59. Миллион без штанов

клошара именно он притормозил в тёмном лесочке возвращающуюся из калинарного техникума ещё как бы невинную Красную Шапочку. И раскрыл ей все её безграничные возможности. О, женщины! О, месть крыс!

Даже сыщика Осклизкина это до предела возмутило. Поэтому он умудрился в процессе не слишком деликатного конвоирования до воронков провести вполне содержательный философский обмен мнениями со своим приятелем и несостоявшимся спаррингом по кличке Фредди. Тот пытался из последних сил вновь по неземному засверкать своими бесстыжими глазыньками, да всё как-то не получалось.
-Что, дружок, никак?! В ту же реку вернуться?! Сразу, сразу надо было успевать. Как только вышел из того волшебного сортира. Сходу со всеми поквитаться и своего достичь до предела! А теперь, попробуй, догони, поймай в себе ту волну! Чёрта с два! Всему своё время. Окно единственной удачи в жизни всегда захлопывается быстро.
- Знаешь, он всё равно остался во мне. Я чувствую. Он на самом деле никуда не уходил. Сидит, зараза, притаился. Ждёт возможности снова взмыть над вами, да и разбомбить тут всё на хрен! Всё, чего сразу от неожиданности не успел, не сориентировался. Думаешь, и сейчас не смогу?! Ты меня плохо знаешь! На этот раз никто не уцелеет!
- Э-э, дорогой! Так вон ты про кого! Да такой зверюга сидит в каждом. Ему только дай волю.
- Что ни говори - надо было тогда не с вами разбираться, а сначала на полицаев налёт сделать, пока они не сообразили, что к чему. Рассчитываться следует прежде всего с тех, у кого сила! С ментов, с городовых, это я теперь твёрдо уяснил. А на бомжах отыгрываться и вправду постыдное занятие! В следующий раз точно не промахнусь! Будь спок!

- Действительно! Было бы и вправду прикольно, если бы ты сейчас вот этих оборотней в погонах вместе с вон той визжащей магазинной сучкой закинул в ту же хату к мэру или хотя бы на крышу. Всё лучше, чем на нас попусту отъезжать, когда вдруг представилась такая возможность. Поспешил, братец, ох, как поспешил. Можно сказать, попусту растратил единственный в жизни шанс. Понимаю, понимаю, слишком внезапно бабахнуло по тебе! Но всё равно следовало бы хоть чуть-чуть сначала подумать и расставить приоритеты. И только потом приступать. Хоть бы со мной сначала посоветовался!
- А ведь верно! Представляешь, каждый из нас вот так же смог, да хоть бы и ты со мною вместе?! Живо бы все эти инопланетные волки разучились на людях верхом ездить, дубинками кости ломать. Впрочем, доморощенные оборотни куда хуже этих инопланетян. И конечно же не люди сами. Погляди, ни у кого рука не дрогнет!
- Зря! Зря, доцент, ты тогда и вправду не воспользовался моментом своего волшебного отлива по-настоящему. Не успел главного в свой главный час, когда на единственный миг для тебя распахнулось окно возможностей. А теперь что?! Остался выкидышем настоящего человека. Каким по проекту и был заброшен на этот свет. Твоя истинная суть в тебе едва-едва проявилась, более-менее по-настоящему оформилась, как сразу же при столкновении с действительностью и рассосалась. Вероятно, с перепугу, а может и от твоей общей недоразвитости. Не задержалась ни на час. Слишком быстро ты ослабел и реально не состоялся по старому-новому проекту. В чистом виде недоносок получился. Уж прости. Видимо те, кто тебя готовили к этой миссии, всё же недостаточно прочистили тебе мозг перед генеральным прогоном, перед трактовой репетицией прямого эфира новой сущности. Или изначально недостаточно зрелый исходник засунули в топку своих манипуляций с тобою и с нами.
Но вот что я хочу сказать тебе напоследок… Думаю, ты догадываешься, что другим тоже хотелось бы того, что тебе сдуру выпало. Однако ясно, что такой товар лишь поштучно выдаётся. По одному на рыло. И может быть раз в тысячу лет. Как и билет на эту жизнь. Не получил или не смог правильно схватить и чётко усвоить столь невероятную удачу – это теперь только твои проблемы, дорогой. Поэтому отойди от кассы!.. Следующий!

Однако дико расстроенный доцент никуда отходить не собирался, всем видом показывая: вас тут не стояло. Он намертво прилип к роковой кассе и настойчиво бормотал про себя, ничего не видя и никого не слыша, как будто его только что нагло и подло обсчитали и уже выпихивают из очереди:
- Сейчас нас всех похватают поодиночке или кучкой, теперь без разницы. Разнесут, повтыкают, куда каждый заслужил. У нас же зря никого не сажают, правда?! Кого к кузькиной маме под юбку, кого к маме Клаве на блины со стрихнином, кого к дельтапланам с их приятелями птеродактилями прямо в гнёзда на обед. А кого и вовсе туда, куда мы своего мальца только что отвезли и как будто прикопали, а там кто его знает, что получилось на самом деле.


