Луна плыла в облаках за окном, даже не плыла, а бежала по небу, ныряла в курчавые тучи и освещала их туманным протуберанцем, а потом совсем исчезала в тугих густых космах, путаясь в облетевших ветвях деревьев.
Алёшка лежал на постели четвёртые сутки без сна и наблюдал за этими ночными метаморфозами. Он не мог спать, сон не брал его нисколько. Все эти дни он ходил на занятия, как отстранённая ото всего неживая мумия. За четыре дня, прошедшие после того страшного вторника, Света ни разу ему не позвонила, она не могла. И вот сейчас в полусонном пространстве были лишь эти летящие облака в чёрном квадрате окна, синие тени на стене и его распахнутые в мир глаза с туманной поволокой...
Наступило тягостное утро воскресенья. Первым поднялся со своей раскладушки Жорка, бросил беглый взгляд на Алёшку и стал куда-то спешно собираться.
- Постой, - позвал его тот, - я ещё тут мало знаю в Москве... Подскажи, как мне лучше заказать переговоры с Ростовым, куда нужно идти? На почту?
- Что, разговор заказать?! - внезапно окрысился на него Жорка. - Ну, давай, иди звони, обрадуй друга!.. Можешь ещё и написать ему о своих подвигах. Будто у него своего горя мало! Ещё ты тут, непонятно чем занимающийся, и не понятно как теперь будешь выкручиваться и вылезать из этой каши.
Жорка уже всё знал, Алёшка сам рассказал ему свою горькую историю, как только вернулся поздно вечером из общежития, где разговаривал со Светланой.
- И как только додумался до такого? Рассказать ты и посоветоваться боялся, а стать человеком, напрочь лишённым морали, не испугался? Свету потерял, отношения с сестрой испортил... Нет, она тебя не обвиняет, но тоже считает малодушным и податливым на уговоры. И это ты?! Не узнаю тебя... Ради карьеры ты способен на такое... Как тебя назвать, даже не понимаю теперь.
Егоров понял, что с Жоркой уже прежних отношений не будет, он известный моралист и ему совершенно непонятно любое мелкое прегрешение, а Света... Коновалов прав, он потерял её навсегда, по своей дурости и глупости.
Алексей сел на постели:
- Я устал очень сильно, не сплю четвёртую ночь, а ты мне читаешь нотации...
- Вижу, вон глаза красные и губы побелевшие, - Жорка одеваясь уже в пальто, подошёл к своей тумбочке и достал круглую баночку. - Вот, возьми моё снотворное. Я тоже иногда пользуюсь, помогает, недавно купил, свежие таблетки. Но только пей не больше двух штук. Понял? Они сильные. На, - и он сунул Егорову в руки эту баночку. - Выспись хоть сегодня как следует в выходной, а я пойду сейчас встречусь у метро с одним знакомым, передам ему книги, что брал на той неделе, он просил ему вернуть... Скоро приду, и мы с тобой договорим наши споры. А насчёт переговоров, забудь, нечего Женьку ещё расстраивать твоими подвигами! - он окинул Алёшку недобрым взглядом, взял в руки шапку и вышел в коридор.
Егоров зажал в ладони таблетки и прикрыл отяжелевшие веки, опустившись на кровать. В груди всё болело и трепетало, ныли руки и плечи, точно от подъёма тяжести накануне. Резкость в суждении о нём Жорика, его добила окончательно.
По тротуару от сквера спешили редкие прохожие, на улице сегодня сильно похолодало, ночью выпали первые заморозки и лужицы захрустели под ногами ледяными осколками. Коновалов простоял у метро почти час, приятель не явился. Парень был хворый и видимо опять заболел. Жорка покрутился ещё пару минут на ледяном ветру, поднял воротник пальто повыше, и собрался уже переходить площадь обратно, как вдруг из вестибюля метро, буквально налетев на него, выскочила одетая в серое пальтишко с бордовой береткой на голове Светлана Зольникова. Она поправила свой такой же как и берет, шарф, намотанный вокруг поднятого воротника, улыбнулась и протянула Жорке руку для приветствия:
- Вот встретились, как неожиданно, а я к вам, можно? - спросила она. - Как-то нехорошо мы с Алёшей расстались, душа болит... Не могу я так, нужно поговорить с ним. Он дома сегодня?
