Букет тюльпанов

неуловимый знак моего жилища. Вот эти волосы она расчёсывала перед моим зеркалом, и они чем-то говорили об этом. А вот эта рука хранит в себе прикосновение ручки на двери. Какой-то знакомый запах из её сумки. Она раскрывает её, и я вижу термос. Здесь – суп, приготовленный на кухне. Я как будто побывал в своей квартире.

    Приподняв подушку, Нина стала кормить меня супом из ложечки. Это было не обязательно, так как, хотя я и не мог ходить, но пищу принимал самостоятельно. В то же время мне было приятно видеть такую заботу обо мне, видеть её руки возле лица, от которых исходил запах доброты. Я вспомнил мать. В детстве я как-то сильно заболел скарлатиной, и она меня кормила вот так же, с ложечки, в постели. И запах от её рук был почему-то такой же. Я усмехнулся: гожусь в дедушки, а чувствую себя чуть ли не сыном!

    Вдруг ложка в руке нервно дрогнула: в палату, рывком открыв двери нараспашку, вошла медсестра. Остолбенев от такой дерзости, она принялась что-то громко кричать, прерываясь для того, чтобы набрать в лёгкие воздух. Наверное, от неожиданности и волнения, но я ничего не мог разобрать. Ясно было лишь одно: кричит она на Нину. Нина сидела неподвижно с ложкой в руке, глядя в термос с супом.

    - Что здесь случилось? – вошёл врач – молодой человек с аскетическим лицом. Это был хороший врач, все так говорили, но отсутствие связей и «медицинской» фамилии мешали его карьере. На радость безродным, вроде меня.

    Медсестра стала ему объяснять, что «какая-то девчонка» в нарушение инструкций и положений приходит ко мне вот уже целую неделю и никак не реагирует на её замечания. Спокойно вполголоса врач отослал её за каким-то лекарством и, как будто ничего не произошло, подошёл ко мне.

    - Ну-с, как мы себя чувствуем?

    Я отвернулся, губы сами собой сжались, выползла предательская слеза.

    - Не беспокойтесь, с этой минуты Ваша внучка сможет приходить, когда ей захочется, даже ночью, - улыбнулся он глазами, угадав моё отчаяние, - сейчас Вы дозавтракаете и я Вас обследую.

    Он ободряюще глянул на Нину и ушёл тихо и незаметно, как уходят сильные и скромные люди. Мы переглянулись и вдруг засмеялись. У Нины были влажные, но счастливые глаза. Как хорошо, что в мире есть такие люди, как Нина, как этот врач!

    После больничного «пайка» суп и ватрушки показались мне чем-то неземным. «Ваша внучка» - сказал врач. Мне очень не хотелось ему возражать, но, увы! Нет у меня внучки. Я посмотрел на Нину. Зато есть Нина!

    На следующий день Нина пришла раньше обычного прямо к завтраку с большой вкусно пахнущей сумкой. Уже не нужно прятаться. Я чувствовал себя лучше и уже почти сидел, упершись через подушку в спинку кровати. Ели вместе – я настоял. Потом стали смотреть альбом, который со вчерашнего дня лежал нетронутым. Он был большой, тяжёлый. Нина держала его передо мной, смешно наклоняя голову, чтобы не видеть «вверх ногами», когда я указывал на что-нибудь. Вот я в коляске, вот школа, цветы… Что, что это? Сердце сжалось, как будто передо мной раскрылась пропасть. Нина с удивлением и тревогой посмотрела на меня. Я увидел на фотографии... Нет-нет, этого не может быть, это невозможно! Я пытаюсь приподняться. Девушка роняет альбом.

    - Ах, простите, я нечаянно!
    - Ничего-ничего, - говорю я, а сам сгораю от нетерпения, когда она откроет нужную страницу. Вот она!

    Со старой любительской фотографии на меня смотрела… Нина! Эти немного грустные глаза, упрямая посадка головы, сжатые губы… Только всё это было на фотографии, и принадлежало легкомысленному студенту-первокурснику, который ещё не знает, что впереди его ждёт эта кровать с железной спинкой, вцепившейся сквозь полупустую подушку в немощное тело.

    - Нина… - прошептал я ссохшимися губами – Ниночка, ты кто?

    Я с мукой в душе смотрю на неё. Я узнаю в ней себя, вот такой же я был много лет назад, уже забыл. И вдруг! я снова молод и юн, и стою перед собой – стариком, правда, стою в лице девушки, но всё же это – я, я!!!

    - Я... я боялась разволновать Вас, я… я Ваша внучка…
    - Кто же у меня, сын, дочь?
    - Папа говорил, что ты ничего не знал и не знаешь, но всё равно он не мог простить за бабушку. Он поклялся никогда не искать тебя,- она неожиданно перешла "на ты".
    - Но почему она не сказала, почему?
    - Она знала, что ты не хотел ребёнка и не стала тебя огорчать. Правда, она ждала тебя… очень долго, но… Она много говорила мне о тебе, и даже не стала возражать, когда я сказала, что хочу найти тебя … и помогла мне в этом.

У меня на глазах рождалась моя другая жизнь. Как я не хотел теперь умирать! Тамара! Я сразу понял, что это ты. Как жаль, как жаль… И почему ты не написала, и не сказала мне при встрече через много лет?

Неожиданно вошёл доктор. Лицо его было серьёзно и озабоченно. Остановив встающую Нину лёгким, но уверенным жестом, он сказал:
    - Немедленно готовьтесь к операции. Сейчас придут сёстры. Откладывать уже нельзя.
    - «Вы же только вчера из командировки», — промямлил я, понимая всю глупость моих слов.

    Он не ответил, кивнул Нине и вышел.

    Суета, движение белого – простыней, халатов, полотенец… Уколы, таблетки, переодевание… Нина проводила мой «кортеж» до самой операционной. Я не видел, но почувствовал, что она махнула мне рукой.

    - Значит, сын, значит, внучка, - думал я, растворяясь в наркозном облаке небытия.

                                                                                                                                                                                    21ИЮН- 4ОКТ 1989 Г.