решительно взглянул в окно. Что у него тут осталось? Пустая квартира, склочные соседи, долги и бутылка водки. Вот и всё. А там семья, счастливая, радостная, встречают с улыбками и говорят, смеются...
Очнулся он только когда уже стоял с петлей на шее и смотрел в тёмный угол. Будь в комнате кто-то посторонний, он бы, наверное, решил, что старик с ума сошёл. А Дмитрий смотрел и видел, как с печалью на него смотрят карие глаза Нины, слышал, как она повторяет тихонько: «Что это ты, старый, творишь?». Не выдержал и закричал:
- Не могу я больше! Не могу!
А она смотрела и повторяла своё. Хотел было уже остановиться, но нога сорвалась, и табуретка перевернулась, а сам Дмитрий повис в петле. Перед ним стояли печальные глаза сына и жены, а он всё думал, что эту самую люстру он своими руками прикрепил крепко-накрепко, чтобы не упала. Глаза его закрылись, и он погрузился в темноту, куда более густую, чем царила в квартире.
Тёплые лучи солнца скользили по лицу, какое-то время Дмитрий стоял и боялся открыть глаза, просто наслаждаясь этим теплом. Потом все же рискнул посмотреть, и увидел знакомое поле из снов. Только вокруг пусто. Никто не бежал к нему со смехом, не размахивал руками. Постоял какое-то время на месте, да и пошёл по полю, цепко вглядываясь в пустое пространство в ожидании, когда же появятся знакомые фигуры. Он и сам не знал, сколько прошло времени. Казалось, что много, но солнце стояло на одном месте, словно приклеенное. Совсем как на тех поделках, которые они с сыном делали. И поле, и цветы из бумаги, и такое же бумажное солнце на одном и том же месте – в правом верхнем углу бумажного листа.
И вот впереди показалась фигура. Дмитрий ускорил шаг, прося, чтобы эта она не исчезала. И чем ближе подходил, тем яснее видел свою Нину.
- Ты ли это? - проговорил он в слезах, обнимая её.
Она ничего не ответила, только обняла в ответ. Дальше уже шли вместе. Дмитрий спрашивал, где же их сын с Ирой, но Нина пожимала плечами, мол, не знаю. Остановился он только когда они прошли большой клён. Посмотрел на Нину и спросил:
- А что же ты не взяла листья?
- А зачем мне они? - с недоумением ответила Нина, и в глазах у неё отразилось непонимание.
Тут Дмитрий замер. Не похожа она на саму себя. Как оболочка, в которую поместили чью-то чужую душу. Не сказала ничего, даже про сына ничего не знала, а теперь вот и любимые листья больше не нравятся. «Не моя это Нина» - подумал он, и, развернувшись, побрёл прочь.
Снова он шёл по полю, вглядываясь вперёд, в надежде, что сможет встретить своих. Думал, что вот он увидит Никитку, и тот подойдет ближе, как раньше обнимет его и скажет: «А мы тебя заждались, батька». А может, первой ему повстречается Ира? Улыбнется смущённо и произнесёт: «Долго же ты шёл, папа». Она его папой называла, сама сиротой была, а он её совсем по-отцовски любил, как родную.
Но все, кого он встречал, были другими. Только обрадуется, что нашёл, как начинает замечать, что они ведут себя совсем иначе, не как он помнит. И походка другая, и улыбки чужие, даже глаза смеются совершенно не так, и голоса кажутся непохожими. Тогда он разворачивался и уходил.
В который раз, отвернувшись от Никитки, Дмитрий скривил губы в усмешке и неожиданно даже для самого себя засмеялся. Усевшись на камень, он долго хохотал над самим собой, вспоминая, как Нина приходила, когда он петлю на шею надевал, и как Никитка говорил: «Возвращайся, батька». Не хотели они, чтобы он сюда приходил.
Какая ирония. Он шёл к ним, но их-то тут и нет.
Кто сказал, что в аду должно быть пекло? У каждого свой ад. Откуда им тут взяться? Они в лучшем мире, а здесь только поле с приклеенным к небу солнцем, по которому бродят двойники, может, такие же, как и сам он, души. И видят они вовсе не его, а кого-то чужого, и тоже понимают, что он вовсе не похож на их родных.
Дмитрий сидел и смеялся, пока не устал, а потом пошёл дальше, держа взглядом очередную фигурку и узнавая в ней Иру. В нём уже не было радости от встречи, только тлела ещё надежда, что это действительно окажется она. Может, они всё же простят и придут сюда, чтобы его забрать? А потому он шёл и ждал. И снова, как при первой встрече с Ниной, ему казалось, что на него накинули ошейник, как на собаку, и ведут на поводке.
