Окольцованная

Два года прошло после моего путешествия на Марс; два года минуло с моего триумфального возвращения и перерождения.

Я сказал – перерождения? Ах, да: я ведь тогда чуть не погиб и уцелел лишь чудом; будем считать, что я перенёс клиническую смерть.

За те два года, что я отсутствовал на Земле, глубоко в душе моей зиждилась надежда, что социум изменился в лучшую сторону хотя бы на процент, но нет: это лживое, преисполненное всяческих пороков стадо, именуемое «обществом», претило мне по-прежнему (если не с утроенной силой).

Что нашёл я здесь, когда вернулся? Что развеяло бы мою неуёмную тоску и печаль, что взволновало бы меня?

Программа по Луне свёрнута якобы по причине отсутствия необходимого финансирования – увы, теперь абсолютно всё человечество сосредоточилось на мирском, земном, со всеми вытекающими.

Научно-документальное кино практически полностью сошло на нет – отныне на экране и в кинотеатрах демонстрируют лишь крутую и уголовную жизнь подростков с улицы. Изощрённые ограбления банков, угон дорогих автомобилей, быстрая и дешёвая любовь к людям и вещам – чего ещё я мог ожидать от этого мерзкого общества? Общества потребления; поколения дегенератов, троллей и пранкеров.

С высоты своего IQ, воспитания, возраста, опыта трудового и жизненного я взирал на всё это безумие с сожалением и всяческим презрением. Мне всё чаще и всё больше становилось слишком низко даже просто заговорить с очередным потенциальным собеседником, потому что говорить было, по сути, и не о чем.

Жалкие, приземлённые создания, живущие одним днём; помешанные на мгновенном обогащении... Примитивные существа, о которых в целом можно высказаться тремя определениями – а именно «повадки», «инстинкты», рефлексы».

Вновь и вновь перед моими глазами картина Эволюции, где человек прямоходящий постепенно превращается в человека разумного, от самой низшей своей ступени мелкого примата к ходячему Разуму – и тут же, зеркальная часть этой выставки, где человек снова становится животным. Хищным, алчным, лишённым души.

Я знаю, о чём говорю: прямо на моих глазах, здесь и сейчас на фасад жилого многоэтажного дома мочится ребёнок – средь бела дня, совершенно никого не стесняясь. Этому его учат родители? Или школа? Быть может, улица?

Однажды я сидел после работы у подъезда на лавке, читая свежий номер научно-популярного журнала (какое счастье, что их ещё печатают – хотя, с другой, стороны, бумажный вариант не экологичен), как вдруг на соседнюю, параллельную лавку усаживаются школьники. Громкая, резкая, нецензурная речь; беспардонное чавканье, пиво, сигареты и не только это. Терпел я относительно долго, но когда несовершеннолетние гады выбросили мусор мимо урны, я не выдержал и взорвался, отложив в сторону журнал и протирая очки – вот только, боюсь, нотация моя прошла мимо их ушей.

«Вряд ли что путное из них вырастет, – подумал я, – Тогда как в той же Индонезии или Южной Корее дети конструируют что-то полезное».

Да, я много раз думал об эмиграции, но помнил также и о том, что мигрант мигранту рознь – далеко не все такие, как я, и чаще всего более умное, образованное, порядочное и работящее население замещается людьми низкого сорта, не желающими работать, не желающими учить новый для них язык и промышляющими терроризмом и экстремизмом – это я наблюдал и в Германии, и во Франции (так что, даже переместившись в Лондон или же Бостон, я со временем столкнулся бы с теми же самыми явлениями крайне деструктивного порядка). Я понимал, что численность эллипсоида растёт, но эллипсоид этот, мягко говоря, тупеет.

Вскоре меня пригласили на открытый урок / классный час в школе; также, я прочёл одну из своих лекций в одном из высших учебных заведений. И там, и там я столкнулся с абсолютным равнодушием – глупое, бездарное, не отягощённое талантами поколение занималось чем угодно, но только не вдумчивым прослушиванием моих словесных стараний. Их внимание было сосредоточено на всякой ерунде, и это меня обеспокоило. Я зарёкся просвещать дебилов – не думал, что застану планету Земля в настолько плачевном состоянии. Конечно, всегда найдутся один-два экземпляра, которые проявят интерес и даже вступят в дискуссию – однако лично мне не повезло.

Я достаточно много размышлял о чём-то более возвышенном, духовном.

Церковь? Вера? Религия? Не думаю, что в XXI веке это сработает – к тому же, наука уже доказала отсутствие Бога (в том числе Аллаха, дьявола, ангелов, демонов, драконов, гномов и эльфов).

Я задумался и перенёсся далеко назад – робкий, нерешительный мальчик-министрант, прислуживающий священнослужителям на Святой Мессе. Я был частью этого римско-католического мира на протяжении долгих пятнадцати лет – от своих семи и до двадцати двух; я молился классический розарий и венчик милосердия, я бывал на адорациях и реколлекциях, я лично присутствовал на ключевом моменте – приезде Папы Римского, и моя мама видела во мне священника... Вот только я сам всегда осознавал, что всё это – совсем не моё; моя душа никогда не лежала к этому (хотя я видел действительно верующих, я считаю их заблудшими). Слишком близок был я к этому всему и слишком много знаю.

Напротив, чтение Библии, её апокрифов и Корана парадоксально сподвигло меня ещё упорнее, ещё яростнее грызть гранит науки, пока я не стал тем, кто я есть – учёным...

Учёным? Пожалуй, это слишком громко. С мировым именем? Тем более мимо – скорее, безымянной белой лабораторной мышью, в душе своей отчаянно лелеющей надежду кому-то что-то доказать.

