В славные 90-е было много интересных людей, с которыми то и дело сталкивала меня, уж не знаю, судьба или жизнь. С одними дружил, с другими не очень. Взять к примеру семейку Геббельсов. Наркоманы, каких поискать, очень любили друг друга и опиаты. Они и познакомились в ЛТП, где оба лечились от героиновой зависимости. Помню милую семейную сцену, где Геббельс орал на Геббельчиху, интересуясь, куда она, тварь, «вторяки» девала, нежно обещая прибить ее чем-нибудь! Она в ответ, то ли подносом по башке, то ли сковородой, не смей, дескать, подозревать меня, сучье вымя! Сам вчера догнался, мне ничего не оставил, а сейчас…, у-уу, зашибу гада! Славные люди, жаль, больше ничего о них не знаю, да и откуда мне знать, но вряд ли еще живы. Такие долго не живут, сгорают, как рванувшие в пламень мотыльки. Хотя, может у них иначе судьбы сложились, откуда мне знать. Меня там не было…
Еще был Птичкин, прекрасной души человек. Часто ездил в Среднюю Азию, привозил оттуда анашу. Привязал Птичкин однажды младшего брата к доске с шарикоподшипниками и толкнул с горочки – крику было! Сначала мелкий от страха орал, Птичкин чуть не обделался со смеху, потом таксист, в чью машину влетели орал. Громко так и руками все тряс, о дверке помятой сокрушался, пока ему вторую не примяли. Тут он, конечно, заткнулся, но все только начинали. Врач в поликлинике, куда, дескать, родители смотрят, менты в обезьяннике, говори, сука, куда анашу нелегальную девал, а под конец и мамаша Птичкина разоралась. Переживала очень, думала, прибьют сыночка, а он ничего, сдюжил, даже кошелек у мента спер. Ничего там не оказалось, дырки от бубликов и талон трамвайный, да еще и пробитый. Вот зачем люди носят пробитые талоны?! Никогда не понимал. Да, не те менты были раньше, голь перекатная, не то, что сейчас. У каждого Мерседес, дворец и жена талантливый бизнесмен. Эх, прошли славные времена безденежья. А Птичкина потом убили. Вроде как с моста Марьинского скинули, так он головой об лед и того. Сложно представить, чтобы такой маленький пережил бы удар об лед, а зима в тот год лютая была, Москва-река, говорят, до дна вся промерзла. Но я слышал и другую версию его гибели. Один общий знакомый, ныне покойный как-то по пьянее рассказал, что Птичкин угорел в своем гараже. Завел, дескать, двигатель, а сам уснул. Не знаю, верить или нет, меня ж там не было…
Помню Зубка. Правого глаза у него уже не было, а левый всегда сощурен – то ли китаец по дедушке, то ли накуренный в хлам. Хотя накурен он был всегда и меломан страшный. Придем на какой-нибудь концерт, он тут же косяки раздает, и давай музыку оценивать. Как-то избили его двое кавказцев, взгляд им его не понравился. Вмешался я, одному врезал, а другой мне. Обменялись, значит. А потом Зубка менты с тремя кегэ маковых головок взяли. Громкое дело, в газетах даже писали - менты били так, на Сходне его крики слышали. Закрыли, конечно, Зубка, потом еще раз, уже не знаю, по какому поводу. Может, из-за соседа в подъезде зарезанного, а может просто так, менты же. Да и взгляд у него лучше не стал. На зоне Зубку еще за что-то трояк накинули, а недавно я слышал, только откинулся он и снова на этап ушел. Непростая судьба, граф Монте-Кристо, одним словом. Клада вот только не нашел. Знаю, что в квартире его теперь какие-то узбеки живут, а на вопрос, где Зубок, на небо указывают. Не думаю, что он попал в рай, но могу ошибаться, меня д там не было…
