Сегодня у нас второй поединок четвертьфинала конкурса «Вот это любовь».
На конкурс должны быть присланы художественные прозаические произведения по теме «Вот это любовь».
Объём:
Верхний предел – 20000 знаков с пробелами
Нижний предел – 5000 знаков без пробела
Оценивать поединки может любой автор Фабулы, независимо писатель он или поэт. То есть любой автор Фабулы, независимо от того, участвует он в конкурсах или нет, может проголосовать за понравившийся рассказ. И его мнение будет учтено.
Не имеют право голосовать:
1) Гости
2) Анонимы
3) Клоны
Оценивать рассказы следует, примерно, по таким критериям.
Содержание: соответствие, сюжет, интрига, концовка. Не обращая внимания на буквы, словно вы смотрите фильм.
Повествование: стиль, герои, эмоции, ошибки. То есть, то, что зависит от автора.
Каждый голосующий имеет права каждому автору поставить 0, 1 или 2 балла, по принципу:
0 баллов – рассказ не очень;
1 балл – нормальный рассказ;
2 балла – рассказ хороший.
То есть, все возможные оценки: 2:2, 2:1, 1:2, 2:0, 0:2 1:1, 1:0, 0:1, 0:0.
Не забудьте указать в пользу какого рассказа.
За победу в поединке даётся 2 очка, за ничью – 1 очко, за проигрыш – 0 очков.
ГОЛОСОВАТЬ В СВОИХ ПОЕДИНКАХ, КОММЕНТИРОВАТЬ СВОИ ПОЕДИНКИ ДО ОБЪЯВЛЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТА – НЕЛЬЗЯ!!!
ПОЖАЛУЙСТА, СОБЛЮДАЙТЕ ЭТО УСЛОВИЕ!!!
Итак, в этом поединке встречаются рассказы «А жизнь-то прошла» и «Давняя школьная история».
А жизнь-то прошла
Николая Петровича уволили. У фирмы, где он работал, начались финансовые проблемы, и поэтому увольняли всех, кого можно, и экономили на всём, на чём можно. Николая Петровича на фирме любили: он всё умел и мог починить всё, что угодно – от сантехники до компьютера. Хозяин подумал, что выгодней вызывать соответствующие службы, чем держать такого умельца на все руки, тем более, что он чаще чинил автомобили сотрудников, чем вышедшее из строя имущество фирмы. И походил Николай Петрович больше на директора, чем на ремонтника. На нём неизменный костюм-тройка, свежая рубашка, галстук, он всегда в начищенных до блеска ботинках, чисто выбрит, источает запах приятного парфюма и ходит всегда прямо, как будто палку проглотил.
И всё равно уволили, с неохотой, но уволили.
Николай Петрович сильно не расстроился. Он был искренне уверен, что с его-то золотыми руками и светлой головой работа найдётся. Но не тут-то было. Сказался пред-пенсионный возраст. У этого возраста то преимущество, что на транспорт не надо тратиться, когда ездишь на многочисленные собеседования. На этом преимущества заканчивались. И деньги тоже. А до пенсии ещё долгих три года, а жить как-то надо. Николай Иванович с макарон и покупных пельменей плавно перешёл на «Доширак» и, наконец, докатился до бомж-пакетов. Дети – сын и дочь – были в шоке. Николай Иванович жил один в однокомнатной квартире, дети жили отдельно, но навещали отца довольно часто.
Учуяв химический запах быстрорастворимой лапши на отцовской кухне, дочь Ольга всплеснула руками:
- Папа, ты докатился до этого?
- Так у меня не миллионы под подушкой, дочка.
- А денег попросить не судьба? – упрекнул сын Пётр.
- Когда я у кого просил? Я привык сам зарабатывать на жизнь, - гордо ответил Николай Петрович.
- Каким образом, папа? – настаивал сын.
- Я что-нибудь придумаю.
- Давай ты просто у нас будешь жить. Хочешь у меня, а хочешь у Оли.
- Где я у вас буду жить? В прихожей на коврике?
- Почему? В комнате у внуков.
- Нет, нет, я уже старею, мне и полежать в тишине на диване охота. И комп у меня тут. Нет. Всё, дети, разговор окончен, я справлюсь.
Брат с сестрой переглянулись.
- Ну и упрямый ты, папа, - сказала Оля.
- Пап, - сказал Петя, - вот двадцать тысяч, кладу в сервант. Не придумаешь ничего – живи на них. Кончатся – ещё добавлю.
