Иван Андреевич проснулся от холода. Протёр глаза, приподнялся – так и есть: злющий мокрый ветер прошивает стены; оконные шторы ходуном парусят, угол за ночь совсем отсырел. «Октябрь ещё только, а что зимой будет…».
Дом номер 5 по улице Молодёжной – двухэтажную «деревяшку» на восемнадцать квартир – ещё пять лет назад признали непригодным к жилью, постановили расселить. Но не расселили: некуда – отвечала власть на жалобы, стоны, крики бедствующих. Так что ждали, пока построят жильё для жильцов аварийных домов.
Пока ждали – все в доме тяжело переболели от холода и сырости, которые и не по разу. Четверо умерли, среди них Полина, жена Ивана Андреевича, - этой весной.
Молодые съехали на съёмные квартиры, чтобы детей уберечь. Так что в доме остались почти одни пенсионеры. Которые и могли к детям уйти – нарочно остались; между собой оставшиеся решили, что если все покинем дом – тогда точно не расселят.
В этом году шестидесятиквартирный дом для обитателей авариек, наконец, построили. Молодёжная, 5 был в числе первых в городской очереди на расселение, - так что жильцы перекрестились, вздохнули с облегчением. Напрасно.
Губернатор распорядился часть квартир в этом доме отдать беженцам, а остальные продать – чтобы пополнить скудный областной бюджет. Катя, дочь соседки Ивана Андреевича, работающая секретарём у губернатора, слышала, как тот распекал мэра: «У тебя зимой котельные нечем будет топить, энергоснабжение на соплях держится, тебе город надо спасать, го-род! А ты мне про каких-то пенсионеров. Переживут, подождут».
«Эх, жизнь сволочная», - Иван Андреевич через силу, но занялся физзарядкой. Но когда стал отжиматься – закашлялся тяжело, упал на пол, харкнул на ладонь. И застонал, увидев на ладони красное: «Всё, Ваня, отбегался ты, отпрыгался, пора, видимо, собираться…».
Постучали. Поднялся, сел, хрипло дыша. Вошла соседка.
- А, Света. Заходи, заходи. Чайку?
- Спасибо, Ваня, не надо. Я вот что пришла… Обожди, - да ты что-то сам не свой. Что такое?
- Ничего, ничего, Света, это я так… Так что ты хотела?
- Я узнала, что на следующей неделе к нам главный министр приезжает по каки-то делам. Вот и думаю: надо нам к нему сходить со своей бедой, может, поможет. А то ведь зиму не переживём.
- Про министра знаю, думал, - Иван Андреевич помолчал. – Вот что, Света: я к нему один схожу, легче попасть, толпой не примут.
- Думаешь? А, может, все же вместе?
- Нет, нет, - один. Только вот что: ты позвони Кате, скажи, чтобы ко мне зашла. Потолковать надо.
- Чистый у тебя городок, приятный, - премьер-министр устало разглядывал из окна губернаторского джипа центральную улицу областного центра, старательно выскобленную в честь приезда главы правительства.
- Стараемся, Михаил Николаевич, - польщённо улыбнулся губернатор.
- И тихо, наверное. С преступностью как?
- Спокойно. Гангстеров не водится, - хохотнул губернатор.
Министр откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. «Шустрый этот Филимонов, ухватистый, - только поставлен, а вовсю землю роет, вверх смотрит. Факт, не задержится в провинции, скоро в Москве будет. Кого заменит? Уж не меня ли? Да плевать. Эх, устал я, устал… Бросить бы всё. Да куда, на хрен, денешься теперь с этой подводной лодки».
Михаил Николаевич перед этой поездкой как раз собирался отдохнуть: накопилось всякого-разного и в голове, и в теле. Но шефу приспичило поднимать пошатнувшийся рейтинг. На этот раз он собрался трындеть почитателям о новых предприятиях и рабочих местах. Однако для этого надо было вначале что-то в телевизоре показать. Из хозяйской администрации намекнули, что дело важное, срочное, и здорово будет, если глава правительства лично этим займётся. Пришлось озаботиться.
Из новых предприятий по сусекам наскребли только лесоперерабатывающий комбинат в этой области. Так себе завод, средненький. Но телевизионщики и из гаражной мастерской сделают фирму европейского класса, а тут – вообще не вопрос, картинка получится что надо. Осталось заскочить в губернаторский кабинет, выдать дежурные указания местной власти, - и домой.
- Михаил Николаевич, у нас как раз ярмарка местных продуктов. Для Вас эксклюзив: единственное и неповторимое блюдо в России, просим попробовать после планёрки, - губернатор – подтянутый, спортивный, в демократичных потёртых джинсах и такой же куртке: красавец, хоть на обложку глянцевого журнала – прямо светился энергией.
«Понеслось, и эти туда же – подпоить да разговорить».
- Нет-нет, дела, - коротко отрезал, так, чтобы больше не приставали.
Кабинет губернатора располагался на третьем этаже четырёхэтажного массивного здания сталинской постройки. В приёмной уже ждали ещё двое приглашённых на встречу с премьером: мэр города – плотный мужчина в строгом костюме, и председатель Законодательного собрания – женщина средних лет, заметно перебравшая с макияжем. Больше никого, как и планировалось – в узком кругу, без прессы.
Вошли в губернаторский кабинет: прямоугольное помещение, сбоку – дверь в комнату отдыха. Губернатор, приказав секретарше и охранникам не впускать, не отвечать, не тревожить – плотно прикрыл обе двери входа в кабинет.
