Другой-7. Шаг в сторону.

Шаг в сторону. Сага о Другом и о Других - 7
­­­После неизбежного, как сентябрь, колхоза начались, наконец-то, занятия. А с ними - проблемы, о которых предупреждала Оля. И которые коротко и предельно ясно сформулировал бородавчатый Шеф из "Брильянтовой руки": он слишком много знал.

Ну, знал я, положим, не слишком много. Правда, чёрт меня дёрнул прочитать полученные в библиотеке учебники. Интересно же! Я их прихватил с собой в этот "Светлый путь к недостижимой цели". А чем ещё прикажете заниматься по вечерам после восьмичасовой раскоряки на этих окаянных бороздах? Пить подло-выгодное под заезженного - до неразличимости слов - Высоцкого? Обжиматься с колхозными девчонками на танцульках под... это уже не патефон, конечно, но и ещё не музыка. И от первого, и от второго, и от третьего-четвертого меня тошнило просто физически. Форму я старался не терять, вставляя в работу на картошке элементы волевой гимнастики. Пробежки и плавание в местной речушке. Тяжёлых железяк хватало. Проблема была с Олиными упражнениями. Так на то Аллах и посылает трудности, чтобы их преодолевать

К тому, что я чудак не от мира сего, ребята давно привыкли. А о том, что я Другой знала только Таня. Да и то самую малость. И зря не трепалась. Наследственность и воспитание. И то, и другое очень высокого сорта. Принципиальный папа-генерал её от колхоза не отмазал, прекрасно понимая, что рядом со мной её здоровью, как физическому, так и душевному, урона не будет. А лучше - очень даже может быть. Олины книги на английском и немецком - их и было немного - давно прочитаны и усвоены. Вот и приходилось штудировать все эти "Пропедевтики", "Основы" и прочее, а то и спятить недолго от безделья. На близкие отношения с однокурсницами у меня табу было строжайшее. Таня, та была пациенткой. Убедившись, что она уже в порядке, внушил ей полнейшее чувственное равнодушие к моей персоне. В общем - обошлось без неприятностей.

Но вот с самого начала клинических дисциплин мне стало как-то очень трудно от них уворачиваться. Как и предполагалось, кое-что из того, чему Оля учила меня, уже отлично было известно, хотя и называлось иначе. Определение контуров органов по поверхности кожи мы называли "проективным тонусом". А это, оказывается, "скользящая перкуссия". И определяют так только нижнюю границу лёгких. И то, перепроверяют потом обычным простукиванием. А я, что называется с разгону, нарисовал ещё контур сердца и печени. Пришлось срочно прикинуться шлангом и прослушать нотацию с почтением и смирением ангельским. А через день на общей хирургии:

- Юрий Иванович, дайте мне кого-нибудь из этих орлов на третьи руки. Некого больше.

Чтоб я такое упустил?! Тщательнейшим образом помывшись по только-что освоенному Спасокукоцкому-Кочергину и облачившись в сильно желтоватый и воняющий пригорелым хлопком стерильный халат и перчатки (на размер больше, чем надо, но других не было), взял в обе руки по крючку и

- На хрена ты врёшь, что первый раз ассистируешь? Отработал медбратом, так чего стесняешься, так и скажи.

- Пал Иваныч, я сразу поступил, после школы.

- Ага, верю. Берём это на держалки, а ты проведи лигатуру снизу.

- А как?

- … … твою мать!

Рассказать, как я чувствую, чего он хочет, и стараюсь облегчить ему доступ к цели? И оказаться на консультации у психиатра. Хорошо, если у мамы, а если у другого?

И всё время следить за собой, не ляпнуть чего-то поперед программы. А учебные истории болезни: все эти анамнез витэ - анамнез морби!* Ну врёт же бабулька. Зачем? Торчать неделями в палате на шестерых, в вони и духоте? Давиться этой... едой? Её же почти не навещают. Спросить нельзя - будет истерика. А здесь: какая, к дьяволу, стенокардия? Тут хорошему массажисту работа, а не кардиологу. А если мужа обучить массажу и ещё кое-чему, она марафон без одышки пробежит. А эти два лба! Ну была пневмония. Вылечили. Так на хрен им тут торчать три недели? Они же сами домой просятся. Не положено. И ещё, и ещё, и сигналы со всех сторон! Я многим могу помочь - руками, мозгами, словами... Да посидеть часок наедине, подержать за руки, дать выговориться, пожалеть. Им больше и не надо. Низзя.