Хороший был парень Скотина: бухал, как дышал, курил, воровал, угонял, а как жене врал – это ж опера, Кармен! Иду, говорит, родная, у подъезда уже, вот только ключи не найду, а сам в ювелирном подарок любовнице подбирает. Не, денег у него никогда не было, зато ловкость рук была отменной. Одну безделушку дорогущую смотрит, а другую-третью уже в карман ныкает. Взяли его как-то менты. Ни за что можно сказать, просто неудачно кинул пустую бутылку! Метил-то в урну, вот она рядышком, метрах в десяти, но внезапно поднявшийся ветер неожиданно сменил вектор, бутылку и влетела в лобовое стекло автомобиля ППС. Он им кричит, не хотел я, граждане менты, случайно, мол, вышло, да кто ж в такое поверит. Короче, били Скотину, били, а затем отпустили, чего держать, если бить уже некуда? Негуманно. Менты ведь как лучше хотели, разве их вина, что он после этого пропал? Они отпустили, он пропал, и в чем проблема? Нет же тела, стало быть, и дела нет. Ручаться, правда, не стану – не было меня там. Какие тут вопросы…
Еще был Жека. На 12 жил. Хороший парень, в универ не поступил, а в ПТУ не захотел, гордый был. Уважаю таких. Закрыли его как-то родители в комнате, не выпустим, говорят, пока от зависимости своей проклятой не избавишься. Он с надрывом, как Рэмбо, когда ему погибших стало жалко, доиграетесь, кричит, надрывается, в окно, дескать, прыгну. А они думали, блефует, кишка у него тонка из окна 12 этажа прыгать. Не уверен, что дословно пересказал, меня ж там не было, да только ошиблись его папенька с маменькой. Жека выпрыгнул, доказав, что родители тоже могут ошибаться. Больше ничего о нем не помню и это странно, помнить из жизни человека только его смерть…
С Полей мы познакомились, когда она пыталась вытащить у меня паспорт в трамвае, приняв его за кошелек. Я показал ей герб, она успокоилась, руками развела - извините, перепутала. Стоим, а трамвай едет. Я смотрю на нее, она на меня, мы переглядываемся. Тут трамвай остановился, моя остановка. Я выхожу, она остается, дождик весенний, солнышко между тучами мелькает, а мы все переглядываемся. Тут, значит, вагончик трогается, а перрон нет. Ну, я и побежал. Дождь все сильней, трамвай все быстрей, а я все бегу, думаю, догоню, но ошибся. Трамвай исчез в туманной взвеси, оставив меня взмокшего на рельсах. Потом мы встретились, я уже знал, на каком маршруте она работает, вернул ей кошелек с правами и объяснил: пока я подставлялся, подельник мой обчистил ее саму. Сделал выговор, нельзя на «работу» брать документы, она велела заткнуться, в общем, хорошо поговорили. Пару раз вместе поработали, но это мука видеть, как очередной болван пытается прилепиться к ее выдающейся груди, не понимая, что его обчищают, как липку. На том и расстались – я болвану нос разбил, чтоб сопли не распускал, а Поля часы золотые увела. Никто не в обиде, короче. Слышал, она замуж за француза сенегальского вышла, а что дальше не знаю. Меня ж на свадьбе не было…
Комиссара помню. Имя забыл, правда. Не знаю, почему его так называли. Может из-за фамилии Комиссаров, а может, потому что ездил на красном Мерседесе и как настоящий комиссар пьян был всегда. В Мерседес было не сесть, всюду бутылки, банки спиртного, мусор, шелуха! Бутылки катаются, банки звенят, мусор шуршит, пахнет! Зато в багажнике всегда пара ящиков пива плюс, что покрепче с автозаправки стащит. Любил он их обворовывать. А че? Охраны никакой, один кассир. Не бросит же он кассу из ящика поганого! Однажды Комиссар притащил кран с остатком шланга, в другой раз коробку текилы и кота. С текилой разобрались быстро, а вот с котом были сложности: никто не знал, почему он не жрет копченого осетра, чем ему икра черная