Слетав на Марс два года назад, я кое-что всё же преподнёс научному миру – который, недолюбливая меня ранее, теперь и вовсе сделал изгоем. Учёным со своей особой, своеобразной точкой зрения; подтверждённой фактами, но опровергнутой сильными мира сего. Почему? Потому что за ними деньги, влияние и власть, а за мной лишь скромная однокомнатная квартира и степень профессора (но также репутация чудака и правдоруба).

Сегодня, купаясь в водоёме, я порезался стеклом от разбитой бутылки; также, вокруг меня плавал всякий мусор. Впечатление не из приятнейших! И подобных нюансов было немало.

Я вздрогнул – то ли от нахождения в прохладной воде, то ли от того факта, что подобный мусор в гораздо больших масштабах плавает в Мировом океане, загрязняя биосферу в целом, и антропосферу, в частности.

Оказавшись дома, я вернулся к думам о нематериальном.

Как дальше жить? Кем дальше быть? В свои тридцать четыре.

Злым гением, увлекающим люд какой-либо идеей?

Пожалуй, для этого требуется огромная харизма и умение очаровывать – мыслью, словом, делом. Я же – эгоист, социофоб и мизантроп. Я не родился таким, но я стал им. Потому что разочаровался в людях, в их поступках и стремлениях. Ибо, вместо того, чтобы совершенствоваться, заниматься саморазвитием, они ежедневно убивают себя – алкоголем ли, табаком ли, наркотиками ли.

Если бы кто знал, как неприятно мне лицезреть курящую женщину! Или обкуренного дурманом подростка. Или алкоголика, от которого всегда несёт спиртом – даже когда он условно трезв.

Мне невыносим запах табачного дыма, я возненавидел все ароматические углеводороды!

После работы я стараюсь пройти по набережной, или же просто по мосту, вдыхая запах реки. По шоссе, где справа цветёт пахучая сирень. После дождя я всегда открываю форточку и дышу озоном, не беспокоясь о комарах, поскольку преградой для них служит москитная сетка.

Теперь у меня хотят отобрать и это – вместо вырубленной уже сирени ныне отвратительная зияющая пустота, и это лишь мелочи, лишь начало моих мук.

Я до последнего надеялся, что смогу жить на Земле существенно долго, даже будучи некоммуникабельным букой и воинствующим эстетом, типичным ботаником (скорее, физиком и инженером) и белой вороной – ныне же это стало невозможным. Слишком много перемен, слишком быстро и шумно становится вокруг – и я уже не в состоянии, как раньше, безмятежно коротать свой досуг. Ныне уют, комфорт, порядок и покой мне только снятся.

Взять билет в Вакуумную комнату на два часа? Или же купить домик где-нибудь глубоко в лесу? Чтобы мне никто не мешал; никто не трогал, не доставал. Увы, на это у меня средств нет.

Улетая на Марс, я хотел вернуться – потому что хотел вернуться домой, а также рассказать о красной планете из первых уст. Теперь же, обнаружив полнейшее порицание моему исследованию, поняв, что земляне – стопроцентные материалисты, я решился.

Я решился.

На что?

Я владею информацией, что часть всемирного, вселенского Разума сейчас временно находится на Сатурне – второй после Марса планете, к которой я испытываю истовую любовь и интерес. Я уверен, что смогу встретиться на Окольцованной с представителями высшей инопланетной цивилизации.

Вы слышите? Я собираюсь. Жалкие, никчемные людишки... Пропагандируйте и дальше своё «есть, спать...» и прочее; мне с вами всеми – не по пути!

В последний раз я закрываю входную дверь на ключ; краны закрыты, лампы выключены, жалюзи опущены.

Все ли дела завершены здесь? Скорее «да», чем «нет», ибо я успел уже побывать и в зоне 51, и в ангаре №18, и на мысе Канаверал. Больше меня не держит ничего.

Страшно ли мне? Также утвердительный кивок про себя, поскольку в этот раз я могу не вернуться (даже если передумаю и захочу). Тем более, лечу я наобум: в моём предыдущем путешествии Антарес, словно видимая чёрная дыра, расширился настолько, что поглотил половину Солнечной системы, окончательно остановившись и остыв лишь у атмосферы Марса. Всё это я видел собственными глазами – но конкретно этот эпизод мог ведь мне и примерещиться, верно?

Что там теперь? Это мне и предстоит выяснить. Главнейшей же задачей остаётся контакт с внеземными обитателями, контакт важный и плодотворный.

Когда мой аппарат уже оставил Землю позади, моя Совесть начала меня грызть:

– Откуда в тебе столько злобы и обиды? Откуда столько высокомерия? С чего ты решил, что из 7-8 миллиардов ни одна особь не оценила бы твоих стараний? С чего ты взял, что ты – сферическая истина в вакууме, а все остальные поголовно порочны?

– Пожалуй, неприязнь сия взаимна. Всё оттого, что люди видят во мне только плохое (словно ничего хорошего во мне нет); всё оттого, что люди подмечают только мои недостатки (словно никаких достоинств, качеств и талантов во мне нет). Или у меня на лице всё написано? Более же всего угнетает, что меня окружают весьма глупые, весьма простые люди. Они находят меня скучным и занудным, тогда как мне противен их образ жизни. Увы, это дикари. Признаться, мне даже не с кем сходить в театр, кино, музей, океанариум, планетарий или библиотеку – даже моих современников и таких же учёных больше влечёт ночной клуб со всеми вытекающими.

– Ты ведь эгоист!