Илона вошла, оставила летнее пальто на вешалке, а сверху бросила шарф.
— Привет-привет! Что-то давно тебя не было, — сказала рыжеволосая улыбчивая Алла, выходя ей навстречу.
— Ты же знаешь, я люблю приходить сюда летом, в каникулы... — Она бросила взгляд на раздевающегося до белья юношу, которого раньше не видела. — Новенький?
— Да. Кирилл. Мы с ним когда-то в школе вместе учились, до восьмого класса. Сказал, что ему интересно. Он не имеет отношения к творческой сфере. Хотя подрабатывает моделью, для каталогов, что ли. Учится не помню где, я интересовалась и забыла, он что-то ещё про академ писал...
Кирилл был высокий, худой, с забранными в аккуратный "хвост" волосами. Очки он тоже снял, обнажая очень милое лицо со светлыми глазами; один едва заметно косил.
— Я Илона. — Она посмотрела на него, чуть склонив голову набок. — Красивые ноги. Длинные, стройные, не натруженные. У мужского пола такие редко встречаются.
— Спасибо, — сказал Кирилл. — Вы хотите, чтобы я сел? Или остался стоять?
— Возьмите высокий складной стул. Да, этот. Сядьте так, чтобы правая ступня касалась ступеньки, а левая — пола. Руки на подлокотники и расслабьте кисти. Отлично. В профиль будет лучше, у вас прекрасный профиль. И волосы распустите. Спасибо.
— Вам нравится командовать?
— Не поворачивайте голову, пожалуйста. Может быть, нравится.
Кирилл улыбался, глядя прямо перед собой. У Илоны зазвонил телефон, но она только отключила звук. Звонил Игнат — она знала, что он предложит провести вместе вечер, а ей сейчас этого совсем не хотелось. Она смотрела на Кирилла, и ей ужасно нравилось, что теперь всё может быть по-другому; она может быть творцом, а он — вдохновителем.
— Смотрите, что получилось, — она показала ему набросок. — Оставьте себе. На память.
— Спасибо. По-моему, вы всё приукрасили.
— Вы просто напрашиваетесь на комплимент, правда? — улыбнулась Илона. — Не хотите выпить кофе? Здесь за углом неплохая кофейня.
— Знаете, если бы всё было наоборот, и вы были бы на моём месте, вы бы назвали это объективацией, — он слегка рассмеялся, демонстрируя ямочки и аккуратные беленькие зубы. — Красивые ноги, выпить кофе...
— Согласна. Но почему бы и нет, — Илона пожала плечами. — Если вы модель, вам к этому не привыкать. Уверена, все хотят заполучить кусочек вас. Так я подожду на улице?
— Хорошо.
Она накинула пальто и вышла. Было солнечно, но ветер дул прохладный, и она поёжилась. В ней начинало закипать нетерпение.
В кофейне народу было мало; они сели в уголке, подальше от колонки, из которой орала музыка.
— Нет, Моне от Мане я могу отличить, но в целом плохо разбираюсь в живописи, — сказал Кирилл, когда принесли кофе.
— Не любишь?
— Люблю... Но я слишком дилетант. И вообще, в школе мне было проще решить десять задачек по химии, чем освоить Толстого или Шолохова...
— Допустим, их я тоже освоила с трудом, — хихикнула Илона. — Помню, как писала сочинение по "Тихому Дону", прочитав содержание и пару критических обзоров... И получила пятёрку, между прочим, хотя у меня было ощущение, что я хожу по краю. Очень боялась, что придётся отвечать по этому роману на экзамене.
— Я думал, что не люблю читать, пока школу не закончил. Ты всегда знала, что хочешь стать художницей?
— Если честно, Кирилл, я до сих пор не знаю, кем хочу стать, когда вырасту, — она рассеянно помешивала ложечкой в чашке. — Потому что хочу стать и тем, и другим, и третьим. И одновременно никем. Просто чтобы меня оставили в покое.
— Понимаю... — он задумчиво смотрел в сторону.
— Ты один живёшь? — вдруг спросила она.
Кирилл кивнул.
