маленькие флажки.
Самым шикарным считается козленок на вертеле. Его подают лишь в нескольких местах и по особой договоренности. мы как-то решились. Утром прогулялись до ресторанчика с названием «неряида» и ушли на пляж. Возвращаемся вечером, прожженные насквозь, и видим, что навстречу бежит наш хозяин, Кристас.
— Елена! — кричит он. — Где вы ходите?! Козленок уже готов, два раза звонили, и один раз посыльный из «неряиды» прибегал!
Они все друг про дружку знают. Как-то спросили Кристоса:
— А бывают здесь русские?
Тот мгновенно ответил:
— Сегодня было три машины с русскими номерами.
Специфика — вся еда из окрестных деревень. У помидоров вкус помидоров, арбузы сладкие, перец жжет. Меню, конечно, тебе подадут, и там даже будут написаны слова и цифры. но действовать надо по-другому.
— А что у вас сегодня из приготовленного?
И ресторанщик, задумавшись, словно я сегодня первая делаю заказ, начнет перечислять: мусака, перец, фаршированный рисом и травами, запеченная в печи баранина, мясо в виноградных листьях...
Про рыбу не говорят. Ее показывают. Тебя заводят в недра пустого зала — это зимний зал, летом его даже не открывают, — и повар выносит поднос, где, припорошенные колотым льдом, лежат скользкие рыбины.
— Сегодня у нас редкая рыба — скорпион. — Повар поднимает за жабры создание алого цвета и уважительно подносит мне прямо к лицу: — Вам поджарить или гриль?
Перед рыбным рестораном воткнуты две палочки, перетянутые веревкой. на ней, как сохнущее белье, висят октопусы. Конструкция служит и вывеской, и рекламой, и хранилищем. можно подойти, сфоткаться и тут же выбрать понравившуюся ногу.
Как-то еще в самом начале путешествия муж раскрыл меню и попросил единственную рыбу, название которой он может произносить по-английски: красные мулеты. По-нашему это красноперка, она вовсю водится на Дальнем Востоке.
Официанты заволновались. Пришел главный.
— Сегодня не привезли. Точно будет завтра.
На следующий день, очень жаркий, мы устроились не на песке, а рядом с пляжем, под широкой смоковницей. Около часа к нам подбежал молодой человек в белой куртке.
— Лодка уже в порту! — закричал он, только завидев нас. Портом они, кстати, называют дощатый пирс, где одновременно могут припарковаться три рыбацкие лодки и один прогулочный катер.
— минут через пятнадцать будет уже на кухне!
Вы еще поплавайте, а как будет готово — я вам с берега помашу!
На столе, обуреваемая бризом, стояла миска с греческим салатом, как бы прихлопнутая сверху белым ломтем феты; жареные целиковые красные перцы, чуть спрыснутые виноградным уксусом; корзинка с ломтями горчичного хлеба; сосуд с оливковым маслом и пузатенькая бутылочка домашнего вина.
— К мулете хорошо идет именно это вино, — сказал официант и смущенно добавил: — Оно, правда, дороговато: три евро за бутылку. муж махнул рукой, как бы показывая, что по случаю мулеты он готов идти на такой расход, в другую же руку взял половинку лимона и выжал ее на спинки маленьких красноперых окуньков. Но больше всего я люблю мидии саганаки. Я однажды перепутала название и сказала «саволаки». Мне принесли шашлычок, мелко нанизанный на палочку. Тоже оказалось ничего, отказываться-то было неудобно!
