Байки тёмнорусские

венки, да песни горланили, те что и ни к месту и ни ко времени:

Не дарите мне цветов, не дарите.
В поле нет их милей, не сорвите!
На лужайку опущусь я вся в белом —
разукрашусь до ног цветом смелым:
красная на груди алеет роза,
на спине капризнейшая мимоза,
на рукавчике сирень смешная,
а на подоле астрища злая!

Я веночек сотку из ромашек.
А знаете, ведь нету краше
жёлтого, жёлтого одувана
и пуха его белого. Ивану
я рубаху разошью васильками:
бегай, бегай, Иваша, за нами!

Беги, беги, Иван, не споткнись —
во всех баб за раз не влюбись,
а влюбись в меня скорей, Иваша;
разве зря я, швея-вышиваша,
васильки тебе вышивала,
да на подоле астрища злая
просто так ко мне прицепилась?

И зачем в дурака я влюбилась?
А цветов мне не надо ваших!
Я сама швея-вышиваша!

Во-во! Все Иваши в округе пытались им втолковать, что и вышивать то девки разучились. Но те их не слушали: рвали свои цветы и пели, рвали и пели, рвали и пели… Бог на небе и тот махнул рукой на девок:
— Ну и чёрт с ними, пущай балуются!
Но вернёмся к бурным эмоциям нашего старичка: залез он в святую воду по пояс и плачет от счастья. Девки, как ни странно, заметили святого старца: бросили, наконец, своё ни на минуту не прерывающееся занятие, пошли пешком по воде, окружили дедушку хороводом и снова запели:

Старичок-бедовичок,
он спасти Мал Китеж смог!
Старичок-бедовичок,
ты спасти Мал Китеж смог!

Устав водить хоровод, девки вышли из воды, не замочив даже подол у платьев и расселись на бережку:
— Дедушка святой старец, расскажи нам про Большой Китеж-град!
Старичок-бедовичок вылез из воды, выжал свои портки, лёг на траву-мураву и затянул свой рассказ, который рассказывал не менее тыщи раз:
— Помнится, было это в годину 6759…
И тут дед захрапел, а девки в грусти и печали разошлись собирать полевые цветочки да кидать в воду веночки.

Глава 2. Правый берег святого озера Светлояр (Бедовичок — молодой крестьянин-шут)

А мы перенесемся на другой бережок святого озера Светлояр, в прошлое, на несколько веков назад. На сколько — точно не скажу, сама не помню, но стоял всё тот же 6759 год. Где-то в сторонке возвышался чудесный город Большой Китеж, а на бережку девушки пускали в воду венки и пели:

Ой ты, бог всех миров,
всех церквей и городов,
защити и обогрей,
отведи врагов, зверей,
нечисть тоже уведи
да во дальние земли!

Бог на небе умиленно слушал девичью песню, улыбался и ласково уводил большекитежских парней подальше от девушек, в лес за грибами.
А я отведу вас в Большой Китеж. Какой же это был красивый град с шумными улицами, золотыми церквями, нарядными торговыми площадями, где торговали купцы, плясали скоморохи, попы венчали и отпевали, а крестьяне пахали да сеяли. Весёлый такой городище, богатый. Одна беда — не защищен, не укреплен, да и не вооружён! Но людям думать о том нет причины: знай, работай себе да гуляй, отдыхай!
Но бог он всё видит, он заботливый. Пришёл день и у доброй матери Амелфии Несказанной народилось дитятко богатырское, личиком аки солнце ясное, а на третий день жизни ростом он был, как семилеточка. Ходили люди дивиться на младенца невиданного, головами качали, говорили:
— Добрый мир при нём будет, добрый!
Так и назвали богатыря Добромиром. Рос Добромир не по дням, а по часам, не успела луна обновиться, как он в совершеннолетие вошёл, наукам разным обучался: письму да чтению. И науки те впрок ему пошли. Начитавшись о подвигах небывалых русских сильных могучих богатырей, заскучала наша детинка, затосковала: сидит в светлице своей средь старых книг, читает да тоскует, подперев щёку кулаком.
Вдруг раскрытая книга выпустила из себя блеклый свет и жалобно потухла, ну а потом и говорит:

Добромиру дома сидеть было плохо,
о «Вавиле и Скоморохах»
читать уже надоело!

