Проект медитатив-эмбиент "Деформации"

1. Жертва (30мин. 00сек.)
Мягкий удар, лишенный глубокого баса, напоминающий легкий толчок с эффектом сильной реверберации, будто заставивший сознание очнуться, или же приведший сознание в состояние сна. Вслед за ним грозный тяжелый тон формирует суровое Бытие, настраивая рассудок на нечто ужасное, от чего нет спасения, и чего  невозможно избежать. Но поначалу нельзя точно сформулировать угрозу, что лишь усиливает смятение и тревогу, заставляет сердце биться сильнее без возможности хоть как-то перевести дух и что-то осмыслить.
Постепенно из тишины доносится высокий тон, столь же мрачный и грозный. Все оттого, что кажется он каким-то крадущимся в силу своего неумолимого нарастания, не перекрывая, однако грозного и низкого тоа. Играет этот высокий тон однообразный мотив, то плавно спускаясь, то вновь поднимаясь, и вместе с тем завораживая сознание своей крадучестью, совсем близкой к скольжению. И уже можно отчетливо расслышать в нем легкое шипение и какое-то приятное частое цоканье языка. Вместе с ними наполняют трек прочие хлопки и щелчки все с тем же космическим эффектом реверберации, разливающиеся в сознании на бесконечность расстояний.
Мягко шуршит по твердой поверхности (пусть это будет толстая ветка дерева) сильное змеиное тело, плотно обернувшее ее твердыми кольцами. Медленно побеждает хищник свою жертву, медленно приближается неизбежный момент конца. Не знает хищник жалости, не должен знать, или сам погибнет он голодной смертью. И направлен твердый и холодный взгляд змеиных глаз на свою жертву, прямо в обреченные глаза смотрит хищник, веля своей жертве не сопротивляться. И больше не сопротивляется жертва своей участи, и парит ее сознание, приятно заволоченное звучанием атмосферного трека, атмосферой скользящих тонов, уносящихся в Бесконечность, атмосферой дополняющих их эффектов, будто еще больше топящих беспомощный рассудок в глубине предстоящего и скорого Небытия. И кажется, что наступило оно, устроенное душащей хваткой твердых змеиных колец. Как много их, как длинно чешуйчатое тело хищника.
В какой-то миг мягкий гипноз прерывается, разбитый пронзительным звоном множества колокольчиков, будто кричащих в неподдельном ужасе от происходящего действа. Будто рассыпается на тысячи осколков некая иллюзия, за которой и есть то самое Небытие – черная ледяная бездна, пропитанная зловонием гниения тела. Пропущены колокольчики через эффект эха, оттого кажутся они постоянной вибрацией жестокого Бытия – здесь и сейчас – больно впиваясь в усыпленное гипнотическим взглядом хищника сознание тонкими иглами, нет, самыми настоящими кинжалами. Подобны колокольчики самой квинтэссенцией ужаса открывшейся правды бытия, в котором смерть ради жизни. Подобны они некоей претензией к целой Вселенной, к самому Творцу, допустившему столь мрачный принцип существования, каким-то обвинением Творца за это холодное допущение.
Принуждают пронзительные колокольчики почувствовать всю предстоящую глубину надвигающейся бездны, представляют всю глубину Небытия в твердом холодной взгляде хищника, вот-вот готового забрать свое. И нет более ничего в черных змеиных глазах, лишь пустота, чье мрачное сияние прячется за гипнотическим призывом к упокоению.
Звон колокольчиков будто пригвождает сознание к одному месту, хотя в то же время требует немедленного противодействия воле безжалостного хищника, закрутившего свою жертву твердыми сильными кольцами с головы до ног, отчего дышать практически невозможно.
Неспешно стихают колокольчики, отдаляются, уходят обратно в тишину. Это означает только одно – Небытие затягивает в свою бездну. И уже не добраться до спасительного пронзительного звона, подобного яркому свету, тающему на глубине. Вновь слышно шипение змеи, слышен приятный хруст, то, наконец, ломаются кости жертвы в сопровождении тяжелого тона основы трека и жуткой жестокой игры высокого его подельника. Больше нет шуршания чешуи по твердой поверхности, изломанной, сдавленной твердыми, почти стальными кольцами сильного змеиного тела.
Но и тоны смолкают оставляя сознание наедине с чавкающими звуками пожирания жертвы, отчего сердце, вроде как бившееся сильно совсем недавно в преддверии холодной неизбежности Небытия и сладости тянущейся к Бесконечности звуками неги, просто стихает навсегда, отнимая всякое желание прекращения трека. Будто кажется, что тема только начала развиваться, и вот-вот произойдет фантастическая кульминация прежнего мотива.
Но тишина.   

