— Нет, — ответил торопливо Глеб и стал вполголоса читать заклинание.
— Тогда, господа, имею честь откланяться, всего доброго. — Видение щёлкнуло каблуками и растворилось в темноте.
Дом наполнился тишиной на несколько минут. Все были поражены случившимся. Наконец Александр Сергеевич произнёс:
— Глеб, Вадим, я очень вам благодарен за это. Меня переполняют чувства, я даже готов заплакать, никак не могу совладать с нахлынувшим на меня волнением. Простите меня, я должен прогуляться на свежем воздухе. Сегодня великий для меня день. Я убедился в честности своего прадеда. Хотя какие же это пустяки, ведь столько лет прошло. Но мне кажется это очень важным. Для меня.
Он, ссутулившись, вышел из дома и где-то проходил минут двадцать.
Глеб молча раздумывал, а Вадим лихорадочно записывал в какую-то таблицу показания своих приборов.
— А он что, китаец?
— Бурят, — Глеб уже загрузил «Википедию», — а сын его революционер. Боролся с властью, в том числе и такими, как его отец. Не понимаю.
— Да чего непонятного. — Вадим отложил тетрадку с таблицами. — Отец большой чиновник, положение, бабки, возможности. А сын мажор. Вот и ударила моча в голову. По работе знаю. Мажорчики — они такие.
Вдруг зазвонил телефон, Глеб незамедлительно ответил:
— Рита, привет, что-то случилось?
— Здравствуй, Глеб! Не волнуйся, у меня всё хорошо. Звоню узнать, как у тебя дела.
— Да помаленьку...
— Глеб, тут твоя Марина ко мне заходила. Нашла повод. Но я-то понимаю. Спрашивала про тебя.
— Рита, Марина не моя девушка, встречались-то всего пару раз, да и то мимоходом.
— Ну вот, запудрил девке мозги, а она страдает.
— Смешно, она ведь замужем и не разведена.
— Да её муж, как говорится, объелся груш! Объявился недавно, вот как раз развода просит. А Маринка и не против. Его где-то целый год носило, а теперь вот за вещами приехал. Наверное, ещё и имущество делить будет. А у него и вещей-то нет, старый ментовский китель да сапоги. Дом-то Маринкин.
— Рита, а зачем ты мне всё это рассказываешь?
— Да вот как-то и не знаю. Тревожно как-то на душе. У нас тут чёрт-те что творится. Люди с катушек слетают. Кто вешается, кто пьёт беспробудно. Да вот пили-то всегда, но не так, не до смерти... И небо по вечерам такое алое, что я вечером шторы закрываю, потому как страшно очень. Ой, не знаю, Глеб, что творится, что это всё значит.
— Ты, Рита, не пугай саму себя, есть примета такая, небо вечером красное, значит, погода хорошая завтра будет.
— Да я не пугаю, ты бы сам видел эту зорьку вечернюю. Прям горит всё, от края до края. А бабки говорят, что это проклятие. Не стало Серафимы, некому посёлок защитить. И ты уехал. Про тебя тоже вспоминают. А тебя нет. Вот и сходят все с ума. Надо молиться. А я и молиться-то толком не умею, так, немножко. Сходила в церковь нашу, отца Онисима нет. Перевели его в другое место. А в храме ждут другого настоятеля. Так вот всё не едет.
— Что-то, Рита, наговорила ты мне, не пойму никак. Маринкин телефон мне скинь или мой ей дай, хочу с ней поговорить. По делу одному. Она в курсе должна быть.
— Скину, скину, Глебушка, или она сама тебя наберёт. Ты когда приедешь?
— Не знаю, позвоню позже. Пока, Рита, береги себя.
***
Вернулся доктор. Он выглядел усталым и довольным одновременно. Мохнатый тотем вился возле его ног.
— Ребята, пацаны! Я на таком подъёме! Готов продолжить. Но у меня несколько соображений. Я подумал тут, на прогулке...
— Я хочу только уточнить, — вмешался Вадим. — Ни фотоловушка, ни камера изображения не показывают. Может, нам этот бурят показался?
— Показаться может одному, как доктор вам докладываю. Это было — ну как кино, как массовый гипноз. Я когда в своих психов программу вкладывал... — Александр Сергеевич осёкся, посмотрел на Вадика и замолчал.
Вадик развёл руками, успокоил:
— Саша, после того как мы пили на брудершафт, я — могила. Даже на детекторе лжи твои слова не подтвержу и не вспомню. Поверьте, господа, я его не раз обманывал. Надо просто знать как.
