дети, я стану ещё дальше от трона, а это значит, что тебе не жить.
Причём сейчас. Сегодня. Благо, не я одна не уважаю Сигера и не вижу в нём Царя. Благо, многие его советники преданы не трону, а морю, а море не говорило никогда детям убивать отцов. Наоборот – да, было дело. Но Сигер чужой для моря!
– Спасибо, царевна, я надеюсь, что мы с вами станем сёстрами, – красавица улыбается. Она счастлива.
Сёстрами? Да пошла ты! У меня их и без того много. Ты кем возомнила себя, селёдка? Я из царского рода, а ты мне в сёстры набиваться?
Эва, ты разошлась! Даром, что на лице нет и тени истинных мыслей – всё одно, недостойно так даже думать. Улыбайся, Эва, улыбайся.
– Она очень мила, правда? – допытывается Сигер. – И всё её семейство очень плодовито.
Да знаю я, знаю. Знатная фамилия мне уже и без того указка. Ну, милая, прости, ты не виновата.
– Давайте выпьем за красавицу? – перебиваю я. Я показываю Сигеру, что я нервничаю. Он доволен. Он думает, я боюсь за власть, которая всё дальше и дальше от меня. Ему неинтересно сражаться с полукровкой Бардо или блаженкой Аланой, которую он легко посадил под арест или с другими братьями и сёстрами. Нет, ему интересно унизить меня, растоптать.
Ну подавись, братец!
Нам подают новый кувшин с вином. Секретный. Мне и Элайе уже уготован белый яд в вине. Секрет кубков и мои соратники, которые есть и среди кухарок, и среди советников, что могут достать белый яд.
– За красоту! – я поднимаю кубок. Сейчас мне будет больно. Я подтравливаю себя, но одно дело половина дозы, другая…
Но я выживу. А вот Элайя – нет.
Она пьёт радостно и быстро, словно я могу передумать. Я тоже выпиваю залпом, уже заранее чувствуя резь в желудке. Мне будет больно, но зато я избавлю себя от подозрений и пойдёт молва в народ: кто-то хочет царевну со свету сжить…уж не царь ли?
Не затихнет подозрение, разойдётся кругами.
А если Хейли болтлива, то ещё лучше – травили, мол, царевну давно!
Ха-ха. Больно. Не до смеха, когда больно, но море во мне смеётся, пока я падаю куда-то всё ниже и ниже, пока мир вращается над моей головой и теряет краски.
***
– Очнулась! – голос, знакомый голос. Бардо. Полукровка. Чтоб тебя!
Ох, Океан! До чего же плохо! Мутит, море во мне сбито с толку, его кружит, оно не может найти стороны света. И я не могу. Лежу, стараясь не открывать глаза. во рту солёно, в носу щиплет…
– Прочь! – это уже Сигер. Встревожен. Что, царь, заставила я тебя полноваться? – Эва!
– М-м…– мне больно, больно открывать глаза, но я заслужила эту боль. Я защитница Морского Царства и я должна быть готова к жертвам.
– Эва, – Сигер склоняется надо мной, – как ты себя чувствуешь?
– Ч-что…
– Тише, тише! – он встревожен. Теперь он не царь, а мой брат. Теперь в его голосе тревога, настоящий ужас. Он понимает – если я умру, подумают на него. Уже, вернее всего, подумали. – Ты жива, это главное.
– Элайя? – говорить и правда сложно. Во рту слишком много соли.
Сигер мрачнеет.
– Мертва. Да и ты едва…
Закрываю глаза. Смотреть на свет больно. Смотреть на брата, который стал мне врагом и которого я однажды утоплю, неприятно.
– Это не я! – Сигер произносит то, ради чего он здесь. – Слышишь? Это не мой приказ! Эва! Я тебя не травил. Я веду дознание.
– М…– мне плохо. Мне очень плохо, но я торжествую в глубине своего моря. Он испугался. Он чувствует, что трон под ним шаток.
– Эва, мы найдём того, кто это сделал. Клянусь тебя память моего…
Он осекается. Его море душит его памятью. А я отворачиваюсь – мне можно, меня обидели, пытались убить!
***
В своих покоях ждать возвращения моего прислужника с вестями от сухопутных легче. Сигер, правда, каждый день заходит с пожеланиями и проверкой – как я себя чувствую? Но я держусь настороженно и не ем больше в обеденной зале.
Меня пытались отравить – имею право!
Шёпот ползёт в народе. Она не ест в общем зале, она сестра Царя, её пытались отравить… не слишком ли странно? Не слишком ли необычно совпадение? Сигеру плохо. он совершает ошибку за ошибкой.
