пережил катастрофу, покинули развалины и построили новый город на берегу моря.
Улицы и дома древнего полиса на склоне горы засыпал песок, словно специально сберегая для археологов. Семьдесят лет назад начались раскопки и продолжаются до сих пор. Современному наблюдателю город-памятник предстает в том виде, который был создан римлянами и который был свидетелем проповеди святого Павла. Однако история его началась намного раньше. Древний греческий город стоял на стратегически важном месте, там, где узкий семиметровый перешеек соединял полуостров Пелопоннес с материком. Через Коринф проходили торговые пути из западного Средиземноморья в восточное. Экономя время, моряки обходили Сардонический залив и волоком перетаскивали суда через этот перешеек, там, где ныне проложен канал. На знаменитых рынках Коринфа продавали арабский бальзам, финики, слоновую кость, вавилонские ковры, козий пух и рабов. Здесь изобрели гончарный круг и с помощью древнегреческих богов обжигали горшки.
В столице мореплавания появился первый скоростной транспорт: парусники-триеры за счет трех палуб, на каждой из которых работали гребцы, развивали практически крейсерскую скорость. Город богатой греческой знати, торговцев и ремесленников опередил по могуществу даже Афины. Напоминают об этом величии колонны храма Аполлона и легенды. По этим улочкам бродил босой, в хитоне из грубого полотна Диоген и с фонарем в руках искал человека. на рыночной площади, где сегодня пробивается меж мраморных плит кустарник, стояла глиняная бочка, в которой философ предавался размышлениям, и здесь, у городских ворот, в кипарисовой роще состоялась его знаменитая встреча с Александром Македонским.
— Что я могу сделать для тебя? — спросил Диогена великий завоеватель.
— Отойди, пожалуйста, — попросил философ, — и не заслоняй мне солнца.
У развалин храма скользит ручеек. Быть может, здесь, склонившись над свежей струей, Диоген готовил свой скромный ужин, когда мимо проходил местный бизнесмен, Агриппа.
— Вот если бы ты умел водиться с тиранами, — нравоучительно заметил он Диогену, — не пришлось бы тебе мыть коренья.
— Вот если бы ты умел мыть коренья, Агриппа, — последовал ироничный ответ, — не пришлось бы тебе водиться с тиранами!
Однако тираны приходят, когда их и не зовут.
Стройные колонны римских легионеров прошагали через всю Грецию, оставляя за собой руины. Пал и Коринф. на его месте император Юлий Цезарь построил новый город и превратил его в столицу завоеванной римской провинции.
Большой, с четко, по-римски, спланированными улицами город открывается нам во всей своей целостности и сохранности. не нужно даже особой фантазии, чтобы представить, как бурлила в нем жизнь.
Случалось нам видеть реконструированные художникам римские города, разглядывать геометрически чистые линии улиц и изумляться стройным пропорциям дорисованных зданий. Совсем другое дело, оказывается, ходить по сохранившемуся целиком городу, ощущать соразмерность его и гармонию всех частей: галереи, площади, термы. Трава вьется вокруг мраморных обломков, покрытые мелкими трещинами колонны храмов демонстрируют знаменитый коринфский орнамент, меж желтовато-белыми плитами улицы, ведущей в порт, пробиваются алые маки.
По этой дороге в Коринф пришел апостол Павел.
Он поселился в семье палаточных дел мастера, трудился с ним, зарабатывая хлеб насущный, и дарил жителям города хлеб духовный. Здесь основал верный ученик Спасителя христианскую церковь. Святой Павел нашел здесь и учеников, и гонителей. Проповедуя на рыночной площади, роскоши и легкомыслию портового города противопоставил он урок самоотречения и преданности. Через полтора года, уже оставив Коринф, апостол писал коринфянам послание, и именно к ним обратил он великие слова о трех главных чувствах, вере, надежде и любви: «...но любовь из них — больше».
А Коринф продолжал жить своей жизнью. Горожане построили новый порт, возвели за городской стеной храм Асклепия, а городской казначей, богатый и уважаемый всеми Эраст, за свой счет выложил мраморной плиткой пол в театре и, не удержавшись, подписал центральный квадрат: «Эраст» и поставил дату...
У ступенек амфитеатра, собравшись кругом, стоят польские туристы. Они приехали в Коринф из Эфеса по паломническому маршруту, который так и называется: по следам апостола Павла. Ксендз в белой сутане указывает на плитку с автографом Эраста и, раскрыв Библию, зачитывает строчку из послания Павла к корфинянам: «Передайте привет Эрасту, доброму человеку».
Склонившись, я срываю высунувшийся из-под обломка плиты мак и прячу меж страниц путеводителя.
Глава 3
Остров в подарок
Корабль на воздушной подушке доставил нас из порта Пирей на остров Эгина за полчаса. Издалека, с моря, все греческие острова выглядят одинаково: белые яхты в два ряда, круглые купола церквей, каменистые склоны, покрытые оливами, склонившиеся над водой пинии. Везде вас встретит нарядная набережная с зонтиками кафе и смуглыми островитянами, которые, прижимая отчаянно ладони к сердцу, будут уверять вас, что вид на их гавань — самый красивый в Европе. Но сойдите на берег, пройдитесь по витым улочкам, заглядывая в окна лавочек с керамическими кувшинами; пригнув голову, проскочите под длинными серыми ногами гигантского морского гада, свисающего под вывеской «Кальмарная», вдохните аромат фисташковых садов — и вы больше никогда не спутаете Эгину ни с чем!