- Дома... поговорите, - улыбнулся Жорка. - Я тут приятеля уже час дожидаюсь с книгами его, но видно, не придёт... Что стоять и мёрзнуть тут, пошли скорее к нам! А то и ветер ещё поднялся, похолодало, того и гляди снег выпадет, подморозило с утра... Пошли скорее, а то чего тут носы морозить? - он подхватил Светлану под руку и они побежали через площадь и, миновав проезжую дорогу, свернули во дворы.
Пробежав три квартала, они вскоре поднимались на пригорок к общежитию.
- Он не спит уже которую ночь, - открывая дверь комнаты и пропуская вперёд Свету, полушёпотом говорил Жора, - я ему снотворное дал, когда выходил, небось заснул уже... Не будем будить, я лучше чаем тебя напою с холоду.
Они разделись у вешалки и прошли в комнату, затемнённую плотно задвинутыми шторами. Егоров действительно спал на кровати, отвернувшись лицом к стене. Левая рука его свесилась к полу и безжизненно повисла, как плеть и тут Жоркин взор скользнул вниз и под Алёшкиной рукой он разглядел валявшийся на полу стеклянный флакончик. Коновалов наклонился, поднял его и прочитал название, а потом вскинул испуганные глаза на спящего Егорова.
- Как, где?.. Что это? - произнёс он в растерянности.
Светлана выхватила эту круглую баночку из рук Коновалова.
- Она пуста... Сколько в ней было штук, это снотворное? - произнесла она во весь голос.
Жорка закрутился на месте, ища глазами таблетки на полу:
- Может быть он их рассыпал? Я принял всего две штуки из этой упаковки... Там было двадцать таблеток, шесть штук отдал соседу, он просил... А где ещё 12 штук? - он схватил Егорова за плечи и затряс. - Алёша, Алёшка!.. Проснись, слышишь? - Жорка стал хлопать друга по щекам.
Егоров не реагировал, он откинул голову с подушки и, кажется уже не дышал.
Светлана всё поняла, она подскочила к кровати, села рядом с Егоровым и закричала, с силой приподнимая его за плечи:
- А-а-а!.. Нет!.. Алёша!.. Миленький!.. Зачем ты это, зачем? Что ты наделал, Алёша!.. Проснись, ну пожалуйста, проснись!
Пока она в отчаянии кричала на всё общежитие и трясла белого лицом Алексея, безжизненно лежавшего на кровати, Жорка выскочил за дверь и помчался вниз к вахтёру вызывать "скорую помощь".
Машина приехала быстро, врачи поднялись к ним в комнату и стали осматривать Егорова, переворачивая его с боку на бок.
- Сколько он принял таблеток? - спросил пожилой врач угрюмого вида.
- Не знаю сколько принял, но пропало 12 штук и он теперь... не просыпается! -
Жорка с ужасом смотрел на неподвижное лицо Алексея. - Вот эти таблетки, - парень протянул врачу пустую упаковку.
Тот покрутил её, вздохнул и приказал принести носилки.
Медбрат, приехавший с фельдшером и водитель подняли Егорова с постели и положили на разложенные на полу брезентовые носилки. Тело его обмякло, руки лежали свесившись вниз и совсем не шевелились. Светлана не отводила глаз от этих бледных рук, ей было страшно и горько.
- Лёшенька, - шептала она, - что же это мы все с тобой наделали? Зачем не уберегли? Алёшка, миленький... Только живи! - она плакала и тряслась от мелкой дрожи, когда Егорова вынесли на лестницу, она расталкивая собравшихся вокруг ребят из других комнат, побежала за врачами.
- Кто-нибудь поедет с ним? - спросил фельдшер.
- Мы оба можем? - переспросил Жора и первым полез в машину-фургон.
- Можно, - ответил врач и подал руку Светлане, которая успела только надеть своё пальто нараспашку, без шарфа и беретки.