- Придумаю, - упрямо повторил Николай Петрович.
- Интересно – что? Ближайшие фирмы ты уже объездил. Не берут. Ты думаешь, что на дальних возьмут?
- Москва большая.
- Но работы для пред-пенсионеров нет.
- Да, - согласился Николай Петрович, - пенсию ещё не дают, а бабы уже не дают.
- Ну, папка! – возмутилась дочь.
- А что? Я же ещё живой.
- Тебе надо как-то самому зарабатывать деньги, отец, - сказал Пётр.
- Как? Просить милостыню?
- Ну, почти…
- Никогда Николай Баринов не протягивал руки!
- Я не про это. Дать объявление в интернете, что ты можешь починить всё. Твой же бывший работодатель тебе первый и позвонит.
- Хорошая идея, сынок.
***
Идея-то хорошая, жаль только, что пришла в голову не только одному сыну Николая Петровича.
- До чего же работящий у нас народ, - ворчал на конкурентов Николай Петрович.
Ему повезло, его вызвали пару раз, а потом сообщение ушло куда-то вниз и оказалось, что за бесплатное объявление надо платить, если желаешь, чтобы оно размещалось на первой странице, его видели и, соответственно, звонили. Николай Петрович поворчал, вздохнул и заплатил. Ему почти сразу пришёл заказ, да ещё и на соседнюю улицу.
Как всегда, в костюме-тройке, при галстуке, в руке чемоданчик с инструментом, Николай Петрович позвонил в дверь заказчицы. Дверь открылась. В коридорчике стояла моложавая женщина шестидесяти лет в изящном дорогом деловом костюме, чёрные волосы без признаков седины спускались густыми волнами до плеч.
- Я по объявлению, - солидно произнёс Николай Петрович.
- Менять унитаз? – уточнила женщина, удивлённая внешним видом сантехника.
- Да.
- Проходите.
Женщина отступила назад, Николай Петрович вошёл, закрыл за собой входную дверь, на ноги одел синие бахилы, поднял голову и удивлённо воскликнул:
- Лилька! Бик!
Женщина одела очки, пригляделась и тоже радостно:
- Колька Баринов! Ну, конечно. Кто ещё придёт чинить сантехнику при полном параде? Когда ты галстук надел? В пятнадцать лет?
- В четырнадцать, как только снял пионерский. Лилька! Ты же в Израиль уехала?
- Какой Израиль, Коль, нас и здесь хорошо кормят, - улыбалась Лиля.
- Ты же писала…
- Не я писала, Коля, - оборвала его Лиля. – Как ты будешь унитаз менять в таком виде?
- Я переоденусь, с вашего позволения.
- Да пожалуйста. Ты сколько будешь возиться?
Николай Петрович пожал плечами:
- По-хорошему, полчаса, а так и час может быть, и два. Как пойдёт.
- Коленька, я отлучусь, максимум на час. Я хотела соседку попросить приглядеть за сантехником, теперь такая необходимость отпала. И ты будешь спокойно работать. Ты меня дождись. Дождёшься?
- Дождусь.
С унитазом Николай Петрович возился дольше, чем рассчитывал – минут сорок. Всё за собой убрал, сел на кухню ждать хозяйку.
В мойке гора посуды, кран подтекает. Посуду перемыл, в кране поменял прокладку. И опять уселся ждать хозяйку.
Интересно получается – в юности они с Лилей жили на соседних улицах, ходили в одну школу, а потом даже в один выпускной класс. Вот тогда и завертелась у них бешенная любовь. И не только у них. Димка Дроздов с Иркой Медведевой, их одноклассники, поженились и до сих пор живут, счастливы, наверное - не жалуются. А у них с Лилей первая любовь переросла в первую разлуку. И вот много лет спустя, на другом конце Москвы, они с Лилей опять живут на соседних улицах. Надо ли входить в эту реку ещё раз? Жизнь-то, можно сказать, прошла.
Лилия вернулась радостная, вся сияет.
- Не скучал без меня, Коленька? Смотрю, посуду помыл и кран починил.
- Я ещё и лампочки могу вкручивать. Что за еврейская привычка оставлять мытьё посуды на потом?
- Что поделаешь, национальная особенность, - улыбнулась Лилия, - но, вообще-то, вот посудомоечная машина, я специально коплю как можно больше посуды, чтобы воду поменьше тратить.
