Она пришла с кладбища. Не раздеваясь, подошла к серванту, достала из бара чуть-чуть початую бутылку коньяка, поискала глазами подходящую емкость, потом раздумала и прямо из горлышка выпила больше половины бутылки, почти не ощущая обжигающий вкус напитка.
Пошатываясь, подошла к платяному шкафу, потянулась к застежке платья и вдруг ее затуманенный взгляд упал на огромное зеркало, встроенное в его дверцу. И все поплыло перед ее глазами – там не было ее отражения. Вернее оно, конечно, было, но это было отражение той ее, прежней, молодой, такой, какой она была в десять лет. А из-за ее плеча выглядывали другие лица, лица разного возраста и все молча смотрели на нее.
- Ну, что вы смотрите на меня? Выстроились в ряд и смотрите. А в глазах осуждение, гнев и разочарование. Но не надо меня жалеть, пожалуйста, не надо. Это для меня самое страшное, эта ваша жалость. До дрожи в коленях… Ненавижу! …
Стоят тут такие всё знающие, мудрые, целомудренные….
- А ты, самая молоденькая. Сколько мне тогда было? Десять? Точно, десять! Полезла на елку за огромной конфетой, висевшей на высокой ветке. Не могла дождаться новогоднего праздника. Потянулась, стул покачнулся, грохнулась, уцепившись за ветку. Елка на пол, половина игрушек вдребезги. А на кого свалила – на любимую собаку, на Альмочку.Потом несколько ночей почти не спала, крутилась, переживала. Что уставилась, малявка? Ты мне ещё расплачься здесь! Губу она закусила!
- Господи, и эта явилась в своем праздничном платье, в том, с выпускного бала. Такая нарядная вся. А глаза то, глаза! Полные любви, той первой, которая на всю жизнь. Влюбилась в одноклассника, да так, что была готова для него на все, на любое безумство. А он, за день до выпускного бала, пришел к тебе подвыпивший и прямо в гостиной, на диване взял тебя, невинную девочку, как берут шлюху.
- А на следующий день, когда ты явилась вся такая сияющая, на выпускной вечер и услышала за спиной шепоток мальчишек и увидела их усмешки… Твой «любимый» же радостно рассказал всем о своей победе над глупой девчонкой… Как ты убежала в подсобку, рыдала там, рвала на кусочки свое белое бальное платье, всё… рвала и рвала….и руки в кровь и губы в кровь…
- Что не жаль мне тебя?!!! Да, нет, не жаль!!!! Заслужила!!!! Не надо было своими влюблёнными глазками моргать. Любила она его! Что ты знаешь о любви! Что вы все знаете о любви? Брысь отсюда…
Все образы в зеркале стали бледнеть, медленно удаляться в белесом тумане и постепенно из глубины на первый план выплыло еще одно отражение.
- А ты, что припёрлась? Опять меня во всем винить будешь? Чего хочешь? Чтобы я разрыдалась, как та малолетка в подсобке?! Ну, да, да, да!! Могла я его спасти. Его, единственного моего, которого любила больше жизни. Могла, но не спасла…
- Господи, как же я его любила, моего летуна. Мы летали с ним на парашютах, кружась, вокруг друг друга, расправив руки как крылья, а потом хватались пальцами, крепко сжимались и целовались прямо там, в небе, нашем небе, одном на двоих. Я же вросла в него всей кожей, так что не оторвать!!! Впервые в кого-то вот так врослась!
- До чертиков, до одури меня стала пугать эта зависимость. Это была уже не я, а какой-то другой человек, ничего не хотящий, ничего не желающий… Только, чтобы он был рядом, чтобы чувствовать его запах, ощущать теплоту его рук… Сбежала на два месяца, устроившись, вместе с несколькими знакомыми студентками, проводницей в поезд дальнего следования. Якобы денег подзаработать.
- В поездках каталась туда-сюда, за окнами мелькают пейзажи, пассажиры требуют то чай, то постели, а во мне всё рвётся, выкручивает всю, как наркотическая ломка. К нему хочу! А потом эта проклятая прощальная вечеринка. Кто-то предложил курнуть травки. Сначала отказывалась, а потом решила – дай, попробую. Дура…. И как отрезало, ничего дальше не помню…
- Очнулась голая на своей полке в купе проводников, вся в сперме, с ног до головы… Все болит… Встала и пошла, шатаясь, смывать всю эту гадость… Стошнило, помню, по дороге к туалету…Блин. Тошно-то как! От взглядов ваших вот этих тошно! Откуда он узнал? Кто рассказал? Не знаю, но узнал.
- Как сейчас помню его голос в телефоне. «Это правда, что ты была с этими?» Помню, как расхохоталась: «О, быстро почта донесла!» А в телефоне молчание, такое, что выть хочется…и гудки… Я могла его спасти! Да виновата! Могла! Но не сделала. Все во мне кричало – позвони… А я в полном отупении ревела и курила сигарету за сигаретой, проклиная свою никчемную жизнь. Сидела и смотрела на телефон.
- Наконец, не выдержала, позвонила, а там -«телефон абонента выключен или находится вне доступа сети». А он в это время летел с крыши высотки и, говорят, как птица расправил крылья. Как тогда, только меня рядом с ним не было.
- Хорошие девчонки вы были! Добрые! Наивные! Счастья хотели! А я не дала его вам. Не дала! Все эти годы мучаете меня!А чего так все всполошились? Испугались чего? Стульчик, где ты, родной? Куда я тебя звезданула? Ах, вот где ты запрятался. О, как высоко! Окна на распашку…..
- Ветер, прям, как тогда, когда целовались, не отрываясь и пальцами держались там, в небе, кружась. Эх, малявки, вы уж простите меня дуру, что так прожила свою жизнь. Люблю я вас, до боли вот здесь внутри. Кричащей так, что глохну!
Обнять бы вас каждую и расплакаться вместе. Вы уж простите меня непутёвую.
Я все эти годы за ним хочу, чтоб снова рука в руку, кружиться и вот так, расправив руки, как птицы, летать….
Она встала на подоконник, посмотрела вниз, где где-то там,двенадцатью этажами ниже, по своим делам шли люди, закрыла глаза и… И вдруг ее поразила мысль – ведь сделав это, она еще раз, в последний, предаст всех тех, кого видела в зеркале. Выйдет, что вся жизнь ее и этих малявок в зеркале закончится очередным, ПОСЛЕДНИМ, фиаско. А вдруг как-то можно склеить эти осколки разбитой жизни. Вдруг…
