— Вы уж меня извините...
— Глеб.
— Да, Глеб, извините, но ваш, э-э, друг — следователь из полиции!
Вадик вспылил:
— Я эксперт! Просто работаю в полиции нештатным сотрудником.
— А крутили меня вполне штатно!
Глеб вынужденно вмешался:
— Александр Сергеевич, я понимаю, у вас обида, но это дело ведь никак не относится ни к тому расследованию, ни к полиции. Я вообще эту историю не отсюда привёз. Я раньше жил на Урале. И вот поехал к родственнику на похороны и там, не желая того, получил эти знания. Да какие знания! Я ведь даже не особо представляю, как этим пользоваться. Но, согласитесь, тема интересная.
— Интересная, — подтвердил доктор.
— И если дело в финансах, я могу...
— Я не бедствую, — спокойно сказал Александр Сергеевич. — Мне только нужны гарантии, чтобы моё содействие не вышло мне боком.
— Я вам обещаю, клянусь! — Глеб пихнул задумавшегося Вадима.
— Я тоже обещаю не распространяться, слово эксперта.
Доктор внимательно разглядывал Глеба.
— А вы знаете, я только что увидел нечто над вашей головой. Мелькнуло и погасло. Белое. Может, даже ослепительно белое, вроде нимба. Вы уж меня простите, я на полном серьёзе! Я вам верю.
— Спасибо! — Глеб привстал и протянул руку. — Тогда мы вам позвоним, как у нас всё будет готово.
— Хорошо. — Александр Сергеевич пожал руку Глеба, может, даже сильнее, чем было необходимо. А может, у него привычка была такая.
Глеб замечал и раньше, что некоторые люди достаточно крепко сжимают ладонь при рукопожатии, а некоторые, наоборот, подают её вялой, как будто бы силы экономят. Но большинство — «середнячки», рассчитывают силы, и рукопожатия получаются нейтральными, обыденными.
— Как тебе доктор? — спросил Вадим, заводя автомобиль. — Может нам пригодиться или порожняк?
— Даже не знаю, надо всё ещё раз продумать, может, у тебя какие соображения? И как мы Александра Сергеевича задействуем. Я пока его вижу как свидетеля происходящему. Определённые способности у него есть, подразовьётся в процессе.
***
В свободное время Глеб читал. Вот и сейчас после ужина он устроился на диване, пристроив на табуретке ноутбук. Искал любую информацию. Про экстрасенсорику, паранормальные явления, всё, что хоть как-то относилось к делу.
Позвонил Вадик, просил его не терять. Он поехал в Уссурийск на какой-то рынок. Сказал, что вернётся только завтра к обеду.
— Вадим, может, завтра с утра вместе махнём, где ты там ночевать будешь? В китайской ночлежке?
— Ну ты, Глеб, деревня, уже сколько лет во Владике живёшь, а не знаешь, что в Уссурийске рынок ночной. Днём китаёзы отсыпаются, только дворники по территории передвигаются и другие службы.
— А зачем поехал?
— Глеб, ну ты как маленький, эксперименты мы на глазок ставить будем, что ли, надо ведь приборами обзавестись!
— Китайскими приборами измерять будем? — скептически спросил Глеб.
— Много ты понимаешь, я на три сотни баксов любую лабораторию куплю.
***
Наконец-то Вадик вышел на связь. Ну как вышел. Позвонил, сказал, что будет отсыпаться. Всю ночь он шарахался по рынку, а потом ещё до обеда ждал, когда подвезут со склада недостающее оборудование. Вот и задержался. Ещё он сообщил, что у него в черновике есть план испытаний и что эксперимент он предлагает провести у него на даче. Там и связь есть. И блага цивилизации в виде холодильника, газовой плиты, мангала и бани.
У Глеба тоже были соображения. Он на несколько раз прочитал тетради и пришёл к такому выводу: проводить эксперименты лучше такие, которые сразу покажут всю очевидность процесса. Это как? Ну, может, провести спиритический сеанс по вызову какой-нибудь известной исторической личности. У Глеба аж в животе похолодело от перспективы. В институте его мучил один вопрос: можно ли заглянуть в прошлое или в будущее с помощью какого-то прибора? Даже не так: можно ли подключиться к некоему энергетическому полю, в котором всё записывается, как на магнитную плёнку. Узнать, как развивались исторические события. Это желание появилось, когда преподаватель по истории заявил, что история наука не точная и что её пишут победители. Занятно.
