С одной стороны, конечно, она давно этого хотела и можно было бы обрадоваться, но с другой – воспоминания о папе всегда возбуждали у неё глубоко печальные чувства.
- Может случиться, что там будет много людей, - продолжал он, теперь уже обращаясь к Наю, - и чтоб не заниматься затуманиванием их мозгов, прибегая к помощи старейшин, тебе было бы лучше одеться в нашу одежду.
На этот раз он никак не возражал и в середине недели мама с дедушкой отправились за покупками. Высадив Вету у школы, где в тот день проходили первые сборы и раздавали новые учебники, поехали в соседний поселок, где их никто не знал. Ведь глупо было в местном магазине искать вещи для юноши, к тому же ассортимент тут был довольно мал. Времени на всё про всё ушло не так уж много, но когда на обратном пути подъехали в школе, то она их уже ждала у ворот.
- У меня такое чувство, - задумчиво проговорила Мила, пока Вета подходила к машине - будто мы одеваем своего будущего зятя.
Анатолий Михайлович усмехнулся, но ничего не ответил. Однако по дороге домой еле заметная улыбка не сходила с его губ, для неё же эта мысль казалась не очень приятной.
Рассчитывая застать Наю в прихожей, все направились туда; каждому было интересно увидеть его в цивильной одежде. Вете хотелось самой отдать ему покупки, но она несла тяжелый, набитый учебниками рюкзак. Поднявшись наверх, Мила положила покупки на фортепиано. Он тоже заходил в прихожую, видимо до их прибытия был в кабинете.
- Это тебе, - проговорила она, указывая на пакет.
Очевидно, Мила думала, что он заберет его и пойдет в какую-либо комнату переодеваться, но произошло то, чего домочадцы никак не ожидали. Вместо того чтоб достать одежду, разложить и рассмотреть её, как это обычно делается, он стащил с себя балахон и бросил на банкетку. Никакого нижнего белья на нем не было. Вета вспрыснула и крутнулась на месте в обратном направлении. Мила повернула голову в её сторону:
- И часто он так делает при тебе?
- Никогда! – стараясь сдержать смех, ответила она. - Это я всё время переодеваюсь в балахон, когда мы тренируемся.
- И были они наги и не стыдились, - процитировала строку из Библии Мила.
- Так ему уже за семьдесят! – улыбнулся Анатолий Михайлович и, направляясь к Наю с желанием помочь разобраться с вещами, добавил. - К тому же он всех нас может видеть как угодно.
Нетрудно было заметить, что тот на самом деле находился в замешательстве, вертя в руках джинсы.
Мимолетный взгляд, скорее всего, отметил бы, что Наю очень уж худой, но на самом деле тело его было жилистым и даже мускулистым. Подбирая в магазине одежду, они, в общем, представляли его стройным, но не настолько.
- Вот и всё, - сообщил дедушка, давая понять Миле и Вете, что можно повернуться. – Завтра нужно съездить поменять джинсы на меньший размер, а футболка вполне пойдет.
- Сядь на стульчик, - подойдя к Наю, почти повелительно сказала Вета.
Затем присела, подвернула ему джинсы, отпустила шнурки на кроссовках и поставила рядом:
- Одевай и зашнуровывай сам.
С этим он справился на удивление легко.
- Теперь носи постоянно, чтоб быстрей привыкнуть – посоветовал дедушка, обратив внимание на его явно выраженное состояние дискомфорта.
- Дайте на время ему свой пояс на джинсы, - посоветовала Мила, - и ненужно никуда ездить. Может после поездки он вообще ничего из этого одевать больше не захочет.
На том все и согласились.
Очевидно, Наю последовал совету дедушки, потому что через пару дней чувствовал себя в обновке достаточно легко и свободно.
И вот настал долгожданный для всех день. Мила села впереди, хотя ей было бы совсем нежелательно там быть, но на заднее сиденье отправили «молодых». Поначалу домочадцы чувствовали себя вполне спокойно и свободно, но к концу поездки всех охватила скованность.
Прибыли на место далеко за полдень.
- Мы добирались сюда с Ветой гораздо быстрее, - заметил Наю.
Но она с мамой, погруженные в себя, не обратили внимания на его замечание.
- Ну, ещё бы! – пожав плечами, отреагировал Анатолий Михайлович.
Куда идти знала только Мила, поэтому пошла с ним впереди, а Вета с Наю в нескольких метрах за ними. Людей на кладбище практически не было, так что былая скованность практически рассеялась.
Пройдя метров тридцать по вымощенной меж надгробий дорожке, Мила вдруг резко повернулась к Анатолию Михайловичу и уткнулась ему в грудь, прикрыв лицо ладонями с обеих сторон. Любой прохожий подумал бы, что женщина плачет на груди у мужчины, а он успокаивает, поглаживая её по спине. Вета подскочила к ним и хотела было спросить, что случилось, но не успела.