Я читал, что доноры со стажем не могут прекратить это дело. Им надо, они не могут не отдавать свою кровь, иначе им плохо. А мне? Да гори оно всё! Медитации, релаксации, асаны**. Я свои гири уже не чувствую. Пузыри с какашками. Мама видит, что со мной творится, но это не её. Мне нагрузка нужна, задача и результат. А Оля где-то в ФРГ и не вернется ещё два месяца. Купили у фрицев какую-то охрененную технологию и назначили её главным освояльщиком. А у меня Учительницу отняли, гады.

- Марк! Так как насчёт конкурса? Долго думать будешь?

- Какого конкурса? Ты о чём?

- О самодеятельности. Какое нам дело, что никто не хочет. Заставь. Ты же культмассовый сектор. Сам напросился. Заставь.

- Я человек, а сектор - это математическое понятие. Не умею заставлять.

- Умничаешь? Не хочешь - заставим, не можешь - научим. А хоть сам выступай. Ты же у нас музыковед.

Скотина! Мои лекции о музыке вышли за пределы группы. Последний раз пришлось выступать в третьей аудитории. Но я же не артист. А послать этого общественного деятеля мне трудно. С ним дружит Таня. И уже не просто дружит, а явно влюблена. Вот и она, легка на помине.

- Марик, ну ты же такой артистичный! В самом деле, придумай номер, выступи от группы. Сыграй что-нибудь. Или стихи прочитай.

- Ага, Маяковского. Я знаю, город будет? Я знаю, саду цвесть? А играть на чём? Своё пианино из дома притащить?

- В актовом зале есть рояль.

- Спасибочки, знакомы-с! Шикарный Стейнвей системы "Красная фанера". Он и в лучшие времена был... ладно, замнём. А сейчас ему нужен настройщик на полный рабочий день. Не буду позориться.

- Ну придумай что-то оригинальное. Чтоб все ахнули. Ну, ты же такой особенный, не такой, как все. Ну, Марик.

Шантажистка. А может и вправду заделать что-нибудь этакое? Не получится - я не виноват.

- Чёрт бы вас подрал. Очень оригинальный жанр сойдёт? Раз уж я "особенный".

- Что ты имеешь в виду?

Осторожный, однако. Опасна там жизнь, на верхушке.

- Ну, скажем, номер силовой пластики. Я этим просто для здоровья занимаюсь, но можно обставить красиво. Гири привезу свои. Хорошо бы под музыку. Обеспечь, чтоб ребята с аппаратурой не фордыбачились, когда приду запись оформлять. Ты ж начальник!

- Мудришь ты чего-то, Штерн. Ладно, что от меня... Но готовый номер представишь на утверждение. Бывай. Пошли, Тань.

Так, уже имеем задачу. А задача имеет меня. Это же спасение моё! Как переводится моя фамилия? Вот то-то, пацаны. Опять же, честь родного Вуза. "Ведьмы мы али не ведьмы? Патриотки али нет?!". Книги по йоге у Оли. А ключ от квартиры, где книги лежат? У меня.

Когда идея сварилась, а новые асаны освоены до автоматизма, я представил свой будущий шедевральный номер на самый авторитетный суд.

- Отлично, сынуля! И это действительно твоё спасение. И хорошо, что ты его сам нашёл. Сам загнал себя в колею и сам выбрался! - сказала мама. - Получается оригинально и красиво. По мужски красиво. Какую ты выбрал музыку?

Я поставил на проигрыватель пластинку, вырезанную из "Кругозора". Соло на ситаре. Гипнотизирующая индийская мелодия. Потом "Дубинушку" в исполнении Шаляпина.

- Понятно, - сказал папа. - Йога под ситар, гири под Шаляпина. Но нет связки, нет перехода. Два отдельных номера. Не то. Нужна общая идея.

Он задумался.

