— Так может сразу туда и пойдем! — предложил Будников. — Я вот, например, совсем не устал, а сегодня как раз ясное небо!
— Какой ты прыткий! — старик усмехнулся и покачал головой. — А вдруг он уже там, и мы его спугнем? Он тогда неделю будет обходить это место стороной. Нет, парень, в этом деле спешить не стоит! Вы пойдете туда завтра, еще засветло. А пока отдыхай, набирайся сил.
А между тем братья уже занимались делом. Один из них сходил к лабазу и принес оттуда хороший кусок оленины. Другой, тем временем, растопил дровами небольшую печь.
— Хорошие они у меня! — сказал Петр Герасимович с гордостью. — Настоящие промысловики выросли. Теперь я могу быть спокоен за наше дело.
— А вы сами-то на солонец пойдете?
— Нет! Стар я для этого. Трудно мне уже в засаде сидеть. Да и глаз уже не тот. Теперь здесь всем управляют мои сыновья. Ты не беспокойся, они опытные охотники. Если изюбрь заглянет, они его не упустят.
Петр Герасимович, — попросил Будников, — дайте мне ваше ружье.
Старик сразу посуровел:
— Нет, парень, не дам! Даже и не проси. Ни к чему оно тебе! Не дай бог пальнешь еще, а зверь уйдет. Не нужен нам подранок. И зверя погубим, и без мяса останемся. Ты же даже стрелять пока толком не умеешь. Так что извини, Геннадий Васильевич, нынче ты здесь у нас в качестве гостя. А там поживем, увидим... Эх жалко, Лаймы с нами нет. С ней было бы сподручней, она любому подранку не даст далеко уйти.
— А что же вы её с собой не взяли?
— А ты и не заметил? — старик хитро сощурился. — В положении она у нас. Через месяц уже щенков от нее ждем.
Утром братья пошли на солонец, проведать все ли там на месте. Не поврежден ли схрон, хорошо ли скрыт от посторонних глаз. А заодно и посмотреть следы, появившиеся на свежем снегу. Старик стал показывать Будникову свое хозяйство. И было на что посмотреть! Обосновались здесь Зайцевы капитально, с размахом. Неподалеку от охотничьей избушки стояли два больших сарая, на крышах которых были видны печные трубы. А чуть поодаль, на высоких столбах — несколько лабазов. В сараях, объяснял он, мы разделываем тушки и обрабатываем шкурки. А лабазы предназначены для того, чтобы хранить готовую продукцию.
— А не боитесь, что кто-то забредет сюда и заберет все, что хранится в этих лабазах, — спросил Геныч. — Что-то, я смотрю, запоры здесь ненадежные.
Старик с удивлением посмотрел на него:
— Запоры, мил человек, не от людей. Они от зверя разного. Его тут бродит немало! Особенно досаждает росомаха! Бывает, и медведь сюда заглядывает... Людей мы не опасаемся. Здесь кроме охотников никто не ходит, а они у своего брата-охотника никогда красть не будут! У каждого имеется своя заимка, и наши границы четко размечены. Если начнем друг у друга воровать, что тогда получится? Бардак получится! Вражда, недоверие... Это, поверь мне, никому не нужно! На нашей земле, слава богу, пока нет шакалов. Это Замежье — здесь не воруют! Ты же сам местный, откуда у тебя такие мысли?
— Да нет, забудьте. Это я так! — смутился Геныч. — Просто побывал кое-где и такого насмотрелся... Правильно вы сказали — шакалы! Хотелось бы, чтобы эти шакалы не дошли до нас.
— Вот вы, молодые, и проследите! — нахмурил брови старик. Его вдруг потянуло на разговоры. — Мне ведь тоже много где довелось побывать! — начал он. — Я всю войну от начала до конца прошел. Когда возвращался домой, повстречал Галину... В поезде в одном купе ехали. Она моложе меня на целых двадцать лет... Я и сам тогда не понял, как все случилось... В общем, не доехал я до дома. Сошел вместе с ней где-то под Свердловском.