— Поехали к тебе.
— Неожиданно... Если честно, я не очень в настроении сегодня.
— Что, пальчики тоже нерабочие? Не хочешь сделать приятно хорошему человеку? Спорим, ты никогда не спал с художницей. Ладно, шучу. Пойдём гулять тогда.
Когда они вышли из кофейни, Кирилл сказал:
— На самом деле, я здесь недалеко живу, пару станций на метро. Если ты не передумала.
— Ни за что, ты слишком красивый. Я не упускаю такие возможности.
Кирилл засмеялся. Он жил в старой однокомнатной квартире, которая досталась ему от бабушки — и которая очень понравилась Илоне. Там было мило, просто и уютно — и тюлевые занавески на кухне, через которые пробивалось вечернее солнце, и немытая после завтрака тарелка, и разложенный диван со скомканным одеялом, и старый шкаф с раскрытой дверцей, завешенный рубашками, и альбом с засушенными цветами на столе, от которого она почему-то не могла отвести взгляд, пока в ней, будто нажимая на клавиши, исполняли странную музыку Кирилловы пальцы; не могла перестать смотреть на россыпь маленьких сиреневых цветков...
— Я их коллекционирую, — сказал потом Кирилл. — Люблю засушивать цветы. Как будто они не умерли, а только притворяются...
— Красиво звучит. Наверное, это естественно, пытаться найти эстетичность в умирании, чтобы не так сильно его бояться.
— У тебя есть кто-то? Или ты свободна?
— Есть. Зовут Игнат. Однокурсник. Мы с первого курса вместе, — Илона взъерошила волосы. — Он довольно привлекательный внешне. Даже благородный. Но жуткая амёба. И ведь всё знает, во всём разбирается, я сначала в рот ему заглядывала, такие интересные вещи он рассказывал об искусстве... А теперь боюсь его бросить.
— Почему?
— Его мать работает у нас зав. кафедрой. Из-за неё уже и так двух студенток отчислили, которые якобы ей нахамили. А мне год осталось потерпеть. Я знаю, это безобразно, но...
— Ты первый раз ему изменяешь?
— Второй. В прошлом году познакомилась с натурщиком, попробовала, поняла, что не нравится. Мне с ним неуютно было. Разговаривать совсем не о чем, даже о пустяках. А Игнат... Понимаешь, если бы он был во всём возвышенный, отрицал земное, витал в облаках, я бы поняла. Но он со мной не спит только потому, что мы не женаты. А брак — только после аспирантуры. Я уже и не хочу. Он смотрит на меня так, будто я естественная деталь интерьера. Вот картины, скульптуры — это вечно, это стоит внимания. А человек рядом — просто человек, — она потёрла глаза. — Извини, что говорю тебе всё это. Наверное, я просто пытаюсь оправдаться.
— Хочешь, я приготовлю что-нибудь на ужин? Ты ведь останешься до утра?
— Да. Да, конечно, — с облегчением ответила Илона и поцеловала Кирилла в плечо.
В итоге он просто поджарил картошки с овощами, они ели её вдвоём прямо со сковородки, и Илоне почему-то показалось, что это самое вкусное, что она пробовала в жизни. Утром он проводил её до метро, и она сказала, что напишет ему. Решила перезвонить Игнату.
— Ты почему вчера трубку не брала, Илона? Я звонил несколько раз!
— Извини, я рисовала в студии, а потом с подругой засиделась. Что-то срочное?
— Можно сказать и так. Вообще это лучше при встрече обсудить... Я говорил с мамой, и мы подумали, что можно пожениться после выпуска, через год. Жить пока с моими родителями. Зачем ждать дольше, правда? Ты ведь хотела этого?
Нет, почти сказала Илона. Нет. Мне нужен Кирилл с его руками, глазами — и картошкой прямо со сковородки. Простые радости. Простые тёплые отношения. Никакого подвоха. Никаких завышенных ожиданий. Никакого роста, аспирантур, системы достижений. Простая тихая жизнь в старой однокомнатной квартире. Столько, сколько получится.
