Ловцы жемчуга

                                          Ловцы жемчуга.

В бассейне играла музыка. Индюша после работы приходила в бассейн плавать, почти каждый день. Она закончила институт, родители сняли ей квартиру в этом же городе, устроилась в фирму не по специальности, а вечером приходила плавать. Дно у бассейна было голубое, даже слегка изумрудное и, когда Индюша ныряла, до самого дна, внизу она видела кораллы, рыб разного размера и раковины. Даже осьминога один раз видела. Акул она не боялась, это была ее стихия, и она знала, что она хозяйка всех вод, и глубинных, и прибрежных.
Глубина бассейна была пять метров, но она понимала, что ныряет гораздо глубже, и никто из посетителей не был там, где была она, и не знал, что пространство и глубина этой жизни зависит от нашего воображения и желаний видеть мир таким, какой он есть в нас, и она наслаждалась этим миром своего внутреннего существования. Она прекрасно видела под водой, соленая вода шла ей на пользу, а когда выныривала, солнце ярко слепило ей глаза, хотя никто из посетителей бассейна не видел этого солнца, кроме присутствия электрических светильников и запаха хлорки.
И в этот раз она поплыла в Индийский океан, ее прародину, она особенно долго находилась под водой, и когда вынырнула на поверхность в неоновое пространство ламп, к ней подплыл молодой человек и начал взволнованно говорить, что испугался за нее. Он нырял несколько раз, но не мог найти ее ни на дне, ни возле чаши бассейна, и уже подумал, что девушка, наверно, где-то вышла на «берег», и он не заметил.
Она была русая, а кожа белая.
- Русалка, наверно, - подумал он.
Он имел каштановый цвет волос и смуглую кожу.
- Он, наверно, индиец, - подумала она, посмотрев в его голубые глаза, и спросила:
- Как тебя зовут?
- Милентий, - ответил он, -  Родители так назвали, в честь деда.
- А как тебя дома зовут родители, - засмеялась она.
- Милёша.
- А меня зовут Индиана. Мои предки, по маме, были  из Индии, но русские, а потом каким-то образом оказались в нашем городе, очень давно, и папа сказал, что я буду Индианой. А сам ласково зовёт меня Индюшей. Хочешь, я тебе ракушку достану?
Он кивнул. Счастье пробежало по его коже, потом забралось куда-то в сердце и там осталось, и, как он понял, надолго, может быть навсегда.
Она взобралась на бортик бассейна и нырнула вниз, минуты две ее не было, и когда вынырнула, в руках ее была раковина, с две ее ладошки. Она дала ему эту раковину подержать. Он не верил своим глазам, что она реальна, -  но вот она, раковина, серо-желтая, некрасивая, покрытая илом,  дышала и,  как будто сердце билось в его руках!
- Но она же здесь погибнет! – сказал он.
- Надо быстро положить ее в воду, я отнесу ее домой.
И они пошли. Он довез ее до дома, она поцеловала его в щеку, он же не осмелился поцеловать ее первым:
- Когда мы встретимся? - спросил он.
- Завтра вечером, там же в 19.00.
- Хорошо.
Счастье все глубже забиралось в его сердце. Он ехал домой и понимал, что теперь он никуда не уйдет от этой девушки, потому что ее образ уже заполнил его всего, далее автомобиль и всю улицу, по которой он ехал,  и даже город. Казалось бы, должна быть, некая эйфория, душевный подъем и восторг, а была трезвая прекрасная ясность. Зрение его обострилось до проникновения в суть вещей, фонари и дорога блестели от снега по обочинам весьма определенно. Дыхание его было ровным, глубоким, он заранее предугадывал все повороты улицы, видел каждую крупинку асфальта, различал каждый лучик света фар проезжающих машин и уличных фонарей. И в этом свете он ощущал тепло Индюши и присутствие ее рядом с ним.
