стрыгу не реагируют животные, даже собака головы не поднимет – такой дар бесшумности у этих тварей.
А ещё стрыга очень, очень прожорлива! И если покойника нет с прошлого года, то дело тут не в корове, козе и младенце, а съеденных явно больше.
– К старосте пойдём! – решила Агата, перекрывая брань Томаша.
***
– А староста что? рассказал почему молчал? – у Квинта теперь уже любопытство. Своих инспекторов он от жалобы отвратит, не даст им пропасть. Но самому уже интересно. сказано же: если что появляется, немедля в Город!
Но нет, по факту – одни трусят и молчат, другие сами пытаются охотиться, а третьи…
– Выгодно это было ему! – с ненавистью ответила Агата, и лицо её потемнело от бешенства.
***
Он не признался сразу, но Инспекция в полевых условиях, это не Инспекция в бумажных канцеляриях. Она умеет заставлять говорить. Ну и признался староста, от крови отплёвываясь, что бродит покойник уже не первый месяц. Сначала скот жрал, потом больных…
– А от них пользы-то нету! – он ещё и объяснить пытался, да за добродетель бездействие своё преступное выставить. Агата хоть и мягче характером, а на этот раз она хорошо приложила старосту. Тот зашёлся в боли, но попыток на праведность решений давить больше не предпринимал.
Оказалось, что съев больных, померший пан принялся жрать старых людей, а там и молодняк. Бесился народ, да только староста расклад им такой показал: за каждого убитого пани Алиция выплатит серебром да золотом.
Многие и поутихли. Со старого спроса-то… а с больного?
– Неужели так можно? – Себастьян тогда не выдержал. Из канцелярии мир казался ему прекрасным и теперь он был в ужасе и отвращении от того, как низок может быть человек.
– Ещё и не такое бывает, – Агата жалела его, по-людски жалела. – И не такое, Себастьян.
– Не хочу в это верить! – Себастьян закрыл лицо руками. У него не укладывалось в голове. Люди предавали людей, расчищая поселение от старых и слабых.
– Так пани обещала мужа перевезти зараз в летнее имение! – староста сделал попытку оправдаться. – Ну, как у нас бы он…почистил.
Это было лишней фразой.
– Отвернись, – спокойно попросил Томаш Себастьяна, и Себастьян послушался. Агата отворачиваться не стала – решение брата она разделяла, у самой руки чесались…
***
– А что пани? Что после? – Квинт не мог больше сидеть на месте, он вскочил и принялся расхаживать по комнате. – Что?
По заявлению сына – его мать сошла с ума от горя, увидев, что натворила Инспекция с усыпальницей её дорого супруга, да и утопилась. Если Город увидит это заявление, несдобровать инспекторам. Ну, если, конечно, не будет иного объяснения.
Но оно будет – Квинт постарается.
***
А что пани? Пани Алиция, услышав про их визит, сначала честный и почти официальный, одарила их таким взглядом, что даже Себастьян понял – эта женщина ведьма, причём куда более ведьма, чем то полагается приличной женщине.
– Вы обвиняете память моего дорого супруга? – уточнила она жёстким, полным ненависти голосом. – Наслушались местный сброд и думаете, что можете опорочить честное имя?
– Да мы так и работаем! – заверил Томаш, – приходим, оскорбляем, а потом р-раз, и оказываемся правы!
– Я буду жаловаться на вас, – пообещала пани Алиция, – вы явились без приглашения, но при этом обвиняете меня в чудовищных преступлениях…
Они не договорились. Да и не могли. Зато, уже позже, находясь на том же дворе, заметили и о другом:
– А с чего она так богата? Ну, если платит за всех убитых своим мужем? – спросил Себастьян.
– Рудники у неё, богатые рудники, – объяснил Томаш, который задумывался над этим, но не вслух. – Там люди тоже…гибнут. Если вы понимаете.
– Да и друзья есть у неё знатные. Нам не подобраться, – Агата продолжила мысль и Себастьяну стало ясно – они обсуждали и без него некоторые детали дела. с одной стороны, это вроде и нормально – всё же они брат с сестрой, а с другой – обидно!
Он ведь тоже в деле.
– А нам и не надо подбираться, – вдруг сказал Томаш и мрачно взглянул на спутников, – она всё равно не при деле будет. Понимаете же? стрыгу надо убивать, но и того, кто ей потакает…
– На убийство я не пойду, – возразила Агата.