Когда добрые менты-полицаи, оторвав от сыщика, вели окончательно сбрендившего Фредди, по-хорошему пока что вели, словно бы под руки, будто нового губернатора или даже чебуратора на передержке, - тот взял и ещё более съехал. Он хихикал и плевался одновременно. Кричал, что вот ещё раз как следует пописает и ужо тогда всем покажет. Ещё орал словно на несанкционированном митинге марша никогда несогласных, явно чувствуя себя на броневике и с колорадом в петлице, вот такой примерно текст (инопланетяне в суматохе очередного промежуточного финала не уследили в точности законспектировать):
- Граждане! К оружию! Отечество в опасности! Уносят самых лучших, самых свободных людей! И ведь не вернут же в этот раз на место, гады!.. Сыщи-ик! Ты меня слышишь? Вот это, наконец, и есть настоящая развязка. Где мой блокнот?! Сыщи-ик!.. Запевай, мой дорогой соперник, нашу спасительную, мою любимую-отходную. За-пе-вай!.. Ай! – Это он всё-таки получил свою первую дубинку. Какой-то ментопёс не выдержал чрезвычайной слезливости момента и тоже возомнил из себя.
Но даже и после такого Доцент Фредди не уписался, как мечталось. А так только, чуть-чуть, с мурыськой. Не то что тогда, в тот благословенный первый раз, когда его с подачи звёздного мальчугана полноводно сорвало со всех катушек и понесло, словно в бурю с ветром, а может быть даже в божественный цунами.

Сыщик, который спокойно и почему-то без наручников шёл в кругу волков позорных, как среди подчинённых или даже самых лепших корешей, коих только что, несколько нелицеприятно критиковал и желал полётов к мэру на коврижки, теперь, ухмыляясь, грянул во всю мочь родимую, камышовую:
- Братья!.. Вы меня слы-ши-те-е-е?! За-пе-вай!.. Мил-лион, милли-о-он, без штанов - а-а-лых ро-оз!..

Вразнобой подхватил тут ему весь полуподвальный пост-человечий хор, как на расстрел, полностью выведенный во двор. Да так жалостливо наподдавал со всех сторон и всё подряд, что теперь у всех ментов-полицейских от непрошеного умиления заслезились глаза и принялись во вспотевших от сочувствия руках скользить дубинки, не позволяя огреть певцов сразу и как следует.
- Ой, цир-роз, цир-ро-оз! Не цир-ро-о-озь меня!..
- Менты на-зы-ва-ли коз-лом!..
- Я душу дьяволу продал за ночь с тобой!..
- П-протяжка-один. Протяжка-два-а. П-промежуточна-ая… Главная-а… Падьё-о-ом!.. Пять секунд – полёт нормальный!..

Так нараспев командовал обкуренный-обпитой и совершенно угоревший командир эскадрильи теперь вконец и досконально опознанных конкретно нелетающих субъектов. В этот момент пэпээсники в три приёма поднимали его длинное всё ещё многокостное тело и несли на выход, как на паперть. Словно царя или падишаха, но с набок свисающими ногами. Под его скомканной, смятой кожей бодро бежала угрюмая, как никогда отравленная кровь, с остатками всё ещё храбро сражающихся эритроцитов.
Вздрагивал в клинической агонии кислотно-щелочной баланс. Сочился первобытной магмою ободранный нос. Комэск подмигивал в потолок своею правой глазницей, играл мужественными желваками на волевых и обострённых скулах. Наверняка при этом полагал, что это он так здорово сам по себе протащился по взлётке. Будто только теперь у него прошёл самый главный ключ на Старт. А ведомые субъекты как никогда надёжно и прочно прикрыли ему и хвост и подхвостье с подреберьем. И он вот-вот опять полетит. Сквозь облака и к солнцу.

Субъекты истинной, двойной кульминации, все до единого, дымили себе глубоко на дне необъятно суверенного ущелья, беззастенчиво кажа звёздам спекшиеся жерла непрочищенных отверстий своих маленьких помоечных душ. Никто не открывал никуда никакого огня, не кричал «ура» бесчисленным дурацким повелениям. Комэска не просто тащили, а уносили теперь как генсека или великого любителя полетать на стерхах, на скрещенных руках, в зыбкий окоём разверзающегося последнего, но всё того же и всё так же гостеприимно свиристящего портала услужливой горничной преисподней. Естественно, что он ни за что не упирался и ни за что не цеплялся. А что ему теперь?! Последним мелькнул в разверзающемся окоёме полицайского чистилища его красиво подранный и перебитый нос. В том кадре мимолётной вечности он мог бы, конечно, и остаться на всякий случай вот таким, как улыбка от кота чеширского, наконец дочеширившего, но всё-таки взял и не остался. А тоже именно так себе и сделал - хлоп-хлоп. Да без брызг и растворился.
Ну, на фиг, действительно! Сколько можно?!

Ещё звучал затихающий дружный, хотя и давно просаженный хор, постепенно сходя на таинственный, конспиративный шёпот, это чтоб никто-никто не догадался о самой-самой страшной тайне наших самых правильных в мире пацанов:
- У власти козли-иной козля-ат миллионы и нами гор-дит-ся страна!

Словно последний бронепоезд нерушимой козлятской дружбы на все оставшиеся века уходил отряд безумно храбрых бомжей под эту великую песню - в никуда и как бы насовсем. Возвращать на ресепшене одному бородатому дедушке билетики, давно никому не нужные, а может попросту изначально дико просроченные. Впрочем, скорее всего фальшивые. Дедушка ведь тот ещё фрукт когда-то попался всем-всем. Хуже фарцы. Таскает что ни попадя, что плохо лежит, за чем особо не смотрят. Наваривается на всём подряд, а ещё демиург называется.

Усаживаясь на заднее сиденье бронированного, с синими маячками лендровера, сыщик Осклизкин всё же разыскал глазами зачумленного доцента, неподалеку как в тумане последним взбирающегося на подножки под хвост красивому чёрному ворону. Потом серьёзно так, совсем-совсем без усмешки, заметил: «Так вот, что осталось сказать тебе напоследок. Фредди, дружище, запомни главное по этой жизни. Одного раза всегда достаточно!».