Но вернемся к мидиям. В каждой таверне их готовят по-разному. Ни разу мне не попадалось ничего схожего. Хотя, казалось бы, а что такого? Томаты, неизменная брынза, острый зеленый перец, травы... Иногда их подают запеченными в низеньких керамических горшочках. А вот в моей любимой таверне, той, около буйков, это же блюдо выглядит в виде густого супчика, туда же добавляют и горчицу. Про вино я говорить не буду, расстроюсь. ну, во-первых, рецина. Это такой напиток, который делают из винограда и сосновых иголок. нет ничего лучше в жару. Или нет, лучше, когда ты накупался от души, еле доволокся до дома, смыл песок, налипшие бурые пятнышки водорослей, соль,обмотался полотенцами, вышел на балкон... нет, сначала достал из холодильника бутылочку, налил и только тогда вышел на балкон, сидишь, пьешь это холодное чудо и смотришь, как остальные еще только двигаются в сторону дома, таща сумки, зонты и ребятишек в махровых панамках.Так, секунду, сейчас сбегаю к холодильнику и продолжу.
Вот сладкого я не люблю, то есть люблю, но борюсь с весом. Да и впрямь, греческие сладости уж очень сладкие, их делают на меду.
Когда лень волочиться куда-то, я просто режу салат. мой греческий салат — как ирландское рагу у Джерома Джерома. Я туда кидаю все, что зазевалось в холодильнике: сыр, оливки, лук, чеснок, три вида перца, конечно, помидоры-огурцы, посыпаю травами — а там дальше только арбуз.
Арбузы развозит на грузовичке дядька из соседней деревни. Он целыми днями колесит вдоль единственной нашей улицы и выкрикивает слова, которые я уже запомнила, но повторить не смогу. Мы у него еще и связку чеснока купили. Я не удержалась. Повешу дома на кухне.
К чему я все это? А к тому, что отпуск кончился и пора уезжать. Шторм притих, но прибой все равно слышен, он слышен здесь с любого места. И не надоедает. ну не дано ему примелькаться, если вы поняли, о чем я.Пойду собирать чемодан.
Флёр-д’оранж
от святого Нектария
Серебряный юбилей подкрался незаметно. Снять помпезный ресторан и пригласить родствен-ников? Сидеть во главе стола, слушать торжественные тосты и чувствовать себя солидными, серьезными и пожилыми? ну нет! Сбежать от всех, прихватив дочку, и отправиться в путешествие, туда, где море, оливковая тень и вечная молодость!
Глава 1
Греческий салат
Столичная сутолока подождет. Прямо из аэропорта мы едем на Афинскую Ривьеру: по здешним понятиям — пригород, а по московским — 20 минут на такси — почти центр. Приехали — точно и нет Афин. Высокая коробка отеля «Аполлон» на берегу моря, желтый песочный пояс, вдоль которого, как белые зубы в рекламе стоматологии, плотным рядом тянутся дома с террасами; ленивые лежаки сгрудились у бассейна, легкие столики у стойки бара и мерный стук игры в крокет с пляжа.
В путешествии главное — не спешить. Морская таверна прямо на берегу, легкий ветерок и греческий салат. О, это не то жалкое подобие из бледных помидоров и твердых, как орешки, оливок, что подают в московских ресторанах! Настоящий греческий салат выкладывают слоями: тугие овощи, блестящие маслины и сверху — ломтик белоснежной феты, по которой струится золотая полоска оливкового масла.
Кстати, о сыре фета. Заглянув как-то в продуктовую лавку, мы попросили продавца отрезать кусок сыра.
— Какого сыра? — переспросил тот.
— Фета! — довольно ясно объяснили мы. Но не тут-то было. Битых десять минут мы размахивали руками, привлекали на помощь других покупателей, тыкали пальцами в витрину, но продавец упорно повторял, как попугай: «Какого? Какого?», пока наконец мы не сообразили, что за спиной у терпеливого грека стояли ванночки с десятью сортами знаменитого сыра!
Подбадриваемые самым молодым участником путешествия, мы наконец вылезли из-за стола, вызвали такси и влились в поток машин, мотороллеров и туристических автобусов.
