Самое великое счастье для женщины

Утро обещало быть прекрасным. Ирина, открыла глаза и зажмурилась от нестерпимо яркого лучика света, пробивавшего насквозь штору. Его тепло было настолько ощутимо, настолько весомо... Ирину, будто током пронзило от странной догадки, что в комнате кто-то присутствует. Она испуганно открыла глаза - да нет же, в комнате пусто, только на комоде стояла в позолоченной рамочке старенькая мамина фотография.

Мама... Ирина вспоминала все мамины утра. Они начинались, как правило, одинаково: мама готовила завтрак, приходила в комнату, и Ирина  с удовольствием вдыхала тонкий аромат мыла, исходящий от чисто вымытого тела матери, но  глаз не открывала, хотя давно уже слышала, как мама суетится на кухне. В квартире пахло свежеиспеченными оладушками, только что выглаженной школьной формой, и белоснежным бельем, принесенным с улицы. Ирина не открывала глаз, она тихонько ждала, когда мама подойдет, теплыми мягкими  губами прикоснется к ее лбу и скажет:
- Вставай, доченька, пора собираться в школу...

Ирина вспоминала  драгоценные минуты, когда  часы показывали 16.45 и в прихожей раздавался шум открываемой двери и в доме становилось  светлее, такое впечатление, что все начинало серебриться от маминого присутствия - каждый предмет, который она брала в руки, каждое произнесенное  слово, даже воздух в доме становился другим...

Ирина встала с постели и посмотрела в окно. На дворе в полном своем великолепии бушевала осень: на фоне иссиня-голубого неба всеми красками октября, подгоняемый тепловатым ветром, кружился, танцевал, опрокидывался на асфальт, гарцевал на капотах автомобилей, блестел и брызгал оранжевыми струями самый красивый листопад в мире.

- Ааах, красота-то какая, - подумалось Ирине, - надо срочно выбираться на улицу.

Рябины  взмывали в необъятную синь своими ало-пурпурными гроздьями. Стайка воробьев, разомлевшая от неожиданно откуда свалившегося в середине октября бабьего лета, щебетала, купаясь в огромной луже, оставшейся от вчерашнего дождя. Земля жадно впитывала в себя влагу после пекла, что мучило город в течение двух недель, и щедро отдавала тепло окружающей природе - кленовому скверу, посаженому почти сорок лет назад Ириниными  родителями, ею и соседями по дому. Как незаметно пролетели эти годы. Жизнь как губка впитала в себя четыре десятилетия со всеми жизненными событиями.

Вон и Петрович уже тащится на стадион с детской коляской,  ухватив в охапку полугодовалого внука Коленьку. Дочка, небось, по магазинам убежала.

Покрова... На улице теплынь - почти плюс двадцать градусов. Вспомнилось, как первый снег выпадал на Покрова. А тут вот такая красота. Старики, как грибы на скамеечках,  радуются последнему теплу осени. Сидят, улыбаются, каждый о своем что-то говорят, общаются - и слава Богу. Все идет своим чередом -  детство, молодость, старость, все рядом, все вовремя, и радость где-то недалеко от них, у каждого своя, свое единственное счастье на земле - семья!


- Бедная девочка, -  подумалось Ирине, - одна с престарелым отцом воспитывает сына, совсем еще молоденькая, без мужа... От жалости навернулись слезы, резко толкнулось и защемило сердце.

- Матерь Божья, Пресвятая Богородица, - повернулась Ирина к любимой иконе, - убереги их от беды, огради от зла, помоги и наставь на путь истинный бедную девочку! Может, и найдется добрый человек, что  полюбит эту семью и возьмет в жены  молодую мамочку, и будет достойным отцом маленькому ее сынишке.

Ирина перекрестилась, быстро оделась и вышла на улицу. Обалденной красоты листья так и сыпало к ее ногам. Она подошла к Петровичу, улыбнулась и взяла на руки маленького Коленьку.

- Ах, какие мы уже выросли! Ох, какие мужички-то, а! Видали?
- Ты чего, Ирина, осторожно, уронишь!, - испугался Петрович.
- Да не бывало такого, чтобы бабки внучков роняли! Не боись!
Ирина закружила, закачала малыша, нежно обнимая и чмокая в пухленькие румяные щечки.

Мальчик рассмеялся веселым звонким смехом, зажмурившись от яркого осеннего неба, а тут и мамаша подошла, забрала и усадила ребенка в коляску. Он протянул ручки к Ирине и сказал:

- Бааа, бабааа.

- Ирина, а когда же свои-то будут? Вот уже нагушкаешься тогда!

- Да вот пока не предвидится, - с сожалением ответила Ирина, и с завистью посмотрела на мальчика и милое, светящееся от любви и нежности, счастливое лицо молодой матери.
Хорошего вам дня.

Осень... Все приятные Иринины воспоминания были связаны именно с осенью: настоящая и единственная любовь, парк Горького, ощущение  приподнятости и легкости, полета внутреннего, словно виденные в детстве сны начинают сбываться, за спиной появляются крылья, ты разбегаешься и летишь высоко-высоко под облаками, у самого солнца, и нет конца ощущению счастья, ощущению абсолютного покоя и радости...

Ирина побрела по осеннему, почти невменяемому от  падающего сонма кленовых звездочек, скверу. В промежутках между ветвей деревьев настоящими золотыми ручьями стекало солнце, трепало и шевелило ей волосы, не давало разомкнуть глаз. Прекрасная пора материнства, как один день, промелькнула перед ней самыми теплыми воспоминаниями о любви, нежности, о невероятной энергетике, наполняющей материнское сердце, пронизанное  светлыми ежесекундными, ежечасными, ежедневными  мыслями и заботами о великом, самом настоящем  счастье для женщины - быть матерью.