Бабка Любка, как её называли во дворе, старушка далеко за восемьдесят, жила весьма скромно, можно сказать, аскетично. Жаловалась на маленькую пенсию. Да где же ей быть большой у бывшей нянечки детского сада? Питалась кашей да супом, мяса не ела. Зубов давно не имела, да и не по зубам стало оно, это мясо. Иногда, баловала себя куриным бёдрышком, или жареным хеком, который в советское время был завсегдатаем меню рыбного дня столовых.
Вещей новых не покупала. Хранила одежду советских времён в полированном шкафе. Привыкла к своим вещичкам, удобно в них, уютно, спокойно. Любое новшество в преклонном возрасте – стресс. Правда, вид у бабульки был неопрятный, растрёпанный. Домашние выцветшие фланелевые халаты выглядели обшарпанными. Редким гостям хотелось их скорее постирать, или просто выбросить.
Мебель образца семидесятых прошлого века ютилась по углам давно не видевшей ремонта квартирки.
– Ты б хоть позвала кого-нибудь побелить да подкрасить, - советовали подружки.
– Не зачем! Мне и так хорошо! Всё равно глаза не видят ни грязи, ни паутины!
Спала бабушка на железной кровати, сетчатый матрац которой покрывала перина её детства, латанная-перелатанная, истёртая до дыр.
Стиральной машины не было. Бельё кипятилось в старой выварке с хозяйственным мылом. С таким убойным средством хозяйка и купалась, и умывалась: дёшево да сердито. Чайник кипятила на газовой плите. Свет экономила.
Сервант с пыльной посудой. Чёрно-белый телевизор на четырёх ножках, работает! Она вечерами придвигала табуретку почти вплотную к экрану, слепая совсем! Делала громкость на полную мощность, чтобы разобрать речь героев любимых сериалов среди сливающегося в голове шума. Соседи стучали в стены, потолок, но и этого она не слышала.
Некоторые её товарки, не на много моложе, рассекали по спортплощадке в модных костюмах со скандинавскими палками. Она со своим бадиком походит, деда покойного ещё костыль.
Любовь Ивановна про себя осуждала ровесниц, у которых артритные пальцы были обвешаны кольцами, на сморщенных ушах серьги болтались. Умора, одна в парике во двор гулять выходила! С дорогущим слуховым аппаратом, блестя вставными зубами.
У некоторых, на запястьях новомодные браслеты, «умные». Идёт такая пионерка-пенсионерка резво, на ручку поглядывает, шаги считает, калории. Или сидит с подружками на лавочке, а часики напоминают: «Вставай! Двигайся!» Это взрослые детки о мамочках заботятся, подарками засыпают.
Нашу бабушку все считали одинокой, жалели. Старались помочь. Любка подачки принимала с благодарностью, опущенным взором, ни от чего не отказывалась. А окружающие проникались своей добротой и отзывчивостью.
Посиделки у подъезда выливались в ярмарку обсуждения.
Вон Антонина по прозвищу «активистка» мимо проплыла, нос задрала. Спешит она, видите ли, на собрание ветеранов. Никак не угомонится. Статус «ребёнка войны» получила, теперь ни за квартиру, ни за проезд не платит. Так можно по митингам скакать! И выглядит, как девочка, со спины! В сером строгом костюме с георгиевской ленточкой в петлице, сухонькая, седенькая, хоть в кино снимай.
А Васильевну тоже на старушечью сходку не затащишь. У неё внуков шестеро! Сидит по очереди то с одними, то с другими. Идёт по двору, а за ней выводок: кто в коляске, кто за ручку, кто сам по себе вокруг бегает. Глаз да глаз нужен, не отдохнёшь!
– Чем же ты их, бабка, кормишь? Видать, родители харчи таскают?