— Так вот, когда я своих психов программировал, они все действовали по-разному. Ни одного совпадения. А программа была одна. Думаю, что мы всё-таки видели господина Суханова. Иначе откуда такие совпадения в информации? Вы же все слышали, что мой дед уехал на КВЖД — Китайскую Восточную Железную Дорогу. А я вам об этом не говорил!
Глеб был не очень согласен — связать Харбин и КВЖД как дважды два, — но вслух произнёс:
— Давайте ваши соображения.
— Мы договаривались на «ты». Ладно. Когда готовишь некую программу, то многократно её параллелишь, ну, повторяешь вопросы, раза по четыре, а то и больше. Чем больше сойдётся, тем точнее. Так и следаки работают. То да потому. Один и тот же вопрос елозят по нескольку раз. Вот и я предлагаю опять вызвать Суханова.
Вадик прыснул:
— Саша, и какой вопрос на этот раз ты ему задашь?
Глеб пожал плечами, ему такое предложение показалось разумным.
— Да тот же самый! Предлагаю потренироваться и повторить сеанс, слово в слово, а?
Глеб раскрыл тетрадь, прочёл заклинание, появился Суханов, на этот раз рядом с меловым кругом.
— Добрый день, Александр Васильевич, мы живём в городе Владивостоке, у нас сейчас начало двадцать первого века, двадцатые годы, можете ответить на вопрос?
Суханов покачался на каблуках, дёрнул плечами, похоже, это у него в привычке:
— Задавайте ваш вопрос.
— Александр Васильевич, — начал доктор, — меня зовут Александр Сергеевич Баженов, я доктор, работаю во Владивостоке. Хочу спросить у вас, не помните ли вы купца Антипова, Петра Афанасиевича.
— Я вам, кажется, говорил, что помню Петра Афанасиевича. А также докладывал, что сожалею о напрасных подозрениях к господину Антипову. Простите, может, у вас не принято людей господами называть, может, товарищами? Скажите, что вы тут такое устроили? Задавайте все ваши вопросы! — достаточно раздражённо вскричал Суханов.
— Как вы относитесь к деятельности вашего сына? — встрял Вадик.
Александр Васильевич вздохнул.
— Я по роду службы имел очень мало времени, чтобы достаточно уделять его семье, детям. Вот и упустил. Сына захватили революционные идеи, за что он и поплатился. Для меня это неприятная тема, простите. В ваше время наверняка есть похожие примеры. Удовлетворены?
— Вполне, — смущённо проблеял Вадик.
— Напряжение поля падает из-за орбиты Луны. Вопросы ещё будут?
Глеб придвинулся поближе.
— Александр Васильевич, а где вы сейчас находитесь?
— Скажем так, в информационном поле Земли. То, что вы сейчас проводите спиритический сеанс со мной, моим фантомом или, если вам будет угодно, с душой, может негативно сказаться и на вас, и на ваших друзьях. Советую не злоупотреблять таким.
— А что может произойти?
— Дело в том, что когда кто-то проникает в земной банк информации, он как бы открывает дверь или приподнимает завесу, занавес. И проводит сеанс обмена. Так вот, обмен этот может быть любым. Ваши сущности могут в это поле заглянуть и даже в редких случаях до кончины своего тела остаться в нём, но и с другой стороны портала может что-то, нечто, проникнуть. Долго существовать оно не сможет, но некий акт агрессии или атаки на любой энергетический объект в вашем мире или в пограничном с вашим миром пространстве может совершить. Это может произойти не только с вами, но и в обозримом с вами пространстве, например, в другом доме или квартире. Радиус — примерно пятьдесят аршин. Простите, тридцать-сорок метров.
— Мы закончили, спасибо, простите и прощайте, Александр Васильевич. — Глеб склонился к тетради и прочёл заклинание.
Туман рассеялся, и первым заговорил доктор:
— Это бомба, это просто невероятно! Мы разговаривали с фантомом, с душой человека, которого почти сто лет уже не существует. Мы все видели и слышали одно и то же, я правильно понимаю?
— Надеюсь, третий раз мы Суханова вызывать не будем? — проворчал Вадик.
— Ну уж нет, надо бы убедиться ещё раз, — сказал доктор.
— Знаешь, что, Саша, иди ты к чёрту! Я в этом учувствовать больше не хочу. Как-нибудь без меня. У меня до сих пор мурашки по спине бегают.
[justify]— Мне тоже как-то не по себе, — медленно произнёс Глеб. — Может, отложим эксперименты ненадолго, пока какие-нибудь идеи в голову не