Собор святого нектария стоит на самом высоком холме, возвышаясь над развалинами античного храма Афины-Афеи, розовой венецианской крепостью и тридцатью православными монастырями. Вместе с другими паломниками поднимаемся по длинной лестнице, любуясь кружевной резьбой по мрамору, украшающей фасад собора и балюстраду, и двигаемся еще выше, в женский монастырь, основанный в прошлом веке святым нектарием. Сюда, к саркофагу, в котором почиет основатель обители, приходят те, кто нуждается в исцелении от тяжелых заболеваний и духовной поддержке. Присев на скамеечку возле источника, мы слушаем журчание воды и размышляем — каждый о своем.
Однако пора возвращаться в Афины. В роскошном отеле нас ждет столик, заказанный ради серебряного юбилея. Но так не хочется уезжать...
— Нам сейчас святой нектарий подскажет, как лучше запомнить этот день, — задумчиво говорит дочка. на краю дороги, ведущей из монастыря в гавань, глазами натыкаемся на фанерку, где от руки написано: «Tavern». Переглянувшись, мы сворачиваем на тропинку, которая упирается в огороженный деревянной изгородью апельсиновый сад. несколько столиков расставлены между деревьями, важно прогуливаются гуси, и вьется ручек с цветными рыбками. Из двери выглядывает хозяин, ныряет внутрь и через минуту, не задавая вопросов, ставит на стол кувшин вина и корзинку с крупными ломтями белого хлеба. За ними следует миска с салатом, красные и золотые рыбешки, мидии, сыр, медовые пирожки... Белые лепестки падают на вышитую скатерть. Зачем нам шикарный ресторан в Афинах? Дочка, наш семейный фотограф, вытаскивает родителей из-за стола для торжественной съемки.
Мы становимся на фоне апельсинового дерева, и я притягиваю к волосам ветку с белыми цветами. Флер-д’оранж — что может быть романтичнее в серебряный юбилей!
КУЛОН.
Я не люблю и боюсь античности. Синяя книжка Куна с золотыми фигурками греческих богов на обложке не предвещала нисколько той тяжести, которую я ощутила, ночуя в квартирке у друзей на Кипре, вблизи развалин амфитеатра. По Греции я чаще всего путешествую в надежном окружении людей воцерковленных, перемещаясь из храма в храм. Но даже и при такой защите всегда чую, что язычество здесь близко к поверхности, будто затаилось и ждет. И не надо заблуждаться, глядя на притихших в музеях мраморных красавцев с лукавыми улыбками: идолы — они и в Ватикане идолы.
Мой отец, выйдя в отставку, увлекся подводной археологией. Как-то в разговоре он упомянул, что новгородские энтузиасты собрались поднять со дна Ильменя сброшенного туда во времена крещения Перуна и приглашают его присоединиться к экспедиции. Вот я тогда поняла, что значит выражение «темная стена страха». Именно стена, заглянуть за которую отказывается все твое существо.
— Даже не думай, — замахала я руками, — даже не подходи и никак этого дела не касайся!
Всегда какая-то странность происходит со мной в Греции, даже если далека я от античных развалин, даже если и живу прямо напротив Афона.
В общем, приснился мне сон. Удивительного тут ничего нет, сны я вижу сюжетные, по детализации и количеству вовлеченных персонажей вполне сопоставимые с сериалом. Странность этого сна заключалась в том, что меня в нем не было ни в какой роли. Чисто как требовала моя наставница Наташа Соколовская, когда читала наброски романа: оторви от себя, перестань писать от первого лица, пусть это будет другой человек, увидишь, как тебе станет легче раскручивать характер. Может, это я во сне тренируюсь? Но почему так банально? Для пробы пера? Вот такой, короче, сюжет.
Герой и героиня знакомятся на пляже, флиртуют, бродят вечером по набережной вдоль Эгейского моря, пьют белое вино за столиком под тростниковым зонтом. Молодой человек напорист, дама отшучивается.
Темнеет неожиданно, вместе с дневным светом исчезает духота, народ разбредается по ресторанам, и становится слышен прибой. Они болтают о гостиничных нравах, о легкости местных вин, о завидной безалаберности греков. Русские инвективы, подхваченные ею в университете, смешат и разбавляют его заученный греческий.
Он только приехал из Афин, какие-то дела, она путешествует одна, любительница античных красот и дайвинга. Он загорел ровным красноватым колером, белая майка с абстрактным рисунком, длинные мокрые волосы. Она говорит все быстрее и быстрее, не оставляя пауз и избегая глаз. Сарафан, купленный в местной лавке, балахонистый и невесомый, чуть раздувает на спине вечерний бриз. Рука теребит шнурок с аляповатой головой медузы Горгоны.
По влажной кромке моря бегут три мальчика. Фигурки цвета темной охры двигаются друг другу в затылок, высоко и ровно, словно по команде поднимая коленки. Кажется, что они бегут вокруг амфоры.
— Забавный кулон!
— Не поверите, нашла на берегу. Наверное, кто-то забыл или оборвалась веревочка. Я прилетела поздно вечером и сразу спустилась к морю, едва забросив чемодан в номер. Присела на сухой валун у воды и с час, наверное, так и провела: не могла надышаться, насмотреться, наслушаться. Собралась совсем уходить, смотрю, на песке, там, где волна выталкивает водоросли, блестит камень — мне так показалось, что это камень.
Я наклонилась, и он скользнул мне в ладошку. Я прицепила шнурок и вот ношу не снимая. Что-то в ней есть особенно греческое. Я всем говорю, что Горгона — моя покровительница. Отпугивает от меня и неприятности, и тех, кто на них тянет. — Она закончила кокетливо, намекая, что ей понятно, куда ведут его уклончивые разговоры. Имитируя интерес, он протянул руку и покрутил в быстрых пальцах кулон, как бы случайно коснувшись белой полоски, на которой заканчивалось золотистое пространство. На круглом щитке небрежно и сильно было вырезано чуть удлиненное лицо со смазанными