На следующий вечер она принесла ракушку в бассейн и опустила ее на дно, так же нырнув с парапета, а потом учила его правильно плавать, «вразмашку», опустив голову вниз и ритмично вдыхая и выдыхая, через каждые три взмаха рук с поворотами головы влево и вправо.  Он плавал неплохо, но плавал так, как научился еще в детстве, не по-научному. Когда сделали передышку, она сказала:
- В той ракушке было пять жемчужин. Я их аккуратно достала пинцетом. В этот раз жемчужины были обыкновенные, серебристо-матовые. Я тебе одну принесла показать. У меня их уже много. Если собрать вместе, то, наверное, скоро будет литровая банка.
- Ракушка-то живая?
- Конечно, у меня все они остаются живыми, я это умею.
- А зачем тебе жемчуг?
- Не знаю, я люблю его. Потом, наверное, его продам, куплю машину. Или дом. Но пока выручка с него маленькая. Я отношу антиквару, Андрею Петровичу, он дает немного денег, хотя, я понимаю, что ему больше интересуют разговоры со мной, а не жемчуг и, поэтому, хоть небольшие деньги, но выручаются.
- А можно, я нырну с тобой?
- Давай.
Они вместе поднялись на бортик, взялись за руки и прыгнули солдатиком. Пока доплывали до дна бассейна, он ее видел, а когда подплыли к синему кафелю на дне, она слилась с этим кафелем, и как будто растворилась. Он рукой потрогал дно и быстро стал подниматься, чтобы хватило воздуха на подъем. Наверху ее не было. Прошло больше минуты, и она всплыла с ракушкою в руках. В этот раз ракушка была голубого цвета, без покрытия илом, и намного больше прежней.
- Мне кажется,  в ней будут черные жемчужины, или цветные. Здесь хорошее место, я еще ни разу не встречала в этих местах, чтобы в раковине была одна жемчужина, редко две. В основном, пять и более…
Они вышли на «берег», и пошли к выходу. Индюша заранее сняла шапочку и положила туда ракушку, чтобы не привлекать внимание.
Когда подъехали к дому, она сказала с улыбкой:
- Я тебя не приглашаю. Уже поздно.
- Я понимаю.
Как будто некая недоговоренность повисла в воздухе. Нужно было сказать что-то важное друг другу, а потому слов не находилось.
- У тебя кто-нибудь есть? – спросил он ее.
- Нет никого. А у тебя?
- Есть. Но теперь это не имеет значения. Выходи за меня замуж.
- Так сразу?
- Не сразу. Я тебя знаю уже сотни лет.
- И за сотни лет ты мне не сделал ни одного предложения?
- Я копил чувства.
- Научишься доставать жемчуг? Тогда буду твоей женой.
- Точно?
- Я тебя научу.
- Тогда до завтра?
Ей не хотелось расставаться, ему тоже, но моллюску хотелось жить.
Она его опять поцеловала, он как школьник робко прикоснулся своей щекой к ее щеке, и поехал домой, а она поднялась на свой 13 этаж изымать из раковины жемчуг.
Внутри ракушки была всего одна крупная, овальная, слегка плоская черная жемчужина правильной формы. Было непонятно, как она могла влезть в эту раковину, такая огромная. Она положила ее на блюдце, а ракушку в специально приготовленную воду.
- Я тебе даю имя: Милёша. Накрыла бумажной салфеткой жемчужину и пошла спать.
Следующий вечер, был конец февраля, но снег еще плотно лежал. Милентий оставил машину на стоянке, и они пошли в лес. Он и раньше тут гулял в парковой зоне города, которая перерастает в лесной массив. Они остановились, и она показала на сугробы.
-Туда!
Снег расступился, прямо на глазах показалась тропинка, и они пошли по ней. Шли довольно долго. Снег по бокам был белым и освящал путь сам, своим сиянием, уже было темно, но на тропинке был удивительно яркий теплый жемчужный свет. Они поднимались на невысокую гору. Милеша не мог припомнить это место, а когда поднялись, впереди открылась сияющая долина с небольшим озером внизу. Он не удивился.
- Наверно, это одно из мест, где может обитать душа человека, независимо от времени, - сказал он вслух сам себе.