не угодила. На, совал ему кусок Угрюмый, жри, говорит, а кот не жрет, шипит. Не нравился ему Угрюмый, и это понятно, он вообще никому не нравился. Шашлык коту, кстати, тоже не зашел. Отдали, короче, кота больному мальчику, так они в один день и померли. Шучу, кот не умер, да и мальчик, говорят, выжил. Он потом голубя Длинного сожрал. Не мальчик, кот, так Длинный бегал за ним, пока его самого за прошлогодний налет на ларек не взяли. Не знаю, что с ним стало. В смысле, с котом, а Длинный откинулся и спился. Он всегда к тому шел, а как вышел, так сразу спился. Говорят, помер в вытрезвителе, но не факт. Не было меня там. Не мое это, вытрезвители…
Надя у нас была. Не знаю, кто такая, хотя говорила, что абхазка. Появилась из ниоткуда, голос прокуренный, манеры блатные, глазки блядские. Сначала угощала пацанов, налетай, братва, подгон воровской, халява! Не простая ханка, афганская! А пацаны че? Дармовщинка же! И полюбили они Надю, ходили к ней толпами, стояли под ее окнами, серенадили на все лады. А халява возьми, да и закончись! Так всегда бывает, на то и халява. Плохо стало пацанам, суставы крутило, наизнанку выворачивало, жить не хотелось. Многие ушли тогда: Жека в окно шагнул, Валыч на радостях передознулся, Галка с эстакады в полет осознанный ушла. Начиталась Кастанеды, дуреха, а он тем еще вралем оказался, только перед смертью и признался, что выдумал все. А мы верили. В дона Хуана, в управление снами верили. Да хрен с ним, с Кастанедой. И без него тогда многие не выжили, как вернулась Надя с хорошими новостями. Все, мол, ништяк, только теперь платить надо. А с чего платить? В итоге пошли пацаны бойню грабить, вот всех там и повязали. Надю потом кто-то убил – то ли задушил, то ли зарезал, не знаю, не присутствовал…
Еще был Потап. Так-то его Мишкой звали, но он лучше на Потапа откликался. Хороший был пацан. Помню, сидим у меня, молочка конопляного набухались, а он все – не берет, не берет. А потом так взяло, что из туалета выйти не мог. Ноги, говорит, не держат, помоги, говорит. А сам без штанов. Я ему, ты портки-то натяни, иначе не стану помогать. Я ж не один жил, теща то и дело мимо бегала, все с подозрением смотрела, не задумал ли кактусы ее украсть да продать. Житья от этих кактусов не было. Везде, даже в туалете горшки с уродцами колючими стояли, так что всегда приходилось свет включать да под ноги смотреть, иначе напорешься причиндалами на иглы, вынимай их потом. А Мишка в тот раз не умер. Точнее, умер, конечно, но не сразу. Сначала в тюрьму за разбой угодил. Хрен долговязый на суде весь извивался, дескать, иду я себе, граждане судьи, не трогаю никого, а тут карлик этот. Не был Мишка карликом. Невысокий, это да, щуплый, но не карлик, точно говорю. Мы еще удивлялись, как он верзилу такого ограбил. Вышел Мишка лет через пять, погулял года два, да и помер. Вроде как отравой двинулся, хотя не уверен. Не было меня там, точно знаю…
Валерка? Да он СПИД подцепил где-то. Никакой он не гомик, но как все про болезнь его узнали, так и перестали ему руки подавать. Не брезговали, конечно, жалели. Сожмут, скажем, посильнее, а вдруг у него там сепсис какой начнется или столбняк? Так и жил он со своей собакой, пока не убили. Не, собака выжила, ее потом отец Валеркин на бои собачьи возил, а сам Валерка того, не перенес пули в голову. За что убили, никто до сих пор не знает. Ну, то есть, кто знал, уже померли, только я вот еще корячусь на этом свете, да и мне видать, недолго уже осталось. Закончу одно дело и все, на покой. Словно меня и не было.
