А лапки у него были словно в лохматых черных сапожках…
Вынесла стрижа на балкон, - пусть хотя бы посмотрит на своих, носящихся в небе, сородичей, - а он и начал биться о стекло… Нет, тогда не решилась подбросить его в небо, - «Не сможет взлететь. Вот когда окрепнет, тогда и подкину с балкона нашего пятого этажа, ведь стрижи с земли взлететь не могут, а если упадёт, то внучка найдёт».
А оказался он у нас так: ехали мы с дочкой в машине и она, увидев его у обочины, остановилась, вышла, взяла в ладони: «Нет, крылышки не сломаны… Возьми к себе, а то Платошка еще маленький, задушить может».
В коробке от обуви он и прожил у меня три дня, - всё ждала, когда потеплеет, - ведь висели клочковатые тучи, дул холодный ветер, стрижи попрятались, да и моя птица, попавшая в беду, сидела тихо. Поила я его из пипетки, кормила кусочками курятины, потом он и сам начала их склёвывать, но я не решалась подбросить его, хотя и больно было, - не могу видеть даже мух, бьющихся о стекло, - и когда надо было идти на дачу, взяла его с собой, решив: к вечеру со второго этажа нашей дачки, попробую «запустить» птичку, - а вдруг взлетит? И, покормив, оставила на веранде, занявшись приборкой в домике, а когда наконец-то подошла к нему, то через сетку увидела: крылья его распластаны, глаза закрыты. Испугалась… погладила по головке, но он не открыл глаз. И сердце моё сжалось, слёзы – вот-вот…
- Наверное, мой стриж умирает, - сказала невестке.
И повернулась, ушла на огород, - не могла видеть его агонии! - но чуть позже невестка подошла ко мне, тихо сказала:
- Умерла птичка. Дышала тяжело, открыла глаза, закрыла и… всё.
А я лишь взглянула на неё, сдерживая слезы, и склонилась над грядкой.
Вечером завернула моего стрижа в белый лоскуток и похоронила под березкой, что рядом, в рощице над логом, с трепещущим вопросом: «И всё же есть Нечто, о чем мы не знаем, а только ощущаем, иначе для чего, зачем столько боли от смерти даже малой птицы!?»
Стайками проносятся мои любимые стрижи, но теперь, провожая их взглядом и слушая сверестящий писк, напоённый весельем, каждый раз во мне вспыхивает: «Вот и мой стриж мог бы так, но…» И хочется верить: «А может, и его душа парит сейчас там, в потоке предзакатных лучей заходящего солнца?»