Они долго стояли у приёмного покоя больницы на Пироговке. Коновалов был хмур и не разговорчив, а Светлана кусала себе руки и заливалась слезами. Дежуривший в воскресенье врач спустился к ним и встал спиной к окну, выражения его лица было не видно, Светлана вытянулась вся и замерла в ожидании и в предчувствии нехорошего.
- Сделали ему промывание желудка, а теперь будем переливать кровь вашему товарищу, - грубым голосом произнёс молодой врач. - Сколько прошло времени, как вы его обнаружили, после приёма препарата?
- Часа полтора, - ответил Жорка. - Я ушёл из дома и ждал друга около часа, а потом мы ещё вместе со Светой добирались до общежития... Да, часа полтора! Не больше... - Коновалов топтался на месте, не находя покоя своим рукам.
- Да, если бы больше, мы бы ничем уже не смогли помочь. Задержись вы ещё на час, и всё! - ответил врач. - Хорошо, что ещё эти таблетки в оболочке. Они не сразу растворяются, тают в желудке часов шесть, чтобы на всю ночь хватило от бессонницы активного вещества. Они подтаяли сверху, потому он и погрузился в такой плотный сон, но почти все из желудка извлечены, кроме тех, что всё же успели растаять... Сейчас сделаем переливание крови и будем постепенно его освобождать от этой отравы. Ведь в больших дозах - это яд!.. Как же это он так, аж 12 таблеток схватил. Что с ним?
- Он не спал четверо суток от нервного перенапряжения... Умерла его врач, которая лечила парня от тяжёлой формы психоза. Во вторник умерла... Вот он и сорвался, никак не мог прийти в себя, и думаю, что в состоянии аффекта мог принять завышенную дозу, сам того не понимая, - отвечал Жорка.
- Погодите, это не Изольда Викторовна, жена профессора Шахова?
- Да, она, - удивился его вопросу Коновалов.
- Знаем, как же, этот случай. Она умерла при родах, очень жаль женщину, хорошая была врач... Понимаю парня, если он у неё лечился, то ему тяжело перенести такую потерю, и нам всем очень скорбно, многие её хорошо знали.
Врач постоял ещё немного и поглядев на ребят, их утешил и обнадёжил:
- Ничего, вытащим вашего друга, поможем... Но, надо сообщить в милицию о попытке самоубийства, если это только так было...
- Нет, не надо прошу вас, - Светлана вышла вперёд и взяла доктора за рукав халата. - Это не попытка, это нервный срыв. Его друг правильно сказал, он не понимал, что делает... Не надо никуда сообщать, - повторила она, - Алёша Егоров учиться в школе милиции, а после вашего сообщения его могут отчислить. Пожалуйста, мы очень вас просим... А его учителям расскажем, что он попал в больницу в результате нервного срыва, от потрясения после смерти его лечащего врача. Ведь именно она давала ему разрешение на обучение там.
- Так, я понял вас, ребята, - врач поправил белую шапочку. - Я не сообщу!
Светлана осталась в больнице а Коновалов поехал за Антониной в общежитие, там же на Беговой, комнату в котором ей дали, после выхода из интерната.
Вечерело, пошёл дождь. После небольших заморозков грянула ноябрьская оттепель. Его струи под потоками встречного воздуха стремительно разлетались по стеклу, размывая изредка мелькающие на улице фонари освещения. До конца пути оставалось совсем немного. Такси летело по тёмным улицам затихающего города. Антонина зябко куталась в серое пальтишко и молча смотрела на проносившиеся за окном, стремительно меняющиеся картины.
Она с напряжённым лицом долго стояла в коридоре возле врача из приёмного покоя и тихим голосом говорила с ним, после вернулась к сидевшей неподвижно Светлане и своему Жорику.
- Ну, что? - спросила она у обоих сразу. - Так и будете теперь моего брата толкать и добивать общественной моралью? Я знаю, как ты, Гоша, можешь сказать, так... что потом хоть в петлю лезь!
- Тонечка, у нас был утром разговор, но самый обычный, я ничего ему такого не сказал, просто он уже был какой-то странный... Признаюсь, что мне не нужно было уходить из дома, но я как-то не подумал об этом, - пытался оправдаться Жорка. -
