Глава тридцать четыре. С корабля – напалм
Выполняю левый разворот.
Я теперь палач, а не пилот:
Наклоняюсь над прицелом,
И ракеты мчатся к цели.
Впереди еще один заход.
Вижу в небе трассера черту.
Мой «Фантом» теряет высоту.
МиГ-17 Риччи с Бобом
Обеспечил встречу с Богом.
Я у МиГов третий на счету.
Русская народная песня
Залив, выбранный для якорной стоянки, был битком набит небольшими льдинами. Самая незначительная, примерно, вдвое крупнее авианосца. Но это были отдельные поля, а сплошной лед был расколот, причем совсем недавно. Края и сколы были чистыми и острыми. Получалось, кто-то пользовался бухтой два-три дня назад. Ледоколы? Бомбардировщики? Подрывники с динамитом? Кто и в каком направлении проломал коридор между льдин? Удрал, не дожидаясь драки, или опередил и обустроил засаду незваным гостям?
В ходовой рубке собрался весь командный состав: граф Апраксин, генерал Край, королева Северного Ветра, комэски Вереск, Елена и сестра Крапива. Анастасию от полетов отстранил врач после аварийного катапультирования, но она была со всеми, немного отстраненная и очень обиженная. Приват-доцент Гарин вооружился огромным инфракрасным биноклем. Инструментами доктора были три снайперские винтовки: две американки с адским калибром в двенадцать миллиметров, и старая мосинская трехлинейка, скорее всего, царского выпуска. На обоих крыльях мостика, по просьбе Смыслова, установили четырехствольные зенитные пулеметы. В помещении рубки тревожно запахло ружейным маслом и кожаными портупеями.
Несмотря на категорический запрет пользоваться лифтовой кабиной в боевых условиях, гудящий подъемник доставил на мостик главного буфетчика Добромира с коробкой холодных закусок. Он старался не привлекать внимания, но грозный Борис Борисович сердито прошипел:
-- А ну быстро вниз, царь кастрюльный! За смекалку хвалю, только сгинь Христа ради!
-- Прикажете шустовского? – совсем не к месту, по привычке, спросил буфетчик.
-- Белены объелся на камбузе? Горячительное в бою, потребно токмо в медицинских целях! Вот ведерко кофе пришлось бы кстати, да погорячее! Погодка прохладная, черт его дери! – адмирал рванул рубильник, управлявший лифтом, -- Пешком, я сказал!
Ледоколы вошли в залив и принялись восстанавливать проход между льдов, оставленный то ли в виде приманки, то ли в виде приглашения. Капитан закрутил покруче усы и включил микрофон в общую сеть.
-- Стоп машина! Вторая и третья эскадрильи в воздух! Приват-доцент, аппарат к бою! По вражьим воздушным целям огонь без предупреждений.
Железная лестница загудела от топота бегущих вверх и вниз. Через пять минут промчался по взлетной полосе истребитель сестры Вереск. В небе сверкнул луч гиперболоида, разрезал пополам льдину с футбольное поле, и занял вертикаль. Так безопаснее для своих. Оранжевые МИГи набрали высоту и стали в карусель. Самая эффективная атака – сверху вниз в хвост, и хорошо, если со стороны солнца. Вот только где его взять? Солнышко, похоже, не одобряло происходящего и демонстрировало сердитый нейтралитет.
По указанию Северной Королевы, с истребителей были сняты самонаводящиеся ракеты. Датчики магнитного и термического полей, а также, радиоволн, не принесли бы пользы. Госпожа знала, что секретные технологии вполне могли обойтись без металла и теплового выброса. Предоставленная себе самой ракета, могла выбрать жертвой кого-нибудь из своих. На МИГах установили управляемые боеприпасы. В бою пилот сам ловил в перекрестье прицела вражеский аппарат и командовал: «первая – огонь». Дальше боеприпас работал автономно.
Самолеты в воздухе, зенитные ракеты на взводе, доктор Смыслов нервно полировал бархоткой деревянный приклад трехлинейки. Повисла тягучая пауза. Иван Иванович, не найдя за голенищем кожаного портсигара, выругался шепотом…
-- Ну, что, проверим, насколько заврался капитан Бэрд? – пошутил Борис Борисович.
И громко в микрофон:
-- Господа, мы заходим! Малый вперед все! Близнецы – справа и слева! Полная готовность!
Громада крейсера вздрогнула, словно очнулась ото сна, и пришла в движение. На мостике снова воцарилось молчание. Жалобно попискивала морзянка, как мышь, попавшая в западню. Впереди – расчищенный путь и ничего враждебного, никакого движения.
По сравнению с сорок седьмым годом, враг изрядно преуспел в тактике воздушного боя. Боевые корабли появились повсюду одновременно, и атаковали со всех сторон. По левому борту, по правому борту, прямо по курсу, и с тыла, в кильватер. Угольно-черные линзы, с прозрачной верхушкой и огнями по экватору – все почти, как в докладах по операции «High Jump». Несметное количество и невообразимая юркость отличали новые аппараты от послевоенных. Нынешние оказались, в придачу, совершенно неуязвимыми.