Сначала устраивает разгром на кухне. Двух разносчиков еды и вовсе засекают до смерти – водорослевые плети, измаранные морской солью, чтобы бить, и одновременно не давать ранам заживляться, раздражать их солью…
Страшная смерть!
Затем Сигер пытается выступить перед народом, заявить, что на его сестру было совершено покушение, а его потенциальная невеста и вовсе убита. И это происки врагов. Каких врагов? Этого Сигер не придумал.
Сказать, что это кто-то из его советников он не может – они ведь его поддерживают. Братья и сёстры? Самый очевидный претендент это я, но так я сама чуть не померла!
Сигер говорит не то и сам теряется. Зато потом следует совету – объявить, что покушение было на него!
Но это и вовсе абсурд. Царь, на которого покушаются в его доме, не царь, а посмешище. Море не прощает такого, и Сигер благоразумно сворачивает эту версию. Далее, он говорит о том, что это и не яд был, а болезнь. Смертельная такая болезнь. И…
И снова свёрнуто.
Знатные фамилии ждут ответа. Они не спешат присылать своих дочерей на возможное место убийства. Убили одну – убьют и вторую, ведь неясно кто!
Но Сигер находит преступника. Он никогда не любил Бардо, всегда презирал его и не мог выносить, твердил, что от него землёю пахнет!
И сейчас это на пользу. Кто не признал Морского Царя? Кто совершил великое злодейство? Кто едва не убил царевну? Кто убил возможную невесту Царя? Бардо! Полукровка!
Кто за него вступится? Я? А оно мне надо? Он потенциально и мой враг, а в народ уйдёт: братоубийца наш Царь!
– Это Бардо! Он тебя пытался отравить, – так заявляет мне Сигер, входя однажды вечером в мои покои. Он торжествует, ведь найдено удобнейшее решение! Это всё Бардо! А Сигер…нет, он себя оправдал.
– Не может быть, – возражаю я, но возражаю лениво. Чем больше зверств совершит Сигер, тем мне будет проще, а Бардо и я никогда не выносила.
– Он считал меня узурпатором! – Сигер на мгновение забывает, что он говорит и кому. Я-то знаю, что он убил нашего отца. Я всё знаю.
Я молчу, просто смотрю на него. Такой расклад меня устраивает.
– Короче, это он, – Сигер и сам в это верит. Это удобно. Я не подхожу, ведь я чуть не умерла, а кто ещё ему неудобен? Алана, но она уже в заточении.
– Он признался?
– Зачем признавать то, что всем уже ясно? Завтра я вынесу ему приговор, хочу, чтобы ты послушала! – Сигер горд собой. Он коротко кивает мне, идёт прочь, но у дверей замирает.
Море, видимо, чует ложь.
– Эва, – он оборачивается ко мне и смотрит так, будто бы впервые видит, – а ты бы на него разве не подумала?
– Я думала на тебя.
– А ведь тебе выгодно…– он склоняет голову, смотрит, раздумывает.
– Я сама чуть не умерла! – побольше в голос бешенства, ярости, гнева. Мне всё ещё больно в области желудка и временами тяжело дышать. – Или что, ты думаешь, я стала бы себя травить?
Но всё это стоит того.
– вот именно, именно, Эва, что «чуть», – он выходит быстро и решительно. Я слышу, как он приказывает не выпускать меня из покоев. Но мне и не нужно никуда идти.
Хейли приносит записку в тарелке с хлебом. Она моя – целиком и полностью. А послание я жду давно. Всего пара слов: «Строгосский вход. Л.»
Ликомид! Цари сухопутного мира рвутся к нашим сокровищам, и всё, что мне нужно сделать – открыть вход для них, а самой, когда власть Сигера ослабеет, стать защитницей. И тогда…
Я убью Сигера. И что с того, если до этих пор он казнит нашего полукровку-братца?
– Спасибо, Хейли, – я сжимаю её руки, она с тревогой вглядывается в меня.
– Вы ешьте, это всё чистое, царевна! Я сама попробовала. Больше он вас не отравит! – она встревожена и наивна.
Я даже невольно улыбаюсь. Но когда остаюсь перед зеркалом, улыбка тает. Я вижу себя, вижу свою бледность и вижу, как ширятся белые линии на моих руках. Уже не яд, но уже море.
– Ты предаёшь меня! – оно возмущается, оно клокочет, оно хочет покарать меня.
Но у него не получится. Я – море и я сама решаю, кого карать.
– Терпи, Эва, ты за всё отплатишь! – уговариваю я своё отражение, – он ответит! И я тоже…отвечу.
(*)
Больше историй о Морском Царстве в рассказах «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении», «Об одном колдовстве», «Смута», «Первый шаг», «Пена расходится морем» и «О недоверии». Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке…