Добромир удивился на чудо такое, но всё же ответил волшебной книге:

Не наше бы это дело
махать кулаками без толку.
Но если только…
на рать, пока не умолкнет!

Захлопнул Добромир в сердцах волшебную книгу и поплелся во двор колоть дрова. А книжица вдруг ярко осветилась и из неё вырывались наружу три призрачных, волшебных Богатыря на удалых конях! Стали богатыри биться в окошко, створки открылись-распахнулись, Выскочили могучие воины во двор, встали подле Добромира да как гаркнут зычными голосами:

Выйдем, мечами помашем,
домой поедем с поклажей:
копий наберём браных,
одеж поснимаем тканных
с убиенной нами дружины.
Хошь и тебе половину!
Дома тебе не сидится?
Не сидится, бери дубину!
И про тебя напишут былину.

Добромир понял, что эти богатыри лишь духи и все их слова — пустомельство. Отмахнулся от них детинка и продолжил рубить дрова. Богатыри же, потоптавшись немного во дворе, ускакали на небо, а там и сгинули. Добромир, глядя на них, конечно расстроился, воткнул топор в чурку и пошёл домой, но не в свою светлицу, а прямо в горницу матушки своей Амелфии Несказанной. Матушка в тот вечер сидела у печки, вышивала портрет любимого сына и что-то тихонько мурлыкала себе под нос. Добромир кинулся ей в ноги:
— Милая моя матушка Амелфия Несказанная, не к лицу мне, добру молодцу, взаперти сидеть в светлой горнице, на бел свет глядеть сквозь письмена заветные! Хочу я всяким военным наукам обучаться, удалью молодецкой хвастаться, своей силе сильной применение иметь!
Вздохнула добрая матерь, отложила в сторону своё рукоделие и сына жалеючи, отправилась за советом в палаты белокаменны, к городскому главе — посаднику княжьему Евлампию Златовичу.
А Евлампий Златович в ту пору был занят работой важнейшей, в просторных подвалах пересчитывал богатство города Большого Китежа: сундуки со златом да драгоценностями. Рядом с ним толкались ключник и старший советник, которые так и старались сбить со счёту городского главу да звали чай пить с пряниками сладкими. Тут вбегает к ним, запыхавшись, немой служка и жестами зовет посадника наверх, в палаты белокаменны. Евлампий Златович расстроился, что его оторвали от дел научных; и ругая всё на свете, а также самого себя за жалость к немому служке, поволок своих подданных в палаты. А в палатах томилась в ожидании Амфелия Несказанная. Завидев посадника, она кланялась низко, челом била, речь держала:
— Гой еси, отец ты наш Евлампий Златович, не вели со двора гнать, вели слово молвить за чадо свое ненаглядное, младого Добромира, единственного богатыря во всём великом граде Китеже. И стал свет ему не мил без дела ратного! Отправь-ка ты его на год-другой в стольный Киев-град, на заставушку богатырскую, военному делу обучаться, к тем богатырям воеводушкам, что на весь честной мир славятся подвигами своими да делами ратными!
Евлампий Златович, нахмурился и опять расстроился:
— Иди, иди до дому, матушка! А мы тут будем думу думать как из такой заковырки нам всем выползти.
Взял Евлампий за плечи белые Амелфию и бережно выпроводил её из терема. Та пошла, а он ещё долго смотрел ей в спину:
— Эх, неохота единственную силу-силушку в чужие края отпускать. Ой да переманят Добромира богатыри киевские к себе в дружинушку! Жди-пожди, ищи-свищи его опосля. Пропадай святой град без защитушки!
Вздохнул посадник тяжко, за ним следом вздохнули советник и ключник. Лишь немой служка мычал и жестами показывал на голубятню, где гулили почтовые голуби, крылышками махали да в дорогу просились.
Евлампий Златович, наконец, догадался:
— А и то верно, пошлю-ка я грамотку скорописчую на заставушку в стольный Киев град, к богатырям тем киевским. Пущай сюда сами идут да научают нашего Добромира делам воинским!
Зашёл посадник в терем и приказал писарю Яшке писать сию просьбу великую. Яшка сел за работу. А пока писарь писал, Евлампий Златович смотрел в окошко: наблюдал как немой служка бегал по двору, пытаясь отловить самую жирную голубку. Советник с ключником умно кивали головами.
А как грамотка была написана, немой служка привязал её к жирной голубице и со свистом отправил почту в Киев, на заставушку богатырскую. Облегченно перекрестясь, Евлампий Златович и его свита, попёрлись в терем чай пить да ужинать.
И полетела голубица по бескрайним просторам матушки Руси: мимо озера Светлояр, мимо Малого Китежа, мимо старого Нижнего Новгорода, мимо златоглавой Москвы и славного града Чернигова. Вон и Киев-град виднеется, а пред ним застава богатырская. А на заставе богатыри сидят, завтракают пшенной кашей, балагурят. Подлетела голубица к самому толстому богатырю и уселась ему на шелом. Не шелохнулся богатырь Илья Муромец, не почувствовал незваную гостью на голове своей могучей. Зато Алёша Попович заприметил неладное на шеломе у Ильи Муромца и давай реготать, яки конь:
— Чи Илья сидит передо мной, чи голубятня? Не пойму никак! А чего наша дружинушка зрит-видат?
Обернулись дружинники на своего воеводу и давай хохотать что есть мочи! Тут поднялся Микула Селянович на ножки резвые и огромной ручищей аккуратно снял голубку с шелома Ильи Муромца, отвязал он грамотку скорописчию и прочитал как смог:

«Гой еси, добрые витязи, сильные могучие русские богатыри киевские! Привет вам шлёт посадник княжий Евлампий Златович из святого града Велика Китежа. А дело у нас до вас серьезное. Родился в Великом Китеже богатырь Добромир нам на помощь, граду на защиту. Но одна беда приколупалась: не обучен он делу ратному, бой-оборону вести не может. Приходите до нас. Обучайте Добромирушку наукам воинским. Хлеб, соль — наши, сундук злата — ваши. А как добраться до нас: голубка вас и проводит. Челом бьем да низко кланяемся.»

Стали богатыри решать: кого на выручку спровадить? Кинули жребий, тот пал на Добрыню Никитича. Поднялся тут Илья Муромец, похлопал по плечу младого Балдака Борисьевича, от роду семилетнего, да и говорит:
— Ну, дабы Добрыня зазря времени не терял, а зараз обоих воинов обучил, отправляйся-ка и ты, сынок, в дорогу дальнюю!
Что ж, служба не нужда, а куда поманит, туда и нога. Сели Добрыня Никитич и Балдак Борисьевич на своих верных боевых коней, и поскакали, быстры реченьки перепрыгивая, темны леса промеж ног пропуская: мимо славного города Чернигова, мимо златоглавой Москвы, мимо старого Нижнего Новгорода да Малого Китеж-града. Голубка впереди летит, путь указывает.
Вот и озеро Светлояр виднеется, блином на сырой земле лежит, гладкими водами колыхается, голубой рябью на красном солнышке поблескивает. Рядом град стоит Большой Китеж, златыми куполами церквей глаза слепит, а на рясных площадях ярмарочные гуляния идут: люд честной гудит, торгуется, ряженые скоморохи народ забавляют, игрушки Петрушки детишек развлекают.
Приземлились наши путники (с небес на землю) на самой широкой площади, прямо в телеги с товаром плюхнулись. Народ врассыпную.
— Велканы-буяны! — кричат. — Великаны-буяны! Созывайте войско охранное, бегите за городской головою!
Кинулись, бросились горожане, а войска охранного то и нет. Стучатся они к Евлампию Златовичу большущей кучей, тот выходит из терема на крыльцо, в ус дует, квасу пьёт да думу думает. А как подумал, так и догадался в чём дело. Покряхтел и люд честной успокоил:
— Похоже, что это засланцы к нам прибыли, богатыри киевские, научать нашего Добромирушку вести бои оборонные, свят град от врагов защищать!
— У-у-у! Да ладно те! Дык как же нам прокормить такое громадное убожище: всех