- Вот, блин, а я и не заметил.
Николай Петрович слегка огорчился. Лиля улыбнулась и предложила:
- Давай я тебя чаем напою.
Она включила электрочайник, поставила на стол чашки, печенье, конфеты.
- Спиртного нет, уж извини.
- Да мне и не надо. Значит, в Израиль не уехала. А что писала мне в армию?
- Это не я писала. А мне пришло письмо, что ты в армии женился?
- Да ты что?
- Да. А ты не женился?
- Нет. Я женился через пять лет после армии. Я приходил к тебе, как дембельнулся, но в твоей квартире другие люди были.
- Мы переехали. Скучал?
- Скучал. Как ту песню слышал: «А я в пруду для Лилии…», тебя вспоминал.
- А помнишь, как ты клумбу с цветами для меня оборвал? Мы ещё от милиции убегали. Правда, тогда цветы были не лилии…
- Тюльпаны. Помню. На девятое мая это было.
- А люльку у строителей угнал, когда ко мне свататься приходил?
- Да ну. Вы с мамой смеялись как сумасшедшие, весь торжественный момент испортили. Я подумал, что так будет романтичнее: на седьмой этаж в строительной люльке.
Лилия звонко смеялась, глаза её блестели, она даже помолодела.
- Ну, Коленька… Ты такой торжественный при галстуке с цветами появляешься в окне седьмого этажа, лето – окно открыто. А там внизу рабочие тебя матом поливают.
- Издержки момента.
- Папа не оценил этого русского ухарства.
- Это он написал мне в армию, что вы в Израиль уехали?
- Нет, не он, но инициатива его.
- А почему?
- Он считал, что еврейский мальчик или девочка должны связывать себя брачными узами только со своими. А если кто женится или выйдет замуж за гоя, то для своей общины они считаются умершими. Над такими даже проводили погребальный обряд.
- Да чушь. Сколько таких пар! Возьмём, к примеру, советское правительство, особенно сразу после революции.
- Папа придерживался таких взглядов. Что я могла поделать?
- Ты была счастлива?
- С Поляковым мы хорошо жили.
- За русского всё-таки замуж вышла, - упрекнул её Николай Петрович.
- Эта фамилия чаще у евреев встречается, чем у русских.
- Ну, хорошо, только я не про это спрашиваю. Где он, кстати, сейчас?
- На кладбище. Три года назад умер.
- Моя Валя два года как умерла. Так ты была счастлива с ним?
- А ты со своей Валей? – спросила Лиля.
- Еврейская манера отвечать вопросом на вопрос. Мы с ней хорошо жили, - улыбнулся Николай Иванович.
- До пенсии тебе сколько?
- Три года.
- С детьми живёшь?
- Нет, у меня однокомнатная квартира, а у сына с дочкой своя жилплощадь. А у тебя?
- Так же. Только у меня два сына. Юридическая фирма братьев Поляковых, может быть, слышал?
- Нет. У вас династия? У тебя отец с матерью юристы вроде как были?
- Да и у меня была нотариальная контора, а у мужа адвокатская.
- А я инженер-конструктор. Но стране больше были нужны юристы, чем инженеры.
- Что же поделаешь, Коленька, не мы время выбираем. Ты не бедствовал?
- Бывало, временами, что и бедствовал, но в целом грех жаловаться: детей вырастил, в детстве ни в чём они не нуждались.
- Вот и хорошо. Оставайся у меня, Коленька, я не хочу тебя никуда отпускать. Не хочу тебя больше терять. Будем вместе век доживать. Будем сидеть на лавочке, молодость вспоминать.
- Давно уж нет лавочек у подъездов.
- Неважно. У меня на даче есть. Лет десять мы с тобой протянем?
- Протянуть можем и двадцать и, даже, тридцать, только вот жизнь-то прошла и воспоминания с годами не прибавятся.
- Не хочешь оставаться?
Лилия заглянула ему в глаза. Николай Петрович вздохнул и отвёл взгляд.
- Вот если бы твой папа не встал между нами, как ты думаешь: мы бы с тобой ужились?
- Ужились, - уверенно сказала Лилия, - мне с тобой было легко и просто. И очень весело.
Она грустно улыбнулась. Николай Петрович встал из-за стола, Лилия тоже поднялась. Она прижалась к нему.
- Как у тебя сердце бьётся.
- Давно не обнимался с любимой