— Давай позже поговорим, хорошо? Это слишком спонтанно.
— Я думал, тебя напрягает, что всё откладывается, а теперь...
— Я не готова отвечать прямо сейчас. Пока.
Это было нечестно и неправильно, но Илоне понравилось быть неправильной. Ей так надоело, что жизнь проходит мимо. Так надоели субботы у Игната с его вечно присутствующей матерью. Так надоело, что салат или горячее нельзя есть только вилкой. Нельзя ругаться. Нельзя забираться на диван с ногами. Дверь в комнату не запирать, как будто им по пятнадцать. Приличия. Столько мелочей, из-за которых нельзя до конца расслабиться и просто быть.
Скоро Игнат опять уедет с семьёй в отпуск на месяц. Илона с ними не ездила, даже за свой счёт, потому что не считалась членом семьи. Какой цирк... И догадалась же она ввязаться в такую историю. Наверное, его мать пришла бы в ужас, если бы увидела, как они с Кириллом полуголые едят на кухне картошку со сковородки в первый день знакомства... Илона слабо улыбнулась.
С Игнатом они договорились всё обсудить, когда он вернётся. Этот месяц Илона провела с Кириллом. Они ездили на природу, в пригороды, много гуляли — или оставались дома и смотрели кино; она рисовала его, голым, одетым, дома, на природе, в кафе, где угодно. Ей хотелось успеть запечатлеть его, словно он никогда уже не будет таким ослепляющим, как в это лето.
Её окутывало прекрасное чувство отстранённости, ощущение, что она наконец оказалась там, где не надо думать, какое слово произнести следующим, не надо принимать решений, не надо делать вид, что тебе интересно, если ты помираешь со скуки, не надо стыдиться желания поцеловать его за ушком или в гладко выбритую бархатистую подмышку... Наконец-то до неё (и до них обоих) никому не было дела, никто не спрашивал о планах — и самих планов тоже не было, зачем, если есть хороший кусок хлеба и человек рядом. Так можно прожить всю жизнь.
— Я познакомилась в студии с одним человеком, — произнесла Илона. Она была у Игната в гостях, а его мать была чем-то занята на кухне. — В конце июня. Я жила с ним всё это время.
Игнат сжал спинку стула так, что костяшки пальцев побелели.
— Я знаю, это подло. Но я ничего не могу изменить. Не могу больше врать. Не могу...
— Тебе просто нравится с ним спать, да? — перебил её Игнат. — Это ничего не значит. Возможно, я смогу тебя простить. Я думал, что такое может произойти. Не все способны держать себя в руках.
Илона слабо улыбнулась.
— Может быть, нравится. Это случилось всего несколько раз. А так, как это делал бы ты, наверное, половину раза. Я уже сказала, что поступила подло. Но тебе не приходит в голову, что, если бы я получала от тебя хоть каплю нежности, ласковые слова, поцелуй, объятие, милые прикосновения... Ничего. Ничего... Ты не замечаешь, как кто-то чахнет рядом с тобой от условностей, от твоего равнодушия. Будто я — нечто само собой разумеющееся, приложение, дополнение. Тебе дороги только произведения искусства, а с Кириллом друг для друга мы сами — произведения искусства. Это ведь так естественно, оно начинается с человека, с тех, кто изображает и изображён... Я лучше пойду.
Она ехала в метро, вглядывалась в лица людей и пыталась угадать, о чём они думают, кем работают, что любят, откуда едут. Они вчера делали так вместе. Сегодня она не предупредила его, что приедет, решила, что так будет приятнее. Он открыл дверь, она произнесла:
— Я поговорила с Игнатом. Идём гулять.
— И что теперь будет с твоей учёбой, Илона?
— Не знаю... Уйти из академии? Или остаться? Я не знаю... Я хочу быть с тобой. У тебя такие милые уши, можно, я поцелую мочку? Спасибо. Пойдём гулять, Кир. Мы найдём себя обязательно, главное, что мы нашли друг друга. Мы не выросли на самом деле, только притворились. И не очень успешно, правда? Курточку не забудь, а то там ветрено!
