Село стало другим и затихло на миг, когда солнце, подойдя к горизонту, дало первый сигнал к окончанию дня и началу прохладного летнего вечера. Уже в воздухе пахло картошкой, поджаренной с луком, по-иному брехали собаки, почуяв прохладу в тени местных яблонь и груш, и цариц всех фруктовых садов - «шпанских» вишен. Время длинных теней заходило в село.
Тень от груши у края села тоже стала ползти, становилась длиннее и гуще, почти полностью спрятав от солнца людей, что собрались под ней в этот час наступления сумерек.
Сколько лет этой груше, не помнил никто. Говорили так - где-то лет сто, но не двести. Это значило то, что не меньше ста лет уже кто-то бывал здесь, стоял, а быть может - сидел, устремив свой задумчивый взгляд в молчаливую даль.
Почти в каждом селе есть места, где глазам открывается даль, а уж если там есть одинокое дерево, то чем старше оно, тем всё реже (не людям в пример) оно сможет бывать в одиночестве. Ибо возраст – ещё одна даль, и нам кажется – там скрыт ответ на вопрос, заключенный в нас так глубоко, что мы даже не можем его сформулировать.
Итак, груша была уже очень стара и под нею давно: назначали свидания, пели, молчали и шли просто так - смотреть вдаль, не надеясь всерьез на ответ, но попыткой поставить вопрос достигая, в душе, равновесия.
В этот теплый, как все, летний день, равновесием здесь и не пахло. Мужики слишком нервно курили, ребятишки с излишней поспешностью щёлкали семечки, молодицы уставились вдаль не с вопросом, а с вызовом, очень грозно сжимая бока кулачками своих небольших, но весьма крепких ручек. У отдельных мужчин были палки, обстановка страдала нервозностью.
Даль, открытая взгляду селян, спустя время явила фигуру, и фигурой был здешний пастух. Шёл он быстро, погруженный в себя, и шагал почему-то без стада, что заметно повысило градус без того очень быстро растущего, откровенного недовольства. По толпе прошел ропот, но он быстро стих, едва только пастух встал столбом перед странным народным собранием.
Вероятно, людей он заметил не сразу, а вот палки в руках у мужчин его взгляд обнаружил мгновенно. Он как будто бы ждал поворота, подобного этому.
Этот малый считался прохвостом, что весьма справедливо, но прохвостом он был далеко не простым. Уже дважды в течение дня он тревожил село глупой выдумкой, и ему всё сходило с его ловких рук. В быт села он вносил элемент неожиданности, а возможно - чего-то ещё... И пока ему всё удавалось.
«Караул!!! – прибегал он с глазами, почти по рублю. – На общинное стадо набросились волки!» Это было свежо, а негодник был так артистичен, что не верить ему мог лишь грубый болван, и что было чревато, к тому же, вероятной потерей свой личной собственности.
Тут уж - хочешь, не хочешь, а придется бросать все дела и лететь черт-те знает куда, а конкретно - на тот дальний холм, по пути, что является важным, испытав благодатный момент единения.
- Ну, и где?.. – прибегали на место селяне.
Ни волков, ни енотов, ни лис в прилегающей к пастбищу местности не было. С высот возраста груши, причем, тоже - очень давно.
- Вероятно, ушли… - озирался пастух. – Испугались народного гнева! - добавлял он за этим.
И такой ответ жителям льстил, даже нравился где-то. Правда, только вначале и прежде. Но тот глуп, кто решит, что водить людей за нос позволено вечно.
Потому что народ всегда прав - это раз. А накопленный опыт людей - не набор умных слов, а житейская мудрость. Эта мудрость, отчасти, гласит: "Семь раз отмерь - раз отрежь", "Не имей сто рублей, а имей сто друзей", "Семеро одного не ждут", "Один в поле не воин" и, наконец - "Цыплят по осени считают". Хорошо, как нетрудно заметить, приживается мудрость, где нужно считать. Без серьезного навыка счета и народ, и любой человек обречен на обман.
Потому, второй раз испытав единение, народ стал, наконец, прозревать, а к исходу текущего дня он прозрел окончательно. Было два, порешили в народе – и баста. Хорош. Третий раз – это слишком. Пастуха, наконец, нарекли пустозвоном и решили, для пользы ума, проучить.
- Ну?! – спросили у горе-артиста, притащившего снова себя без скота.
По лицу его стало понятно, что суть непростого вопроса негодяй уловил, и ему она очень не нравилась. Вдруг… В пастухе как бы щёлкнуло что-то, и он сказал то, что, с одной стороны - не желает и знать, но с другой - готов слушать почти каждый из нас. Ибо всё интересное в жизни, от чего стынет кровь, замирает в груди, или сильно колотится сердце, происходит, не с нами, а там... У соседей, в других городах и в каких-то неведомых странах.
- Друзья! – обратился к народу прохвост, прижав правую руку к груди. – Дорогие сограждане! Братья и сёстры! В этот светлый, как все, летний день...
Он чертовски владел языком, и чертовски же был артистичен.
- Покороче… - осадили в народе.
- Наше стадо, - продолжил пастух (и тут голос паршивца предательски дрогнул), - угнали.
- Как – угнали?! – опешил народ.
- А вот так, - захлебнулся слезами пастух. – Увели нехорошие люди.
Эта тяжкая весть вмиг сплотила стоявших нежданной бедой и совсем неожиданно вскрывшимся фактом,что они, несмотря ни на что, объективно сейчас стали лучше. А как? Объективно ведь кажешься лучше, когда кто-то становится хуже.
Объективно же стало понятно - кто вор. Тут виновный находится сразу, и к тому же всё как-то само объективно сошлось. То ли кто-то сказал что-то в этом ключе, то ли - просто подумал, но сложилось в уме, что злодейство - однозначно работа людей из села за бугром. Да и некому больше, раз на то уж пошло...
Ну, а люди, известно - не волки. И проступки их хуже в сто раз и обиднее в двести.
Не прошло двух минут, как опять, испытав единение, весь народ шел в другое село, только вёл их уже не пастух, а потребность вершить правый суд. У отдельных с собой были палки.
"Словно дети, ей Богу..." - проводил их задумчивым взглядом пастух. Чья семья в это время опять обносила сараи уходивших за стадом селян.
* * *
Можно долго разглядывать даль, оставаясь всю жизнь недалёким. Взгляд обязан пройти горизонт, но не там, а в своей голове.
Только так появляется шанс разобраться в себе и ответить себе на вопрос - а кто я? Это может нарушить покой, но на то и места, где есть даль... Всё же мир, несмотря ни на что, гармоничен.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Оказывается, можно. Необходимы только артистичность дурачившего и его изощренная способность во благо себе мотивировать людей к единению.