– Никто не пойдёт, – Томаш не испугался. Он уже всё продумал. – Слушайте, вот что…
***
– Пани Алиция увидела, чем стал её муж. Мы её привели к склепу в час, когда стрыга из гроба выходит. Она увидела его гниющую плоть, когти, зубы… она и правда спятила, – Агата лгала, но делала это так достоверно, что ей можно было без труда поверить.
На деле было всё не до конца так.
Нет, они и правда привели пани Алицию. Только силой и наглостью. и не для того, чтобы она увидела своего когда-то мужа, а для того, чтобы это было последнее, что она увидела. Стрыга разобрал её плоть на куски меньше, чем за минуту, а Томаш снёс нечисти голову.
В докипающей гнили тела и смрадной, разливающейся по полу черноте, они ждали рассвета, боясь выйти за пределы склепа.
Хотя тут, наедине с растерзанной плотью и изошедшей в ничто нечистью, было бы и страшнее, а всё же на улицу показаться было им жутко – там были люди, страдающие, боящиеся, но не подающие жалобы в Город.
Никто не сделал этого.
А к рассвету, когда на полу склепа осталась только серость, они сгрузили кое-как всё то, что осталось от пани Алиции в гроб её мужа и закрыли крышку. Но не так, как положено для людей. Нет, они сначала положили крышку, а потом жидким серебром прошли по углам. Чтобы не поднялась Алиция.
Не приходит ведь стрыга просто так. кто его знает, кто там был виноват? Да и не судит Город, не ловит тех, кто магию да всякую дрянь практикукет. А вот когда уже начинаются чудовища, тогда Город вступает, да.
Ну а к рассвету всё было кончено и платье пани Алиции легло на берег при реке. Утопилась.
– Как это? утопилась? Платила за грехи мужа, а потом утопилась? – не верил Квинт, переводил взгляд с одного лица на другое, но даже Себастьян держался стоически.
Так они договорились. Утопилась и всё тут.
– Совесть может, – неуверенно ответила Агата, – или банкротство маячило.
– Так сынку и скажите! – предложил Томаш, – виноватит он нас тут! Отец – стрыга, мать – пособница и безумица. Староста просто скотина.
– Зато похлёбка была вкусной, – вставил Себастьян.
– Да, – согласился Томаш, – похлёбка была вкусной. А по-хорошему, и сына проверить бы надо. А то нашли крайних! Удобно!
Он фыркнул, демонстрируя, что не согласен с жалобой панского сына-сиротки и это ещё вопрос кто перед кем извинять должен.
Квинт покачал головой:
– Вам надо было сразу мне всё рассказать. Я бы был готов, а сейчас разборки будут.
Надо было, но они понадеялись, поехали на истинный слух, а там такое дело закрутилось, что всякие стрыги мимолетные вышли из памяти! Пока разобрались кто там есть оборотень, чуть и сами не подохли, Агату вообще едва не зацепило. Про это доложили, а про стрыгу уже не стали докладывать, да и дело вышло грязное. Нехорошо сработали. Да и мимо. Разочарование одно, а не заезд от дождя!
– Забыли, – ответил Томаш за всех. – Мы, господин Квинт, знаете сколько раз на голову битые? Да не смотрите вы так на Себастьяна, он тоже – мы ему до себя сами набили!
И Себастьян усиленно закивал. Погано, конечно, в поле работать, но как после такого в канцелярию вернуться? Там всё на порядке, да всё под запись, а здесь что-то совсем другое – безумное, грязное, некрасивое, но веселое.
Особенно если научиться не думать о жертвах как о людях, которые на тебя похожи и забыть, что они из той же плоти и крови, что и ты.
– Уйдите с глаз моих! – потребовал Квинт, но потребовал без злости, – там ориентировка пришла. Проверьте, а здесь не появляйтесь пока. Буду за вас грестись, разбираться. Устроили вы мне дело, подлецы. Томаш, эй, Томаш? Она точно…утонула?
Они уже были у дверей, когда этот вопрос настиг их. Квинт точно хотел их в ловушку поймать. Но Томаш пуганый.
– Утопилась, как есть утопилась.
– Идите! – дозволил Квинт. Он им не верил, но был рад, что не придётся прикрывать и это, что они ему солгали. Ничего, бывает. идиоты, конечно, но работают хорошо. Да и заслуг много. А то, что с людьми не ладят, да варварскими методами пользуются, так то и уладить можно – Квинт для того и существует, чтоб инспекторов прикрывать от злости Города.
(Предыдущий рассказ о мирке Инспекции – «Чёрная Мавка». Мирок открывается с сегодняшнего дня)
