обрабатываемые пчелами земли незваные гости в сиянии звезды Давида, чей непрерывный звон парит над гудящим торговым центром. Ульи – их творения. Кормят ульи своих творцов, ульи – их жизнь. И не должно у пчелы быть ничего своего кроме горба и шеи по их задумке. И увидели незваные гости, что возделывают пчелы свои земли, что богаты те земли ресурсами. Могут те земли кормить верных своему делу трудяг, и не нужны трудягам заморские дары в фирменных упаковках на непонятном языке сомнительного качества. Жирным получится на этих землях новый улей, особенным будет среди других уже существующих.
Устроили незваные гости смуту среди трудяг, навязали своих правителей, соблазнили заморскими диковинками, принудили к заморским порядкам. Тех же пчел, кто не поверил звезде Давида, кто противился дарам незваных гостей, кто узрел в них угрозу всему роду, истребили огнем и мечом. Остальные же работяги продолжили трудиться на земле, но не себе во благо, а на благо ее хозяевам. Ведь объявили они себя ее владельцами, обезопасили себя они войсками, чтобы не смели пчелы вернуть себе свою волю. Да и не нужны были бы пчелы им, по большому счету, могли бы незваные захватчики пригнать пчел из других ульев, более покладистых. Вот и страдали трудяги долгие поколения, служили захватчикам в страхе, а кто и по собственной воле. Служили трудяги и славили своих королей, всех до единого ручных, задача которых не менялась ни на секунду – сиять ярко и быть на виду, на слуху, на устах.
Ограждены были пчелы от сладости. Трудились из кожи вон, часто болели, страдали от физических наказаний за провинности, и издевались над трудягами, порой, с особыми зверствами. Забирали большую часть их трудов захватчики, оставляя голодать в зиму, чтобы зависели пчелы от их хозяев. Грабили захватчики плодородные земли, забирали из недр ценные залежи ради сладости, распиравшей их тело и дух, ради того, чтобы оставаться правителями, ради собственного выживания.
Откуда же явились они? По чьей задумке? Кто в руки дал им погребальный колокол, что звучит денно и нощно там, куда приходят они? Нет ответов.
Но разделили они трудяг. На тех, кто в силу своей хитрости, наглости, проворства приспособился к чужеродным порядкам, что стали приносить им больше сладости, и тех, кто остался честен и бескорыстен, кто остался богат изнутри, кто имел чистые помыслы, кто не прельстился сладостью. А ведь сладость-то принесли с собой трудягам незваные гости под звездой Давида. И из сладости сложены их ульи. Сладость течет в их собственных жилах, сладостью наполнены их сердца. Нет в их мыслях ничего иного. Сладость принуждает их лгать, изворачиваться, оставаться в тени, совершать все гнусности чужими руками. Сладость позволяет им разделять пчел, нападать друг на друга, грызться до смерти, ненавидеть, быть порочными и слабыми. Не приучены незваные гости под звездой Давида к физическому труду, презирают они физический труд, не для он рук. Не должны они работать горбом и руками. Удел ничтожных работяг, убогих пчел – трудиться в то время, как эти должны получать с их труда прибыль.
Написали незваные гости для пчел правила в угоду себе, наплодили для пчел надсмотрщиков, по сути, таких же для них (чужаков под звездой Давида) ничтожеств с кнутами и палками в руках. Чтобы не плодились пчелы сильно, чтобы не было среди них особенных и талантливых, чтобы не было недовольных и представляющих возможные угрозы их порядкам, придумали они стравливать ульи между собой, даже на крови получая огромные барыши, и оставаясь хозяевами повсеместно.
И будто мутнел разум у пчел. Будто забывали они, в чем их предназначение. Будто труд на своей земле умалялся в угоду взаимному истреблению, будто кровь имела более значимую ценность в сравнении с урожаем. Воспитанные торговыми центрами и ярмарками, насытившиеся пищей, накачанной неизвестно кем и чем, дурнели пчелы, становились не просто марионетками, но какими-то зомби, ведомыми лишь одной целью – физическим уничтожением, где каждое убийство совершалось из страха быть убитым.
И сияла и звенела на полях сражений звезда Давида, и вновь бил и бил погребальный колокол.
И наша пчела кружит над истекающими кровью своими сородичами, и слышен колокол далеко в космосе, и будто нет более других звуков, и достигает колокольный звон самых дальних концов Вселенной.
Угол шестой: рабочий (10мин. 00сек.)
Вопрос элементарного выживания. Нарушен погребальный звон одной назойливой пчелой, но вот к ней присоединяется еще одна, и еще одна, и еще… Всего минута проходит с начала последнего эпизода сюиты, и грозен пчелиный галдеж. Не щадили пчелы своих оккупантов. Те, кто успели сбежать – сбежали, остальные же вынуждены были взяться за оружие. Взяли в руки оружие и те, кому жилось сладко за счет чужого труда. И пошел брат на брата, пошел сын на отца, схватились в смертельной схватке друг с другом близкие друзья. Воцарился хаос в улье, потонул улей в грохоте ружей и пушек. И нельзя было трудягам иначе, задавлены и унижены были они за множество прошедших поколений.
Много крови пришлось пролить, чтобы вычистить улей от нахлебников. И хоть остался сам улей, смысл которого изначально заключался том, чтобы пчелы не на себя трудились, не себя кормили, не для своих нужд плодородную землю обрабатывали, началось в нем развитие. Если прежде незваные гости под звездой Давида изучали законы мироздания для своего превосходства над пчелами, если прежде набирались они знаний ради власти и выживания за счет паразитирования, то теперь двинулся технический прогресс вперед на нужды трудяг. Наполнила улей техника, болтами и гайками скрепленная, вместо лучин и свечей пришло в жилища к трудягам электричество, на смену дровяным печам пришел газопровод, хоть далеко не всем пчелам довелось пользоваться новшествами.