Скала, на вершине которой замер Парфенон, возвышается над океаном городской жизни, поглядывая на нашу суету с высоты тысячелетий — величественно и снисходительно. Пройдя через древние мраморные ворота — Пропилеи, мы поднимаемся по широкой лестнице, поминутно останавливаясь, чтобы прочитать в путеводителе историю очередного шедевра. Античность, христианский мир, турецкие завоевания — все переплелось и слилось на священной горе в единый неповторимый ансамбль. Ареопаг, перед которым апостол Павел произнес свое знаменитое обращение к афинянам, театр Дионисия, где малоизвестные драматурги Еврипид и Софокл представляли взыскательной афинской публике первые произведения, пещера, где опальный философ Сократ, завершив трехдневную философскую беседу с учениками, выпил ядовитый напиток — цикуту.
Круты ступеньки, слепит солнце, жара, — дорога к храму должна быть трудна, как заметил, кстати, Сократ, — и вот взмыл перед нами апофеоз европейской цивилизации, замершая на лету птица, великий Парфенон. Внизу, у подножия Акрополя, кишит и шевелится самый старый квартал города — Плака. Так и не осилив поход в Археологический музей, мы спускаемся через древнюю рыночную площадь — Агору — на современные торговые улочки. Не знаю, как в Греции, но на Плаке есть все. Уличные кафе под низкими густолистыми деревьями; антикварные лавочки, где соседствуют зеленоватые монеты с профилем Александра и изысканные коралловые ожерелья; витрины роскошных магазинов с бесполезными шубами и прилавки, уставленные бутылками с оливковым маслом, грудами пахучих пакетиков с мылом, связками желтых пористых губок. Туристы щупают сандалики, прикидывают на себя легчайшие белые платья, добросовестно обнюхивают корзиночки со специями...
Утонув ненадолго в сумеречной глубине маленького магазинчика, мама с дочкой в новых сарафанах вынырнули на солнечный свет, где их ждал заботливый отец семейства с высокими бумажными стаканчиками холодного кофе — фраппе.
Тщетно искали мы на беспечных афинских улочках следы кризиса. Пожалуй, только на площади Синтагма наблюдалось повышенное скопление полицейских. но по-прежнему неизменно шагает у памятника неизвестному Солдату президентский караул в плиссированных юбочках, высоко поднимая ноги в тапочках с красными помпончиками. А за стенами королевского дворца, возведенного здесь в XIX веке, бьется над антикризисными законами тревожная мысль парламентариев. Надеюсь, не без пользы.
Лавируя между мотороллерами, мы перебегаем улицу и ловим такси. И через полчаса бежим к морю, где нас ждет закат солнца, золотая дорожка у самых ног, вечерний бриз и октопусы-гриль!
Глава 2
История в натуральную величину
Дорога бежит вдоль моря, вдоль белых домов с плоскими крышами и блестящими баками солнечных батарей, прорезает оливковую рощу и обматывает серпантином каменистые холмы с редкими суховатыми кустарниками. Внизу, словно на ожившей карте, видна короткая голубая полоска Коринфского канала, соединяющего два залива — Саронический и Коринфский. Городок жмется к берегу, тычутся носами в гавань Коринфа катера и яхты.
Строго следуя правилу — не спешить, мы усаживаемся в кофейне прямо возле автобусной остановки и, жмурясь на утреннем солнце, пьем из малюсеньких чашечек кофе по-гречески.
Пять километров и несколько тысячелетий отделяют современный город от древнего Коринфа. Можно, конечно, взять такси, но мы люди упорные и этот путь в гору преодолеем пешком. Бывалого туриста римскими развалинами не удивишь. Нет, наверное, места в Европе, где не ступала нога римского легионера и где по сей день не сохранились следы их строительного размаха. Амфитеатры с пологими ступеньками, колонны, чья стройность помогает воображению достроить мысленно изящный храм, обломки стены, свидетели величия, прячутся среди современных домов, одиноко царят на высоких и пустынных холмах...
Древний Коринф сохранился целиком. Как и многие старые города, за свою тысячелетнюю историю он пережил войны, разруху, возрождение и снова упадок. Наконец в середине XIX века сильное землетрясение нанесло Коринфу непоправимый удар. Те жители, кто
