Сказка для взрослых о попе и бесе
Давно это было. Так давно, что мало об этом теперь кто помнит. Жил в одном селе поп. Большой, толстый и громогласный. Более всего сельчане любили попа за густой бас. Такого голоса окрест ни у кого не было, даже у учителя пения. Звали батюшку отцом Григорием. За глаза прихожане его попом Гришкой величали или Рюмкоподносцем – это кому как нравилось. И неспроста. Поскольку село было большое, да еще деревни вокруг, отец Григорий от недостатка церковных треб не страдал. Только поспевай! Кто помирать надумал, кто жениться. Да еще деток крестить надо, которые рождались с такой регулярностью, словно ими курочки неслись. А где требы, там… В общем, желая отблагодарить батюшку, поили его прихожане безмерно. Он не отказывался, наоборот, ждал подношения. Без оного никак!
Бывало, перекрестит рюмку, прежде чем в рот ее опрокинуть, закатит глаза и говорит:
– Господи, преврати питие веселящее в святую воду. Аминь.
Сам верил, что греха в той рюмке нет, поскольку она не спирт разбавленный содержит, а освященную водицу.
Узнали бесы про нестойкий характер отца Григория – и ну его мучить. Сколько бы тот не открещивался от нечистой силы, покоя ему не было. Так и подталкивали бесы отца Григория к совершению богомерзких поступков: то мяса отведает в постный день, то, обуянный жаждой, в алтаре отхлебнет вина из чаши с причастием. А потом клянет себя, кается в совершенных грехах. Хотя и понимает, что это не его вина, зловредные бесы попутали.
И вот однажды бесам наскучило совращать священника – слишком легко впадал батюшка в грех, решили они зло подшутить над ним. Самый опытный по части глумления бес явился к отцу Григорию и прямо с порога заявил:
– Все, пришла пора тебе, грешник, отправляться в ад.
– Как – в ад?– воскликнул в отчаянье священник. – Разве не выпросил я у Господа прощения за все свои грехи?
– Сказано: в ад тебя сопроводить. Более ничего не знаю.
– Помилуй, бесовская сила, не могу я идти в ад. По сану не полагается.
– А что мне твой сан, когда у тебя грехов столько, что ими можно выложить дорогу до самой преисподней?
– И какие же у меня грехи, что я не достоин Царствия Небесного?
– Вино пьешь?
– Пью. Только Господь видит, сколь велико по этому поводу сокрушение сердца моего.
– Чревоугодничаешь?
– Имею слабость. А что делать, если требовательное брюхо урчит.
– На прихожанок любострастно заглядываешься?
– Помилуй Бог! Ты это о чем, нечистая сила? Только с женой, только ее, матушку, перед собой вижу.
– Подношения от прихожан берешь?
– Так сами же несут! Тут на мне греха нет.
– В Успенский пост поросенка ел?
– Вот здесь был грех, нечистая сила.
– Но самое страшное прегрешение твое – знаешь, какое?
– Не могу знать, – закатил глаза от ужаса дальнейшего разоблачения отец Григорий.
– Ты песни поешь, когда покойников отпеваешь. Все плачут, а ты поешь.
– Так ведь на то оно и отпевание,– промямлил священник.
– Вот сколько на тебе грехов. Это я еще не сказал о твоей склонности к браной речи. Давеча кто прихожанку в церкви обозвал матерно за то, что та громко болтала с соседкой? Назвать слово, которое вырвалось из твоих нечестивых уст?
– Не надо. По-твоему, выходит, что я законченный грешник? А можно, нечистая сила, мне как-нибудь избежать ада? Ведь я там всех чертей проповедями о вечной жизни замучаю.
– Что ты знаешь о вечной жизни?!– прикрикнул на священника бес. – Все, хватит болтать, собирайся.
– Так я прежде вроде как помереть должен…
– Верно, должен.
– Не собираюсь я помирать, вот тебе!
И отец Григорий показал бесу фигуру, сложенную из трех пальцев.
– Это ты зря, – сказал бес.– Меня фигами не проймешь. Ложись и помирай. Некогда мне с тобой валандаться.
– Ишь чего захотел! Так я добровольно и подчинился твоей бесовской воле!
– Тогда по моему хотению становись лошадью.
Подошел бес к отцу Григорию и так стукнул его в лоб, что священник упал на колени. Забрался бес к нему на спину – и давай скакать. Показалось отцу Григорию, что он и впрямь стал жеребцом. Заржал громко, только, поди, разберись, что в ржании том было: удивление или отчаянье. А бес радуется, что согнул священника в три погибели. Захотелось ему еще больше над ним поглумиться.
– Вот сейчас мы с тобой к кузнецу поедем, пусть он тебя, грешная душа, подкует. А как подкует, прямая дорога тебе в ад. Заждались уже там.
Схватил за шею отца Григория, ставшего конем, и поскакал на нем прямо к дому кузнеца.
Кузнец тот стоял на пороге своей кузни и в небо мечтательно смотрел. Уж больно этим вечером на нем звезды яркие были. Алмазы, а не звезды. Достать бы, а никак – высоко.
Как увидел подъехавшего всадника, засуетился.
– Подковать лошадку господину требуется?
Поглядел на коня и подивился. Вместо передних копыт тот человеческими ладонями в землю упирается.
– Что за черт!
Как только произнес имя нечистого, пропал всадник. И конь пропал. Зато появился священник – при кресте и в рясе.
– Что за черт! – снова воскликнул кузнец и перекрестился. – Неужто отец Григорий собственной персоной? Свят-свят! И что это окаянный Минька сегодня в самогонку подмешал? Ужель куриного помету?
– Да я это, я, отец Григорий, христопродажная твоя душа, – всхлипнул священник, поднимаясь на ноги.
– Не, у отца Григория бас густой, а ты то ли хрипишь, то ли гнусавишь.
– Так запыхался я! – на высокой ноте взвизгнул священник.
– Точно – не наш батюшка. Тот так басит, издалече слышно.
– Мати Божия Пречистая, воззри на мя грешного, и от сети диаволи избави мя, – в отчаянье произнес отец Григорий и воздел глаза в горние выси.
– Басит родимый! Как есть басит! – радостно воскликнул кузнец. – Теперь вижу, что наш священник. И как же, батюшка, тебя сюда занесло?
– Решил проверить, не появилась ли сухая ветвь на древе нашей общины. Попенять тебе, что давненько в храм не заглядывал. Негоже пренебрегать святым причастием, ох, негоже. Самому-то мне до тебя не дойти было, чтобы вразумить, предостеречь от диавольских козней, вот и попросил ангелов, чтобы до самой кузни донесли. Считаю миссию свою выполненной, прощай, сын мой.
– Батюшка! – воскликнул вслед удаляющемуся священнику кузнец, – если ангелы тебя принесли, чего на коленях-то стоял?
Но священник сделал вид, будто не услышал вопрос кузнеца.
Вскоре прихожане стали замечать, что отца Григория словно подменили. Добродетельным стал. От рюмок отказывался, на смазливых прихожанок не смотрел. Похудел так, что ряса на нем повисла. Но густой бас не потерял.
Слух прошел, не без участия кузнеца, что батюшка недавно с ангелами беседовал, явились они к нему в образе белых голубиц. Просили божьи посланники священника показать пример безгрешной жизни измученным сатанинскими проделками прихожанам. Послушался. С тех пор не Рюмкоподносцем, а Святоносцем звать его стали.
|