И вот живем мы в поселке. Все вроде бы хорошо. Та же Сибирь, та же тайга... и дом большой, и хозяйство имеется. Работать устроился в госпромхоз, который занимался пушным промыслом. Дело для меня привычное. Я же потомственный охотник. Еще мальчишкой с отцом на соболя ходил — силки, капканы ставил. Потом, в двадцатых, уже сам начал с ружьишком промышлять. В общем, опыт есть! Но не смог я в этом госпромхозе работать. Мне как будто воздуха там не хватало. Все было не так, как у нас в Замежье. Люди там собрались случайные, за дело не болеют. Для них главное: шкурок побольше добыть. Как и когда, это уже не имеет значения!.. А ведь настоящий хозяин все учитывает. Знает, когда мех у зверька становится наиболее ценным, и только тогда начинает охотиться. И не жадничает, во всем соблюдает меру. Иначе потом зверек совсем может исчезнуть. Что зачастую в тех краях и случается. Очень скоро я понял: госпромхоз — это не для меня! А чтобы самостоятельно промышлять, нужно лицензию иметь и пошлину платить. Словно я на этой земле и не хозяин! И тогда я плюнул на все, забрал Галину и вернулся в Пеньковку...
Внезапно старик остановился и стал разглядывать снег вокруг лабаза.
— Что за черт!.. Откуда?.. Вот свежие следы. Это Степан, он вчера приходил сюда за олениной. Но рядом находятся и другие, припорошенные снегом. Опытным взглядом Петр Герасимович определил: это человечьи следы! Здесь находился чужой человек. Геныч внимательно посмотрел и тоже их увидел.
— Похоже, здесь был гость! — сказал он. — И его интересовали ваши лабазы.
Сзади незаметно подошел Степан:
— Я еще вчера их приметил. Решил пока не поднимать шум и проверить еще раз сегодня утром. Поэтому на солонец послал Прохора, а сам пошел по следу. Батя, это чужие люди, и их было трое! Вот что я нашел в пяти километрах отсюда. — он протянул отцу сломанную лыжную палку.
Петр Герасимович взял палку в руки, внимательно осмотрел.
— Это не охотники. Это какие-то любители! — заключил он. — Палка слишком хлипкая, охотник такую не купит. Интересно, что им тут было нужно?
— Известно что, собольи шкурки! — уверенно сказал Степан. — В этот раз они на разведку сюда пришли. К лабазам подходил только один — остальные ждали в ста метрах отсюда. А лыжня идет в сторону Зареченска... Батя, они сюда еще вернутся!
— Вернутся!.. Как пить дать, вернутся! — Петр Герасимович выглядел очень растерянным.— Вот лихо-то какое!.. Кто же им рассказал про нашу заимку? Здесь же кроме охотников никто не ходит. А охотники не могли!..
— Батя, — сказал Степан. — Я думаю, возвращаться домой нужно по их следу. Если повезет и вьюга не заметет. Надо будет посмотреть, куда эта лыжня завернет...
К обеду вернулся Прохор. Он сообщил, что на солонце много разных следов. Следы изюбря тоже имеются. Совсем свежие... Скорее всего ночью он опять придет... Раздевшись, Прохор зачерпнул ковшом воды из ведра и добавил:
— Надо будет, батя, патронов побольше взять. Вокруг волчьих следов много, не нравится мне это! — он отпил из ковша и поинтересовался: — А что там насчет лабаза? Выяснили что-нибудь?
— Выяснили! — ответил Степан. — Нас ограбить собираются!
* * *
Эта ночь оставила в памяти Геныча неизгладимый след. Он впервые почувствовал азарт охотника. Жаль только, что ружье ему так и не доверили!
