Одинокий рыцарь спешился и оружие надежд поднял, чтобы сразиться и
погибнуть в тишине. Розы пели ему о любви. Они сгорали, чтобы взойти
внутри. В березовой роще устроил юноша привал. Листая святую книгу и
вырывая листы, ветер уносил сомнения о небытие.
Прощай боль! Ты никогда не тронешь тех, кого нет. Прячется Солнце за
Луной, оставляя холод. Тот холод, что обнажает душу, пожирая изнутри.
Спал рыцарь у горящего меча, и мирно падала листва. Во сне о смерти
той, что усыпляет разум. Ужасный дракон будет обязательно сражен, но
путь к нему еще далек.
Сбросив доспехи, рыцарь по пустыни смирения брел. Задыхаясь от
желаний, жажду ему не утолить вовек. Преследовал его везде мираж.
Где-то позади оставил он любовь, застывшую во льде. Пустыне края нет,
она жива и этой требует воды. Запутанный голосами рыцарь пал на песок.
Время ужасно медленно идет, и выхода нет. Все призрачнее оружие
надежд.
Чем защищаться, если нет щита?
Не совершить убийство без меча,
Молитву без тоски не прошептать,
Безбожный Бог так любит убивать!
Бабочка села на труп и сгорела. Рыцарь воскрес у костра, не помня
ничего. Опять шел, куда, не знал, безумные боги глядели вслед. Творец
звезды разжигает, чтобы те направляли рыцарей во тьме. Указывая путь к
потерянному раю, мерцанием к нам они взывают. Костер у ног спящего
искрами играл.
Оставив судьбу – дороги назад нет.
Встретив путника, они вместе дальше шли. Это был не человек, но ангел,
ослепший во грехе. Им нечего было говорить – словами не раскроешь
суть. Только ветер таинственной правды в двоих шумел.
Вдалеке выросли волшебные замки. Быть может, к ним рыцарь шел? Их всю
жизнь искал? Да и не пустыня это была больше, а белый лист, на котором
чья-то рука историю слагала.
Забывший жизни лик, ангел молился у нового костра. Рыцарь сидел рядом,
снова в доспехах из стыда, в шлеме закрытом ото всех. Ночные духи
окружили свет.
Новый день съедает старый. Пора снова в путь!
Ангел шел далеко позади, загадки людей узорами рисовал. Духи
спрятались в тенях, длинных плащах. Духи с рыцарем беззвучно говорили.
Путали его и об убийстве ангела молили: мол, не ангел это, а демон
Левиафан, хозяин змей и пожиратель душ.
Бело небо, бел песок, бела трепещущая душа меж ними. Где правда? Что
ложь? Далеких замков на самом деле нет. Юноша упал на меч. Тут в
пустыне выпал теплый снег. Больше ничего нет. Ничего нет.
Рыцарь встал у костра. Ангел спел ему о весне, как пробуждается
природа после смерти сна. Ты, говорит, подобен ей. Не обронив ни
слова, рыцарь вошел в туман, исчез.
Опять шел один. Всегда он был один. Четыре зверя встали перед ним.
Через ад и рай придется тебе пройти, рычат. И он прошел все сферы, но
не нашел того, чего искал. Тогда он встретил снова тех зверей. Вручили
они тайный знак, и он раздавил его, выпустив из ладоней яркий свет. Теперь
ты умрешь, рычат, когда сам пожелаешь и не очнешься больше у костра.
Об этом ли мечтал? Об этом ли просил, когда молился без лишних слов?
Рыцарь кивнул. Девять шагов прошел, и все накрыло тьма... Медленно
поднял веки юноша у нового костра. Сидел три дня и ночи у него в
раздумьях.
Спустившись к мировому корню, он шел среди запретных мрачных вод, по
ним уж вечность блуждают семь чудовищных теней. Там спрятан сложный
механизм, что вращает небосвод.
На берегу подземного моря у костра другой рыцарь время коротал.
Посидели, помолчали и разошлись, чтобы не встретиться уже. Песнь льда
прозрачна. Нельзя разделить пищу между теми, кого нет; обнажая меч,
невозможно сразу отразить им врага удар.
Отрава сна вливается в глаза. Она обманывает тебя! Богиня ночи и дождя
хранит ключи от тайны бытия. Четыре зверя сводят рыцарей с ума. Так
всё задумано было неспроста.
Меч погас.
Рыцарь у кострища мирно спит. Дожди грозой играют; мир творит
Создатель, а безумные боги хищно за отважными следят. Звезды падают –
скорбят.