- Это она, - тихо проговорила Мила, - его жена.
Вета повернулась в том направлении и увидела, как скорым шагом к ним приближалась совсем незнакомая ей женщина.
- Не смотри в ту сторону, - вполголоса сказал ей дедушка. – Ненужно привлекать внимания.
Вета повернулась к Наю, который стоял на том месте, где она его оставила.
- Ты можешь сделать так, чтоб она увидела в тебе папу? - не произнося слов голосом, спросила она.
Душераздирающий стон подобный сдавленному крику из адовых глубин разорвал кладбищенскую тишину, когда, поравнявшись с ними, женщина рухнула на землю без чувств.
- Уходим, - отстраняя от себя Милу и озираясь по сторонам, впервые скомандовал Анатолий Михайлович.
Благо никого из посетителей кладбища вблизи не было, да и отошли они не слишком далеко от входа, так что быстро вернулись к машине, сели и отправились обратно.
Какое-то время ехали молча, каждый испытывал при этом двойственное чувство.
- Она хоть жива!? – повернулась наконец Мила к Наю.
- Конечно, - спокойно ответил он - Ей помогли дойти к машине, только она не решается ехать.
Все сразу почувствовали облегчение, появились улыбки на лицах, кроме Наю, конечно.
- Все-таки жаль, что не удалось побывать на могиле, - произнес Анатолий Михайлович.
- Теперь я знаю, где это, - сообщил Наю. – Там сейчас работают люди, что-то устанавливают.
- Сколько времени прошло после похорон, - нахмурилась Мила, - а она только сейчас решила поставить памятник.
Хотя поездка в целом не удалась, никто не был расстроен, но всё же всю дорогу молчали. Зайдя в дом, все разбрелись по своим комнатам переодеться, только Наю остался в прихожей, думая о том, облачаться ему в свой балахон или нет. В скором времени каждый решил, что нужно обменяться мнением о случившемся и, не договариваясь, пошли в столовую. Вета зашла последней, когда остальные уже были там.
- Почему ты попросила меня это сделать? – обратился к ней Наю.
- Что сделать? – поинтересовалась Мила.
- Разве она что-то говорила? – удивился дедушка. – А…, ну, да, вы ведь можете общаться про себя.
- Не знаю, - смутившись, Вета направилась к дивану. – Само собой как-то получилось.
- Была бы я в другой ситуации, я бы ей…, - резко отреагировала Мила, но не договорила.
Что она хотела сказать, знал один Наю, но и остальные, конечно, догадались.
- Почему-то вы никак не можете понять, - обратился он ко всем, - что произошедшее с нами является запрограммированным действием высших сил и каждый, будучи участником тех или иных событий с нами, является только исполнителем этой программы и….
- Подожди-ка, - остановил его дедушка. - Ты хочешь сказать, что каждый человек по жизни исполняет предназначенную ему роль и не в состоянии из неё выйти?
- Нет, конечно, - возразил он. - Основному большинству людей довольно легко можно выйти за рамки своей предназначенности, но в нашем случае практически невозможно было не исполнять программу.
- Получается, что мы действовали как безвольные роботы, - решила уточнить Мила, - в соответствии с нашими программами?
- Совсем не так, - и с ней не согласился Наю. – Мы по своей природе максимально соответствовали её исполнению и каждого постоянно оберегают и направляют. Мы не были безвольными исполнителями, мы просто не могли поступать иначе, всегда добровольно оставаясь в её рамках. Да, нечасто и даже очень нечасто случается, чтоб так всё сходилось. Однако большинство людей как в вашем, так и нашем мире имеют лишь общечеловеческую предназначенность, а какой-либо своей у них нет. Следовательно, они живут абсолютно по собственным убеждениям, исходя из своего понимания жизни, и именно на этом основан сам принцип существования человека. Мы ведь люди, а не животные.
- Иначе говоря, - резюмировал Анатолий Михайлович, переводя взгляд с Милы на Вету и обратно, - никто из нас не имеет права на мщение за причиненные нам обиды и боль, так как всё произошедшее было заранее запланировано свыше.
- Не суди, да не судим будешь, - Мила села на диван рядом с дочерью и обняла её.
- Хорошо, - дедушка повернулся к Наю, - в отношении нас как бы понятно. А что ты скажешь о тех людях, которые живут обычной жизнью, то есть не являются исполнителями некой программы свыше, но при этом страдают или погибают по вине других? В нашем мире это сплошь и рядом, а ведь в каждом конкретном случае всегда можно найти человека виновного в бедах и трагедиях другого. Мало того, лишаются жизни даже в малолетнем и младенческом возрасте, не говоря уж о количестве безвинно погибших вообще.
- Конечно, - согласился он, - умирают люди и не по своей вине, хотя им предназначалось ещё жить. Не будем говорить о тех, кто жертвует собой, защищая своё общество от