Они залегли в схроне еще засветло. Схрон был оборудован в зарослях кустарника метрах в двадцати от места, где была заложена соль. Здесь вполне можно было разместиться с комфортом всем троим. Сверху в виде шалаша имелось подобие крыши, надежно защищающее засидку от снега; внизу все было устлано мелкими ветками. Конечно, здесь можно было только сидеть или лежать, но зато отсюда вся площадка солонца была видна как на ладони.
Сначала на солонец зашли две косули. Геныч напрягся, но братья их проигнорировали. Потом косули ушли, и площадка опустела. Проходили часы... ничего не происходило. У Геныча стали смыкаться глаза. Степан, лежавший рядом с ним, толкнул его в бок.
— Ты подремли немножко, — шепнул он. — Если появится изюбрь, я тебя разбужу.
— А вы как?
— Мы люди привычные. Мы тоже дремлем, но по очереди... Не беспокойся, если изюбрь появится, мы его не упустим.
Он замолчал, а Геныч задумался. Его беспокоили следы у лабазов. Если предположить, что гости пришли из Зареченска. А до него отсюда без малого пятьдесят километров... Вывод напрашивается сам собой — они пришли сюда не случайно! И прав был Степан, они пришли разведать. Они даже мясо в лабазе не тронули, чтобы не насторожить хозяев.
Но вот вопрос: как они нашли эту заимку? Как узнали, что здесь промышляют соболя... И самое главное, как они собираются забрать добычу у трех вооруженных охотников?
Его размышления прервал толчок в бок.
— Просыпайся, — прошептал Степан, — у нас гость!
Геныч открыл глаза. Там, на площадке, стояло крупное животное с раскидистыми рогами. Изюбрь вытянул шею и к чему-то прислушивался. Месяц вышел из-за туч и осветил поляну. "Пора!" — прошептал Степан. Грянули два выстрела...
Братья выбрались из засидки и направились к животному, а Геныч завороженно продолжал наблюдать. Такое он видел впервые: Изюбрь секунды две стоял неподвижно. Можно было подумать, что пули его совсем не задели. Однако потом передние ноги у него стали подгибаться — он начал падать, заваливаясь набок. Когда Геныч подошел, он уже не подавал признаков жизни.
— Ну вот, — сказал Прохор, — теперь осталось только увезти его к себе на базу.
— А как мы его повезем? — спросил Геныч.
— Очень просто. Батя слышал выстрелы, значит, скоро появится здесь с санями! — Прохор оценивающе посмотрел на изюбря — Крупный самец, наверное потянет на два центнера — не меньше! Ну ничего. Вчетвером мы его затащим в сани, а потом уже по снегу, не спеша...
— Что-то у меня дурное предчувствие! — перебил его Степан. — Ветер сильно изменился. Думаю, к утру пурга начнется. А тут еще батя задерживается...
— А мне показалось, — добавил Прохор, — волки воют! Или это ветер? И бати все еще нет...
Начинало светать, и вместе с рассветом поднималась метель. Где-то совсем рядом раздались выстрелы. Братья переглянулись. Они сразу поняли — стрелять мог только отец. И тогда они схватили ружья и рванулись на помощь... Степан на мгновение обернулся, но Геныч махнул рукой:
— Беги!.. А я останусь у туши. Не бойся, со мной ничего не случится!..
Вскоре братья скрылись из виду. Выстрелы звучали почти непрерывно. Но вот они стихли, и Геныч снова увидел Степана.
— Беда! — сообщил Степан, стараясь перекричать нарастающую вьюгу. — Кругом волки!.. Батю за ногу схватили — едва сумели отбить!.. Бросай все, скоро волки будут здесь! Черт с ней, с тушей, нам нужно батю спасать.
— Ну вот и спасайте, — крикнул Будников. — А с волками я сам договорюсь. Жалко им такого красавца отдавать. — он показал рукой на тушу изюбря.
— Ты с ума сошел! — Степан подошел почти вплотную. — Очнись! Я же говорю, кругом волки и ни черта не видно! Я даже не знаю, сколько их тут? А мы не можем тебе даже ружье оставить!
— Не надо мне ружья —
