лет сорока с таким брезгливым выражением лица, что казалось: он прикасается ручкой не к листу бумаги, а к навозным червям. Получив, наконец, деньги, он стремительно исчез, словно бежал с места преступления. После него в офисе остался запах нагретого металла и гниющих фруктов – запах тревоги. Но мечта Камиллы – вожделенная сладкая мечта, кажется, начала сбываться! Права была мама: судьба, если захочет, способна открыть даже наглухо закрытую дверь!
Первые три недели прошли в напряженных и радостных хлопотах. Установили мебель, перекрасили все деревянные покрытия, наклеили новые обои, перестелили полы. Дом приветливо засиял начищенными стеклами и, словно потянувшись от сна, устремился ввысь.
Камилла ликовала. Постройневшая, прекрасная особой красотой увлеченного человека, она каждую свободную минуту проводила в саду. Все эти рабатки, грядки, куртинки, альпийские горки, искусственные прудики – все, что долгие годы рисовалось в ее воображении, воплощалось стремительно! Она руководила целой бригадой нанятых садовников и мешала им страшно! Идеи рождались в ее голове, бурлили и моментально сменяли друг друга. Но в этом хаосе, в этом не похожем ни на что садово-броуновском движении рождалось то, что отличало прежнюю Камиллу – умение создать цельный образ. И в небо рвалась душа, звенела на высокой счастливой струне… И в ответ ей благодарно отзывалась, пела и славила красоту цветущая земля.
Муж и дочери с удивлением наблюдали, как тонкие ее пальцы грубели, украшались царапинами и шрамами, но дивно похорошело одухотворенное лицо, тонкими стали его черты, исчезли недовольные и злые морщинки, а глаза светились то мягким, то задорным блеском.
– Нашу маму хлебом не корми, дай только наиграться, – миролюбиво заметил Лев в ответ на недоумевающий взгляд дочерей. – Но все, что она делает – правильно. Для вас, в конце концов, старается, – добавил он строго. Те пожали плечами.
Сбывающуюся мечту омрачало одно: надпись «продается» на внешней стороне забора никак не хотела стираться. Проклятая, она проступала из-под любой краски, надо было разбирать забор и укладывать новый, чтобы избавиться от нее. Рабочие отчаялись, и один из них даже сказал в сердцах:
– Словно на века эту надпись сделали. Видно, бывший хозяин очень не хотел покидать дом.
– А кто на его месте захочет?! – Скрипучий голос прозвучал так неожиданно, что рабочий и Камилла вздрогнули и как по команде обернулись.
В упор на них смотрели два недружелюбных вороньих глаза. Соседка… Внимательная и цепко впитывающая все, что происходит вокруг, знающая все обо всех – такими людьми обычно полны приморские дачные участки. Камилла давно уже ощущала на себе напряженный взгляд. Он преследовал ее всюду: казалось, соседка наблюдает за ней из-за сдвинутых занавесок на собственной кухне, из-за забора, с верхушек сосен. Вездесущим был этот вороний черно-синий взгляд.
– Душу он вложил в этот сад, – голос проскрипел в никуда, – с каждым деревцем носился как с младенцем. Хороший сосед был. Думал, на старости лет пожить спокойно и в красоте. А сын долгов наделал, проигрался в карты, вот и пришлось продавать. А что делать? Тюрьма грозила. А у сына четверо детей. Не оставаться же им без отца, если тот такой непутевый?.. Да и кто поможет, если не родитель…, кхм, эх.
Соседка закашлялась, быстро провела рукой по лицу, а потом снова уставила на Камиллу неподвижный черно-синий взгляд.
Камилла вспомнила бывшего хозяина, серые складки на его лице, похожие на запекшуюся грязь, то, как он тенью следовал за ними, пока они восторгались садом, и у нее защемило сердце. И мгновенно стал рушиться цельный образ мечты, словно в бравурной музыке вдруг заплакала скрипка.
Рабочий о чем-то еще говорил с соседкой, та отвечала по-прежнему скрипучим голосом, а Камилла смотрела, не отрываясь, на стену, где нестираемыми буквами маячила надпись «продается», и ей показалось, что потеки от краски похожи на слезы.
– Дождь собирается, – усмехнулась соседка. – Пойду к себе, белье надо собрать с веревки. Ну, счастливо вам.
Вороний зрачок скользнул по Камилле, и она вздрогнула как от ожога. Торопливо попрощалась с рабочим, соседкой и почти бегом вернулась в дом. На землю уже падали крупные капли дождя.
– Что с тобой? – муж встревоженно смотрел на нее из-под очков. – Продуло? Вся какая-то бледная.
– Нет, – улыбнулась Камилла. Просто устала немного. – И сразу почувствовала, что говорит правду. Лицо словно отяжелело, и опустились уголки рта.
– Немудрено, – пожал плечами муж. – Сколько можно возиться? Не девочка ведь, чтобы бегать целый день. Отдохнула бы. Все и так отлично.
– А что можно посадить с внешней стороны стены? – вкрадчиво начала Камилла уже за ужином. – Как думаешь?
– Нашла у кого спрашивать! Ты у нас главная по садоводству, вот и решай!
– Я хочу, чтобы всю стену оплело. Наглухо. Чтобы был сплошной зеленый забор.
– Ну, плющ. Самое милое дело. Быстро и наверняка.
– Не хочу. Он агрессор, и насекомых на нем полно.
– Девичий виноград, – подала голос младшая дочь, биолог, – быстро и густо растет, а осенью вообще роскошный – красный, желтый, зеленый, коричневый.
– А зимой?
– Опадает, но весной снова распускается.
– Не хочу! Надо, чтобы вечнозеленое было. Чтобы постоянно стена была закрыта. Пусть лучше сосны или кипарисы.
– Эм-ммм, – скривились дочери, – кладбищенские деревья какие-то.
– Не мрачно ли будет? – начал было Лев, но осекся. Жена смотрела на него, и взгляд ее – была мольба.
– Хвойные – это прекрасно, – улыбнулся он. – Воздух очищают.
– Да, – машинально ответила Камилла. – И стена вся прикроется. Работы много еще.
Доужинали молча. Каждый думал о своем. Девушки о том, чтобы поскорее пойти к себе в комнату. Лев – чтобы привлечь на диване и посмотреть футбол.
А Камилла смотрела в окно, за которым шумел чудесный сад, и темнела стена с неисчезающей надписью. И устало думала о том, как много еще надо сделать для того, чтобы стереть память о чужой беде, похоронить ее навсегда за стройным рядом деревьев, изгородей, плит, чего угодно, но лишь бы прошлое никогда не напоминало о себе. Иначе, прощай устремленная ввысь мечта, так прощай музыка, растворенная в цветах и травах! Не подняться вам в сияющий полет! Притянут вас к земле чужие слезы и беды. Они всегда тяжелы, как и налитая свинцовыми буквами фраза: «продается»…
У нас была дача, в которую вкладывалась душа. В основном мужа, я так, на подхвате была и как отдыхающая больше. Но он превратил дачу в сказку. Десять лет пролетели с момента покупки, что-то было не