– Нет, я сама: то борща наварю, то блинчиков напеку, то пирожки затею. С детей грех тянуть, у них семьи большие, им самим помочь хочется. Я с пенсии стараюсь всем по кругу гостинец выделить. Пусть потом вспоминают. Пенсию я заработала приличную за стаж вредный. Да ещё после восьмидесяти добавили. Грех жаловаться!
Любка таких разговоров не поддерживала, морщила лоб неодобрительно. Нечего табор приваживать! Сами нарожали, сами пусть поднимают, пашут, зарабатывают!
Как-то ранней весной задержалась Любовь Ивановна напротив магазина продовольственного, где солнышко пригожее пригревало, уходить старушке не хотелось. Во дворе-то у них тень, снег ещё не сошёл. А тут благодать! Так и стояла, жмурясь.
Вдруг к ней завернул седенький дедок, проходивший мимо. Тронул за плечо:
– Ты что, бабка, просто так тут торчишь? Бросай шапку на землю, сейчас тебе денег накидают! Обычно так нищие стоят!
Хотел пошутить, а Ивановна призадумалась: «А было бы не плохо…»
В тот день она вернулась домой в хорошем настроении. Разделась, передохнула, попила чайку. И решила себя порадовать. Устроить праздник. Прямо светилась вся от возбуждающего предвкушения. Весна ли на неё подействовала? Или старичок приглянулся? А может, сладкий чай растопил сердце?
Сморщенное лицо расправилось в улыбке. В подслеповатых глазах блеснул солнечный зайчик.
Бабулька подошла к дивану. Выдвинула из-под него ящик. Присела на табуретку. Стала глядеть на то, что там лежало, что было смыслом и счастьем всей её жизни. Смотрела, как смотрят на ребёнка, или любимого.
Сверху было накинуто старенькое пальтецо. Ниже – гора тряпья, ветхая обувь. А под ними….
Три больших старых прозрачных пакета, перевязанных поясками от халатов, полные банковских купюр….
Тут были пачки советских рублей, трёшек, перехваченные резинками. Стопки красных червонцев и, чуть потоньше, фиолетовых четвертаков. Кирпичики постперестроечных упаковок, тех, что носили сумками и мешками. Современные купюры, аккуратно сложенные знак к знаку. Мелодия единственной любви, даже не любви, а тайной страсти к накоплению заполняла старое сердце, заставляла биться бешеной птицей внутри ветхой клетки.
Любка вспоминала, как молодая мама укрывала детские плечики дочки пуховым платком в их стылом доме. Обещала, что скоро вернётся отец с «калыма». Привезет много денег, и они украсят ими ёлку, купят мандарин и шоколадных конфет: «Любушка-голубушка! Вот тогда мы заживём!». Время шло, отец уезжал и возвращался, а обещанные богатства так и не появлялись в полупустом жилище. «Потерпи, доченька, вот ещё немного подкопим…»
А потом выросшая Люба с радостным возбуждением ждала своей скромной получке в детском саду. Заранее планировала, на что будет жить, а что отложит. Как мама.
Сначала юная девушка мечтала о нарядах. Потом молодая женщина о шубе, даче. Но что сталось бы сейчас с этими нарядами? Шубу давно бы побила моль. А дача сейчас и подавно не нужна.
А эти пачки, вот они, существуют! Лежат перед ней, суля все радости жизни. Она может купить себе всё, что захочет. Питаться деликатесами. Путешествовать. Вставить зубы и прооперировать глаза. Приобрести современную технику, слуховой аппарат.
Улыбка, трогавшая старческие губы, свернулась клубком. Солнечный зайчик скрылся из глаз и был таков. Радостное возбуждение перешло в покой и усталость.
«Всё пустое, зачем тратиться???»
Бабка Любка в последний раз оглядела свои сокровища. Прикинула, сколько добавит сюда с ближайшей пенсии, а на что будет существовать: «Ничего, проживу потихоньку! Как всегда, с голоду не помру!».
Накинула пальто на пакеты, задвинула ящик и включила любимый сериал.