- Это моё озеро. Я не могла рассказать  словами, так, чтобы ты понял меня. Я и сама себя до конца не знаю, но, когда я сюда пришла в первый раз, на месте озера бил небольшой ключик. Как ты думаешь, это озеро может стать нашим единым озером, очень большим, красивым, морем?
- Я думаю, что может.
- Я тоже так считаю.
Милёша чувствовал в этой девушке свет, который теперь  открылся в полную силу. Такой свет бывает только  у русских девушек, чистый и светлый взгляд, не имеющий предела, как это озеро, попадаешь в прозрачное пространство этого чувства и понимаешь, то даже не соринки, никакого порока или вреда для себя. Что это нельзя пачкать, нечаянно замарать, и самому быть таким же чистым, светлым, ясным, прозрачным и высоким. На меньшее он не был согласен, и потому многие девушки, с какими он был, не давали ему этого чувства, и он привык, что так должно быть,  но все равно ждал, слово секс его не устраивало, потому что там не было Бога.
И она запела. Голос у неё был пронзительный и чистый.  охватывал все вокруг, летел над  Землей, возвращался опять сюда, рассыпался эхом, опадал в снег на горах и на берег, к их ногам, на прибрежные камни, потом терялся в тихом говоре вытекающего из воды ручья, и Индюша наслаждалась этими хлопьями своего голоса, как фрагментами солнечного снегопада, имеющего свою мелодию, или же мелодию качающихся сосен высоко в небе, или же всплеска воды. Но никто не подозревал, что именно Индюшин голос создавал все звуки природы для людей, и поддерживал жизнь в деревьях в лесу, злаки в полях, птиц, зверушек и каждую букашку. Это делал, в принципе, каждый человек, но не у всех получалось, потому что не все могли осознать природу своего существования, поэтому Милеша только начинал догадываться об этом. Бывало и так, что какой-нибудь турист ночью выходил из палатки пописать, и видел высоко на горе стоящую женщину, кричащую: «Жизнь моя, как я тебя люблю!»  Но тут же шорох травы, а это был падающий с неба голос Индюши, успокаивал его, и он шёл досыпать в свою палатку. Таких чудес люди встречали много, и Милеша был одним из свидетелей преображения природы вокруг. Даже одинокий катер с белыми бортами и красно-голубой рубкой покачивался в такт этой песне и кивал мелодии в такт на воде, не торопясь, торжественно, будто позировал великому мастеру-живописцу.
Милёша слушал эту песню с простыми словами, про лес, про озеро, про нескончаемую жизнь, про лучи солнца в душе. Это даже была не песня, а какой-то восторженный гимн, крик, в конце концов, и он начал ощущать себя камнем возле воды, горами вдалеке с заснеженными вершинами, травой, водой, что как будто его сотворила, соткала из всего окружающего материала Индюша именно сейчас, что он для себя обретается другой, еще неизвестный, его это и радовало и подбадривало. Он предполагал, что музыка и живопись меняют структуру человека, а значит его судьбу, но что это может происходить так быстро, да еще и с ним, он не представлял. «А может, я просто влюбился? Ведь все люди, когда влюбляются, сходят со своего ума и переходят в новый ум», и когда она закончила петь, он не знал, что делать. Была весна, все цвело вокруг. Ему было жарко, он снял куртку, потом помог снять куртку ей, и они сели на траву, подстелив их под себя, и смотрели на воду.
На самом деле, он боялся ее. Как женщину. Как явление. Он никогда не встречал такой тип людей. Он был талантливый менеджер, хорошо зарабатывал, даже писал стихи и, как ему казалось, понимал искусство, интересовался многими направлениями, но тут ему не хватало времени, чтобы вместить события последних трех дней жизни. Ровная гладь воды, отлогий берег, а далее сосны и берёзы, редкий кустарник. Виден другой берег озера. Две уточки плавают недалеко. Руки сами потянулись к ней, он поцеловал ее, и она затрепетала как дикая птица и прижалась к нему, и он почувствовал, что она - обыкновенная девушка, как все. Так же волнуется, так же готова ему отдаться всей