Подкидыш

   Закованные в кандалы люди, серые и изможденные долгой дорогой, шли медленно, чем раздражали конвоиров. У одного сопровождающего затекли ноги, он спешился и решил пройтись, ведя коня за узду. Впереди виднелось  озеро, а вокруг него небольшое село.  Купол церкви утопал в первых лучах солнца! Он засмотрелся на эту красоту. Захотелось умыться, погреться в тёплой избе, выпить парного молочка. Это желание было так сильно, что вопреки всем запретам, конвоир отдал команду отдыхать на берегу озера, у самого края деревни. Он сам поскакал в деревню, наказав другим не сводить глаз с арестантов. Вернулся  довольно быстро, с двумя свежеиспеченными караваями  и большой крынкой молока. Охрана весело пересмеиваясь, устроила перекус,  а остальные, глотая слюни, только поглядывали на это. И тут заплакал ребёнок, малыш, которому на вид было не больше года. Он сосал грудь, но молока у матери, видно, не было. От голода крик малыша становился всё громче. Конвой это раздражало, особенно старшего. Плакал ребёнок часто, за дорогу этот плач так надоел, что хотелось или заткнуть уши самому, или же заткнуть рот малому. Всех подняли, и команда нехотя двинулась вперёд. Сытые конвоиры повеселели, перекидывались шутками.

    До посёлка, где можно было передохнуть, сдать свои полномочия оставалось вёрст пятнадцать. Но не замолкающий рёв раздражал, и нервы старшего не выдержали. Он подскочил на лошади к матери, выхватил ребёнка и  бросил его в канаву. Мать рванулась было за дитём, но получила плёткой по спине, ногам, упала... Шедшие рядом помогли ей подняться и почти поволокли дальше. Чудным образом плач прекратился, и  было слышно только шарканье шагов по пыльной дороге, да цоканье копыт. И тут закричала женщина, крик больше походил на звериный. Но удары плети становились сильнее, а голос всё слабее. Можно было разобрать только одно слово: Абрам, Абрам, Абрам... На краю деревни стоял дом бабы Милы. Она видела издалека колонну арестантов, слышала как кричал ребёнок, а потом истошные женские крики. Видела Мила как конвоир что-то бросил в канаву, и услышав "Абрам", поняла, что это ребёнок. 

    Только колонна скрылась из виду, старушка поспешила к дороге. Рядом в канаве, в густой траве лежал ребёнок, закутанный в старую серую шаль. Он был очень худой, большие темно-карие глаза полны были слез.  Марковна, так звали Милу в селе, бережно прижимая к себе малыша, почти бегом поспешила к дому. Малыш перестал плакать, как только ему в рот попало молоко. Захлебываясь и торопясь, глотал Абрамчик молоко, стараясь захватить губёшками чайную ложку. Наевшись он крепко заснул, во сне всё ещё причмокивая. Из комнаты на шум вышла дочь Милы Мария, а потом и зять Иван. Марковна, показывая на спящий свёрток и,  улыбаясь, промолвила: "Принимайте сыночка, молодые! "  Так в семье Марии и Ивана появился первенец. Это и был мой прадедушка Абрам Иванович Шошин.