- А если так: мир и война. Спокойная, изощрённая мудрость мира и сокрушительная сила войны. А музыкальная связка...

Я поймал папину идею.

- Лотарингский марш. Тема нашествия из "Седьмой" Шостаковича. Точно. Наложим записи. Диссонансом на фоне ситара. Ситар уводим в пианиссимо, а марш поднимаем в форте. И - "Дубинушку"! Класс!

- У меня есть друзья в филармонии. Если нет нот для фоно, найдётся там умелец. А сыграешь сам. Теперь - костюм. Есть идеи?

- И не одна. Первая: обычный костюм гимнаста. Белая майка и белые брюки. Или как там они называются.

- Пресно. Ни перчинки, ни изюминки.

- И ещё минус: я обязательно вспотею. Мокрые пятна. Фи! Второй: шальвары и тюрбан. Это уже в тему.

- Только для первой части. Русский богатырь в шальварах! Тебя яйцами закидают.

- Отстояв за ними три часа в очереди. Под тюрбан спрячу классический русский шишак. За гирей наклонится йог, а встанет русский богатырь. И весь этот реквизит можно поклянчить в театре. У тебя и там есть приятели.

- Бога нет, но троицу он любит. Давай дальше.

- Классическая набедренная повязка. Для йога - самое оно. А шлем спрячу среди гирь. Надену под "Дубинушку".

- Не пропустят ханжи. И...

- Завистники. Но если в этой приёмной комиссии в большинстве будут женщины, то они обязательно должны найти вот такой компромиссный вариант.

Я выложил журнал с фотографией Дикуля,*** которому фломастером пририсовал тюрбан.

- Давай сюда. Сработает. Но они тебя сразу не пропустят. Тем более, что в отличие от него, у тебя очень красивое тело. .

- Мои гены! - гордо сказал папа.

- Ты уверен?

Мама, как всегда, оказалась права. Номер для той приёмной комиссии пришлось повторять дважды. В шальварах я отработал его чётко бесстрастно, как гимнаст на соревнованиях. Против сочетания их со шлемом возражений не последовало. Кто-то вспомнил, что подобное видел на картинах с изображением древних витязей. Только бы ткань поплотнее. Ему возразили, что тогда исчезнет "аромат востока" (От штанов. Они себя сами слышат, хохмачи?), а гимнастика явно йоговская. Йоговская?! А как это будет с идеологических позиций? Я, извинившись, встрял в дискуссию и положил на стол все четыре номера "Науки и жизни" с закладками на статье Воронина о хатха-йоге. Дискуссия вернулась к шальварам и степени их прозрачности. И тут вспомнили про второй вариант костюма. Дамская фракция заволновалась и единодушно потребовала номер повторить. Что и было исполнено.

Вот тут я уже постарался. Нет, я не стал агрессивней, к собственному сожалению, но безобидно постебаться - это в кайф. Начав с "кобры" и постепенно усложняя асаны, я прямо таки излучал всепобеждающую таму****. Пока секунд сорок отдыхал в позе лотоса, прислушиваясь к нарастающей тревоге Лотарингского марша, оценил реакцию членов комиссии. Члены были индифферентны. Зато обладательницы йони***** млели и таяли. Перейдя к гирям и шарам, я резко сменил манеру на сугубо брутальную. Йони достигли крайней степени восторга, в носителях лингамов проснулся и тяжко заворочался комплекс неполноценности. Председатель всего этого - доцентша с кафедры научного коммунизма - слегка охрипшим голосом и не отрывая повлажневших глаз от моей взмокшей фигуры, попросила не уходить до окончания обсуждения, поскольку - хотя уже есть мнение номер допустить к конкурсу - моё участие в дискуссии может быть полезным при решении спорных вопросов. При этом её пальчик почти точно указал на стопку журналов. Осталось утвердить "фасон сценического костюма". Под довольно энергичным натиском лингамов йони признали, что с богатырским шлемом моё, с позволения сказать, одеяние никак не "гармонизируется". И вообще, оно просто непристойно! Надо вернуться к первому варианту. О, Вишну всеведущий, читающий в сердцах! Тебе лишь ведомо, как их