Глеб был самым молодым, поэтому помалкивал, не потому, что был не уверен в себе, а чисто из уважения к присутствующим. К тому же высказывать своё мнение последним гораздо выгоднее с точки зрения стратегии. Уже озвучены планы всех участников, и можно внести корректировки в свои действия.
— Ребята, — Александр Сергеевич прочистил горло и начал смущённо: — У меня есть предложение. Чтобы я не чувствовал здесь себя аксакалом, прошу меня называть Сашей или Александром и на «ты». Думаю, никто не против.
Он поглядел на Вадима и добавил:
— А с вами мы уже вечность знакомы.
— Что же вы, Александр Сергеевич, не успокоитесь всё. Может, нам на-брудершафт выпить, снять, так сказать, непонимание?
— А я и не против, всё-таки чувствую себя немного не в своей тарелке. Да и взял с собой бутылку прекрасного самогона.
Глеб с Вадимом с удивлением уставились на доктора.
— Да, занимаюсь самогоноварением в свободное от забот время. И на кедровых орешках, и на дубовых чипсах. И даже на цедре лимона — женщины уважают такое. Но с собой взял классику — сорокапятку на дубе с мелиссовой отдушкой, хороший двухлетний сэм.
При этих словах он достал из портфеля большую гранёную бутыль и установил её на середине стола. Глеб прочитал тиснёную надпись на стекле у самого дна: 1/4 ведра.
Это что-то около трёх литров, видимо.
Вадик сходил на кухню и вскоре принёс целый поднос закусок и три квадратных стакана.
— И правда, что это мы как-то не по-русски. Давайте, за новое знакомство, и чтоб руки не дрожали.
Александр Сергеевич уже на два пальца нацедил в каждый стакан.
Все дружно взяли посуду, со звоном чокнулись и выпили.
Глеб особо не любил алкоголь, но заметил, что самогон ему понравился. Через минуту нутро его обдало лёгким теплом, и в дыхании появился едва уловимый аромат чего-то цветочно-ягодного, но не навязчивого, а интригующего запаха. Можно было даже не закусывать.
Доктор внимательно смотрел на них, ожидая одобрения.
Вадим положил руку ему на плечо и торжественно произнёс:
— Александр Сергеевич, Александр, Саша, наконец, это очень достойный напиток, я вам, тьфу ты, тебе как эксперт говорю. А я эксперт.
Он театрально раскланялся всей воображаемой публике и продолжил:
— Я эксперт, внештатный, заметьте, сотрудник полиции, и я рекомендую, да что уж там, я настаиваю: надо продолжить!
При этих словах он придвинул свой стакан ближе к бутыли.
Александр Сергеевич светился от счастья; во-первых, он был горд за своё детище, во-вторых, он наконец ощутил себя спокойным и как среди старых и верных друзей. Этого давно ему не хватало.
После того, как всем налили и дружно выпили, Вадим зачем-то взял большое увеличительное стекло и наставил его на бутыль: «ЧЕТВЕРТЬ».
— Вот ведь какие бутылки стали делать, не отличишь от старинных.
— Вадим, а ты не прав. Это оригинал. Первая четверть двадцатого века, харбинская винокурня купца Антипова! Год так эдак 1920-й. Семейная реликвия. У меня таких аж четыре штуки.
Вадим повернулся к доктору:
— Ты что, белоэмигрант?
— Я нет, а мой прадед да, вернее, просто эмигрант. После революции обосновался в Харбине и какое-то время занимался алкоголем, пока было можно, потом пришли японцы. Потом как-то выживал, работал таксистом, букмекером, примерно до 45-го, потом переехал в Россию, вернее, в СССР.
Вадик недоверчиво проворчал:
— Так уж и переехал...
— Не без помощи, конечно, Советской власти, но переехал, почти добровольно. Не побежал, как другие, в Шанхай, например. Но семь лет оттрубил на строительстве сахалинского моста. Потом жил в Советской Гавани, в Хабаровске, а потом и во Владик перебрался.
Глеб не удержался, спросил:
— А на Сахалин ведь нет моста, там паром ходит?
— А мог бы и быть, после смерти Сталина стройку закрыли, рабочих распустили, заключённых амнистировали. Давайте, ребята, по маленькой. Помянем деда моего.
[justify]Все молча