2. Женщина (30мин. 00сек.)
Звучит пассаж синтезатора средней высоты с приятной слуху реверберацией, представляющий сознанию молодую Женщину, нежащуюся в траве под теплыми лучами солнца. Поют птицы, и только они будут поддерживать переборы в пять нот, вспыхивающие через равные интервалы времени до самого окончания композиции. Нет, еще будут фоновые шумы где-то на отдалении, как бы малозначимые, в сравнении с которыми женская нега имеет единственный смысл.
Можно расслышать, например, четкий цокот каблуков, на интуитивном уровне рисующий точный образ строгого и жесткого в общении лидера, управленца, начальника. Того, кто имеет неоспоримую власть в крупном коллективе, того, чей голос способен подавить даже самую стойкую волю. Такой голос идеален для ясных и точных по смыслу команд и приказов. Определенно Женщина наделена властными полномочиями, а самое главное, качествами, ставящими ее повыше в социальной иерархии. Даже в собственной семье, даже для собственных детей она больше начальник чем просто любящая заботливая мама, денно и нощно переживающая за их судьбу. Несомненно ей по силам поднять на собственных детей руку, что уж говорить о требованиях тяжелых телесных наказаний для ее подчиненных, возможно, вплоть до физического устранения. Управляющая ли крупной организации, знающая толк в ведении чужих дел, офицер ли, обученная владению огнестрельным оружием, глава ли какой-нибудь крутой преступной группировки, чиновница, ловко орудующая наворованными миллионами – неважно, насколько эта Женщина хищница с твердой хваткой.
Гораздо важнее то, что сейчас нагое женское тело ласкает приятный, теплый, солнечный свет. Гораздо важнее то, что расправлены плавные женские руки в стороны, закрыты ясные большие глаза ее, рассыпаны густые локоны волос по траве, и нет, кажется, ничего доступнее, беззащитнее, прекраснее в целом мире в данную минуту. Прекрасно тело Женщины, статна Женщина, грациозна, в каждом изгибе ее тела женская суть. Манит белоснежная ее кожа, изящны ухоженные пальчики ее рук. Кажется, что в этот момент хочется ей, чтобы овладели ее прекрасным телом мужские руки, чтобы страстно ласкали ее стать, что для этого рождена она на свет. Кажется, что недостаточно для нее одной лишь семьи.
Открыта Женщина под теплыми лучами солнца как никогда прежде. И нагота ее и есть душа  - всегда трепетная, всегда чистая, недоступная ни для кого другого. Будто не исполнила Женщина своего предназначения в мире, и нынешний муж ее, и дети, и семья – всего лишь часть чего-то более важного, только готового открыться Ей. Будто чувства любви и ласки, будто материнский инстинкт все еще взаперти, и по-настоящему быть Ей той, кому любить и быть любимой, быть по-настоящему матерью Женщине еще предстоит. И уже нет вопроса когда, и нежась нагишом в теплых лучах солнца под пение птиц она чувствует как набухает все то, что делает женщину Женщиной.
Чувствует она как легко ей сейчас, как привольно, как как-то бесконечно. И сердце ее поет звонко, говорит с ней, замирает сладко, отчего кожа ее нежнее, и тело приятнее на ощупь, только начинает цвести. Это очень и очень личное, то, что предназначено индивидуально, то, что требует какого-то другого языка для описания в словах. И оттого звучание нот синтезатора приобретает особую тональность, способную привести сознание в состояние забытья, усыпить воображение, чтобы открыть образы вне привычного Бытия и только там, куда привычное Бытие войти не может в силу своей привычности и изученности. И только один вход привычное Бытие способно использовать для того, чтобы разрушить это состояние.
И поэтому не открывает Женщина своих ясных глаз, и кажется спящей, чья красивая грудь плавно поднимается и опускается при каждом трепетном вдохе и выдохе. Но это не сон. Быть может медитация, или Женщина просто прикрыла свои глаза. Чтобы полностью отдаться власти теплого солнца, чтобы открыться ему, чтобы увидело оно весь Ее мир. Все то, что лишь копится в ней перед тем как представить свою подлинную силу, уготованную для кого-то, кому предназначена Она с момента появления на свет.
Вдыхает она свой подлинный запах, исходящий из каждой частицы ее аромат, приятно кружащий голову, образующий в сознании ИДЕАЛЬНЫЕ черты Ее. Это мелодичные пассажи электронных то ли клавиш, то ли струн (и это отдельное очарование трека) ближе к концу трека становятся чище и мягче, западая в память каждой нотой. Данный трек похож на какой-то  наркотик, на гипноз, на программу, заложенную на генетическом уровне, от которой никуда не деться.
Но вот тишина.

3. Покой (30мин. 00сек.)
Мотив трека представляет из себя неразборчивое и бессмысленное мужское бормотание, окруженное белым шумом большого помещения. Как будто некий душевнобольной впал в очередной припадок, и нет такого лекарства, чтобы исцелить его боль. Кажется его бормотание невыносимым мучением, выворачивающим сознание наизнанку, перекручивающим все нутро в нечто бесформенное, отчего неприятие и отвращение приобретают физические формы.
Но вот сквозь боль и отторжение доносится странный шум. Постоянный звук, похожий на звон, гул, пульсацию одновременно. Он подобен плотной стене или волне, настолько густой и вязкой, что кажется будто внутри нее застыло само время, застыло само пространство. Звук плавно нарастает далеко слева, пробуждаясь из крошечной точки и обретая свои размеры до необходимых для того, чтобы понять его подлинный смысл и ужаснуться в сравнении. Наполнен звук как низкими, так и средними, так и высокими частотами, насыщен до необходимых ему объема и веса, кажется вполне естественным, таким, каким должен быть по природе своей. Массивен он, оттого успокаивает охваченные неприятием физическое нутро и сознание, сперва сглаживая, а затем и вовсе убирая все негативные чувства и ощущения.
Медленно движется эта тяжелая плотная масса слева направо, убирая за собой белый шум и оставляя после себя абсолютную глубокую тишину, изредка нарушаемую легкими ударами, почти прикосновениями поющих чаш и колокольчиков. Постепенно стирает тяжелая плотная масса невнятное бессмысленное бормотание, и ясно слышен в ней едва звук растекается в пространстве, достигнув середины движения, неподдельный ужас, самый настоящий кошмар из криков боли и физических страданий, будто сам ад распахнул ворота, представив все свое естество, свидетелем которого стал тот, чье бормотание не прекращалось ни на миг с самого начала трека.
И кажется, что ад задерживается в этот момент трека, чтобы можно было прочувствовать его до самых мелочей. И слышны крики младенцев, умирающих вновь и вновь в адских мучениях,