Но главным было то, что получили пчелы возможность трудиться на своей земле по-людски. Сливались индивидуальные хозяйства в коллективные, слаженно работали пчелы, получали за свой труд достойную награду: что сеяли то пожинали, и не отбирали у них, как прежде, урожай нахлебники оккупанты. В почете было у пчел трудиться, многие хотела жить и работать на своей земле. Могли теперь рассчитывать пчелы на справедливость, больше не было над ними хозяев, чья воля была выше всех законов. Устроили пчелы строгий порядок в улье, любили свою королеву, что требовала от них исполнения работ, требовала труда, и не терпела хитрости и обмана.
Лишь одного не понимали и не хотели понимать пчелы. Что воспитали в них за много поколений дух подчинения, при котором кто-то ДОЛЖЕН управлять ими, и исполнять чьи-то личные пожелания, выдаваемые за законы и указы, что не все равны друг перед другом, и тот, у кого больше сладости, волен требовать от других во имя личных интересов. И даже новые правила и любимая королева не искажали принцип улья, устроенного незваными гостями много лет назад, и только ими, знающими все тайны улья, мог бы поддерживаться в нем любой порядок. И просто работали пчелы, на благо нового времени, на благо трудяг, на благо их общего дома. Был перестроен улей ими для них же. Но напомним, остался улей ульем.
И хоть и сбежали оккупанты из прежнего улья, спасаясь от гнева трудяг, были спокойны они, посеяв когда-то семена зависимости пчелы от улья, внушив пчеле, что погибнет она на воле, навязав вольной пчеле рой с его искусственными благами. Нужно лишь время на всходы, пусть напитаются пчелы неразбавленной одноцветной сладостью, пусть напитаются ею настолько, что покажется она им не приторной, но отвратной. Пусть рабочие будни и плодотворные выходные станут ненавистной рутиной, пусть возжелают пчелы ярких красок, которых не будет достаточно внутри одного улья. Пусть станет трудягам тесно в улье.
Проверены прежде были пчелы на прочность, объединенные против грозного внешнего врага, взращенного их бывшими оккупантами. Вновь пролилась их кровь, вновь было много погибших на защите родного дома, на защите любимого улья. Выстояли трудяги ценой огромных потерь, отстояли родные земли, кормившие их сотни лет, отстояли свое право на жизнь, право жить и работать, право быть своему роду. Потратил улей огромную часть ресурсов, и восполнили их трудяги после победы в жестоких битвах упорным трудом – их главным кормильцем на протяжении всего их существования. Сплотились пчелы как никогда прежде, спешили пчелы трудиться. Пешим ли шагом, за рулем ли автомобиля, пассажирами ли в салоне или в вагоне метро, но устремлялись все, как один (или одна, без разницы) к своему рабочему месту. И не было в улье ничего бесполезного, каждое место имело свой смысл, служило на благо общему делу. Все равно, что стершийся винтик в огромном механизме, от неполадки которого застопорится целая система. Каждая пчела была своем месте, каждая вносила свою лепту в общее дело, продолжая существование всего улья. Не искали пчелы смысла жизни, просто делали каждая свою работу. Ибо так и должно быть, ибо погибнет улей, а с ним и все его обитатели.
Ударными темпами отстраивали пчелы поврежденные тяжелыми боями части улья, делали их еще лучше чем было. Пахали пчелы, сеяли, строили. Все силы были потрачены на возобновления мирной жизни. Не ленились пчелы, вкладывали свои души в работу, гонимые моральным долгом и требованиями королевы.
Но вдруг не стало любимого правителя, погибла королева. Замер улей в гнетущей тишине, из глубины которой все громче и зловеще доносится знакомый погребальный колокол. Как будто растерялись пчелы, для которых в вместе с королевой погиб и весь улей, утратил весь смысл, навечно и необратимо изменился худшую сторону. И, казалось, не оставалось ни одной пчелы, не оплакивавшей свою королеву, казалось, пришло горе в каждый дом.
И что же будет дальше? Как будет правильнее? Будто слаженный механизм и общее дело не более чем иллюзия, за которой черная бездна, и одного только труда уже недостаточно для выживания и гарантированного будущего. Как будто открылся с гибелью королевы поиск смысла жизни.
Пришла на место прежней королевы другая, принесла с собой в улей перемены. Не яркие, не внезапные, по кусочкам некоей головоломки, постепенно складывающейся в жуткую картинку о смысле жизни. Позволяли по чуть-чуть перемены трудягам вольности. И за вольностями постепенно стали забывать пчелы о своем любимом правителе. Постепенно преобразилась траурная гнетущая тишина неприятным звоном звезды Давида, сгустилась и затвердела каким-то сверхпрочным бесконечным в своих размерах монолитом. Вскоре на место новой королевы взамен всеобще любимого и почитаемого правителя явилась еще одна, принося с собой все новые изменения. Потом еще одна, потом еще одна, и еще. Казалось, за одно-единственное поколение сменилась целая сотня правителей, смысл каждого из которых заключался в навязывании пчелам так не хватавшего им смысла жизни, далекого от честного и упорного труда во благо общему делу, во благо роду. Корысть, жадность, жажда наживы, легкий заработок, в основе которого все те же ложь и обман, халтура, блат, похоть.
То, чего изначально хотели незваные гости под звездой Давида, созидая улей.
Покидает его наша пчела, прошедшая