- … Вижу, что ваша область живёт деловой, спокойной жизнью, - именно на этих словах премьера дверь в комнату отдыха отворилась и в кабинет вошёл старик с высоко поднятой правой рукой: невысокий, худой, седой, всклокоченный, в потрёпанной одежде, с нездоровой синевой на небритом лице.
- Сидеть! – хрипло, но внятно сказал он, встав так, чтобы его все видели. – У меня в руке граната, и я взорву вас к чёртовой матери, если попробуете сопротивляться или звонить куда-нибудь. Но если выслушаете меня – то никто не пострадает.
Ошарашенные, все четверо тупо смотрели на невесть как появившегося человека, отметив лишь, что в руке у него действительно граната.
- Меня зовут Иван Андреевич Русинов. Я жилец дома Молодежная, 5. Наш дом уже пять лет как признан непригодным для жилья. Но до сих пор не расселён, - человек с гранатой чётко выговаривал каждое слово. – Все обращения к местной власти результата не дали. И поэтому я требую, чтобы премьер–министр лично дал распоряжение о переселении нас, а мне выдал гарантийное письмо на этот счёт…
- Постойте Иван… э-э… Андреевич, да… Давайте поговорим спокойно, - заговорил министр, отойдя от шока и сделав как можно более приветливое лицо. «Блефует дед… А если нет?» - Я же не в курсе вашей беды. Сейчас поговорим, всё решим. Роман Анатольевич, в чём там дело?
- Да, этот дом… аварийный, да…, - сбивчиво заговорил Филимонов. - Но сейчас нет возможности для расселения. Как будет, сразу…
- Врёшь, губернатор, - перебил назвавшийся Русиновым. – Дом построен для аварийщиков. Только ты решил эти квартиры продать, чтобы бюджет наполнить.
- Так вот в чём дело! – облегчённо выдохнул министр. – Иван Андреевич, всё это абсолютно решаемо, если есть куда селить. И вовсе ни к чему этот… ультиматум, оружие… Успокойтесь, сядьте. Спрячьте гранату. Обещаю – я всё решу. И – обещаю: для вас не будет никаких последствий после этого… инцидента.
Лицо напавшего дёрнулось в кривой ухмылке, шагнул к столу, в упор глянул на министра, взявшись левой рукой за чеку гранаты.
- За дебила меня держишь, господин премьер-министр? Поверю говорильне твоей? Да всем вашим обещаниям цена – копейка в базарный день! Ты что думаешь – я вас тут на понт беру? Ошибаешься, ох ошибаешься. Да наисчастливейшее желание у меня сейчас: убить вас – мразей, тварей поганых, разорвать на куски! Люди мне спасибо скажут, не зря погибну. Пиши, сука! – и закашлялся надрывно, выплюнув сгусток желчи пополам с кровью.
Все оцепенело смотрели на руки старика: в напряжённых пальцах мэра хрустнула, сломившись, ручка; по вспотевшему лицу женщины текли следы макияжа. И в сумасшедших глазах этого доходяги министр прочитал ответ на свой вопрос. Чёткий, понятный ответ: не блефует, рванёт.
- Тихо, тихо, - поднял руки министр. – Я всё понял. Что писать?
- Скажу. Бери бумагу, ручку, - прохрипел старик и, отпустившись от чеки, развернул из-за спины небольшую заплечную сумку; переложил гранату в левую руку, правой достал из сумки смартфон, включил камеру, направил её так, чтобы было видно письмо, и стал диктовать короткий текст, держа гранату теперь в левой вытянутой руке.
- Написал. Что дальше? - министр отодвинул от себя лист, глянул исподлобья.
- Дальше… Всем оставаться на местах, - всё тем же глухим раздельным внятным голосом проговорил напавший.
Выключил смартфон, положил его и письмо в сумку. Затем медленно, не сводя глаз с сидящих, подошёл к одному из окон, находящемуся метрах в четырёх от стола. Снял сумку, поставил её на подоконник. Глянул на улицу, - на небольшой сквер под окнами кабинета. Потом, стоя вполоборота к окну, открыл створку окна и выбросил сумку вниз.
И тут же схватился за чеку, заметив инстинктивное движение губернатора. Покачал головой: «Не надо…»
Снова все замерли. С полминуты сидящие немо смотрели на застывшего у окна человека с гранатой в поднятых руках.
- Ну вот и… хорошо. Договорились, - старик опустил руки. – Теперь я уйду, и вы дальше сможете обсуждать свои государственные дела. Только, господин министр, не забудьте своё обещание – в течение трёх дней переселить нас в новые квартиры. Если забудете, - об этом узнает вся страна. Выполните, - случившееся останется между нами.
Прикрыл створку окна, и медленно, чуть покачиваясь, ушёл, положив гранату в карман перед выходом из кабинета.
Трое ожидающе смотрели на премьера, тот смотрел в стол.
- Роман Анатольевич, - медленно произнёс, наконец, министр, не поднимая головы. – Помнится, вы мне сказали, что в вашем городе гангстеров нет. А это кто был?
- Сейчас разберёмся, Михаил Николаевич. Позвоню только, - губернатор достал телефон.
- Не надо звонить, - всё так же в стол сказал министр.
- Но, Михаил Николаевич, надо же задержать. Поймаем, спросим. – И, не выдержав, выругался, - сволочь старая, пожалеет, что на свет появился…
- Это ты, сучонок, пожалеешь, что на свет появился! Ты что, дебил, не понял, что произошло? – министр поднял голову: слова – гири, взгляд – нож.
- Да вы… как смеете! – вспыхнул губернатор. И осёкся.
[justify]- Ну, говори. Что я
Может поживёт еще дедок?! Спасибо.