Взять в прицел линзу десяти метров в диаметре было нетрудно. Разочаровывал результат. За долю секунды до поражения, черная бестия исчезала, невидимо прыгала в сторону, и возникала в другом месте, совершенно целая и невредимая. Иногда не возникала. Может быть, невидимкой, уходила на базу, может шла на следующий виток. Создавалось впечатление, что огромный крейсер, и самолеты, и ледоколы попали в безвыигрышный игровой автомат, не засчитывающий даже прямые попадания играющего. В свою очередь, диски метали острые лучи, легко прожигавшие дерево и тонкое железо. Человек, при попадании в голову, погибал на месте.
Иван Иванович и доктор Смыслов, вспомнив боевой опыт обороны Лесного Замка и сбитый черный геликоптер, бросились к зениткам, генерал на левое крыло мостика, нарколог-снайпер – на правое. Лязгнул холодный металл, и к беспорядочной стрельбе зенитных автоматов, добавился упрямый дуэт, общим числом в восемь стволов.
-- Dead ahead! Прямо по курсу! Упреждение три! – скомандовал генерал, усаживаясь половчее за прицел и пробуя ногой гашетку мощного пулемета, -- длинными, патронов не жалеть! Пли!
— Вот он, Иваныч! Смотри, храбрый нашелся, сукин сын! – входя в азарт, закричал доктор, -- В лобовую собрался?! Давай, крученый, Achtung! Achtung! Im Himmel Pokryshkin!!!
В самом деле, один из черных дисков, вывалился из общей круговерти и направился прямо в окна ходовой рубки. На матовой поверхности сошлись две трассы и вражеский аппарат затрясло от града стограммовых пуль. Куски обшивки полетели во все стороны.
-- Попался, сволочь! Жги его, Леша! – генерал давил гашетку каблуком, не отпуская.
Черный корпус треснул и наружу вырвались языки белого пламени. Доктор на секунду отпустил ногу и закричал, что было силы:
-- В рубке – ложись! Все на пол!
Добил врага инженер Гарин, метнув в самый центр аппарата, тонкий светящийся луч – не толще вязальной спицы.
Взрыв диска выплеснул нечеловеческие волны энергии. Начинка у летуна была не простая, не понятно – какая именно, но не простая. Стена белого огня пронеслась по крейсеру с носа до кормы. Все, что могло гореть, вспыхнуло, как порох. Прочные свинцовые стекла иллюминаторов и окон выбило моментально. Сигнальная, ходовая, штурманская и радиорубки засыпало острыми осколками. Люди оглохли и ослепли, казалось, что началась и закончилась ядерная война.
Доктор оставил раскаленный пулемет и побежал в сторону другого борта. В рубке горели карты и вахтенные журналы, занималась пластиковая обшивка. Сильно пахло кровью и свежим кофе. Генерал, тоже выскочил из зенитной установки и неловко сбивал огненные языки с плеч и рукавов. Вместе они стащили романовский полушубок и бросили вниз тлеющую овчину.
Ходовой мостик оживал и приходил себя. Рулевой, вытряхнув из бушлата пригоршни битого стекла, стал к штурвалу. Снежная Королева, гораздо бледнее обычного, восстанавливала контакт с тонким миром. Астрал испуганно отмалчивался. Радио, напротив, тараторило на все голоса. Командиры, наперебой, докладывали, что у них еще горит, а что уже совсем сгорело. Но граф Апраксин оставался глух, как к писку наушников, так и к грохоту стрельбы. Он стоял на коленях, в кроваво-кофейной луже, и кусал губы, чтобы не разрыдаться.
-- Ну что же, ты старый дурак… ну черт тебя принес с твоим кофе… сидел бы в буфете… что я твоей скажу?..
Кастрюльный царь Добромир, лежал на спине, гостеприимно раскинув руки, словно хотел обнять долгожданных гостей. Всех, кого любил и звал на угощение. Помешал встрече осколок стекла, острый как кинжал, пробивший горло и сонную артерию. Поток горячей крови залил белоснежную поварскую куртку и накрахмаленный колпак. Доктор хотел найти пульс, но Борис Борисович отвел его руку и закрыл удивленно распахнутые глаза ушедшего. Сиятельный граф обмакнул пальцы в остывающую кровь и перекрестил Добромира, потом перекрестился сам.
-- Прими, Господи, душу новопреставленного раба Твоего, а мне не дай ни сна, ни покоя, пока не отомщу за тебя Добромирушка. Рассчитаюсь и тебе лично доложу, друг сердечный…
Снаружи тяжелым эхом прокатился грохот сильного взрыва.
-- Что там еще? – рассерженно рявкнул граф, -- санитары, убитый на ходовом! Боцман, стекла заменить! Мусор на палубе убрать! Выполнять!
Все высыпали на правое крыло, даже радисты и медбратья. На высоте метров около восьмисот, из огненного шара выпал полыхающий МиГ, и вращаясь в последнем штопоре, врезался в широкую льдину. Последовавший удар разметал оранжевый истребитель на мелкие куски и обрывки, Самолет словно растворился без остатка в пространстве между тусклым небом и белым льдом. Следом за упавшей машиной,
