слышны стоны плотского наслаждения, пропитанные болью, слышны жадные чавканья ненасытных обжор, слышен отвратительно режущий слух звон монет, слышно яростное многоголосье бесчисленных воинов, режущих друг друга, живьем разрывающих друг друга на части, слышен треск костров и гудение бушующего пламени всесильного огня, слышна морозная вьюга, режущая лицо и плоть. Все круги ада слились воедино, выдернув сознание из привычного Бытия и поместив его сразу в самое пекло страданий.
А за ними Покой, созидаемый мелодичными, едва заметными на ощупь касаниями поющих чаш и колокольчиков, издающих даже не звуки, но почти неслышные выдохи. Будто не сразу открывается Истина, до которой можно добраться лишь через ужас и боль. И тот, кто сделал это, кажется, сошел с ума. Двинулся по фазе. И вся ирония в том, что он нормален куда более всех остальных, привыкших считать себя нормальными.
За хаосом ада подлинные звуки тишины, такие, какими представлена она Творцом, имеющим более отчетливое представление о Тишине и Покое, процесс образования которых возможен лишь при кажущемся бесконечным продолжении хаоса, что лишает сознание контроля, и не обойтись без уколов и таблеток. Поющие чаши и колокольчики заменяют успокоившееся глубокое дыхание, приводят в норму бешеный сердечный ритм, сопровождающийся вполне слышимым писком осциллографа. Но он лишь в воображении, созданный чуть ощутимыми касаниями их, подобными прикосновениям ветра. Все больше и больше захватывают они сознание по мере продвижения хаоса страданий до конечной точки справа. И поначалу кажутся эти прикосновения легкими уколами где-то в левой части головы в одну и ту же точку, но постепенно распространяются они все дальше и дальше, множась в освобождающемся после хаоса пространстве.
Поющие чаши и колокольчики завораживают. Не просто завораживают, отчего все естество тела и духа приходит в норму, но заставляют Бытие вокруг уйти вслед за плотной стеной или волной, сжавшейся, в конечном итоге, в привычную точку, из которой получила она свое начало. Так медленно закрывается наглухо дверь, из-за которой не слышно более ни звука. Небывалая легкость пробуждается в каждой частице тела, в каждом уголке его, даже в самом отдаленном. Вступает сознание в резонанс каждого удара этого волшебного перезвона, если эти звуки можно так назвать. Они в корне отличаются от привычных звуков ударов колоколов, которыми пользуются священники. Никакого погребения. Самое начало жизни. Полноценное дыхание.
Тишина.
4. Сжатие и растяжение (60мин. 00сек.)
Странное непонятное щелканье с эффектом небольшого эха на фоне тяжелого гула где-то на очень большой глубине. Оно приятно царапает слух, слегка щекочет в мозгу, будто убаюкивает и приводит к дремоте, отчего пропадает ощущение времени. И не удается вспомнить тот миг, когда Бытие начинает устремляться куда-то вперед то ли со свистом, то ли с визгом, то ли со скрежетом, набирающим высоту. Кажется эта скорость какой-то совершенно безумной в своей быстроте, но вот вновь раздается уже знакомое из самого начала трека щелканье, затем звучит прерывистый барабанный бой, пропущенный через реверберацию.
Еще можно расслышать какие-то слова с эффектом высокочастотного вокодера, так же разбросанные по пространству при помощи ревербератора. Невозможно распознать их, невозможно понять язык. Кажутся они какими-то воздушными, слишком тонкими в своей частоте. Но подобны они каким-то объяснениям, комментариям, а возможно, это заклинание, требующее долгого времени на прочтение, направляющее Бытие в одном конкретном направлении, где в конце ожидает его ничтожно малая, максимально микроскопическая точка, Абсолют сжатия. Кажется, видна она столь ясно и отчетливо, что можно ощутить ее в собственных пальцах, пропустить через собственное естество, испытать обжигающий жар огня и холода одновременно.
Даже свет внутри точки представляется слишком плотным нутром тьмы, не имеющий определенных признаков. Однако вполне разборчиво напряжение ее, дрожь, пронизывающая сознание, заставляющая трепетать с особой силой и частотой в унисон. Максимум энергии сконцентрировано в одном конкретном месте времени и пространства, если, конечно время и пространство возможны в эти мгновения.
Что же там, внутри максимально мизерной точки, какую форму оно имеет, какими свойствами обладает? И эти вопросы и предположения и есть ожидание приближения, и вместе с ускоряющимся к сжатию до почти Ничто Бытием ускоряется и сжимается сознание. Кажется, что невозможно будет пережить ЭТО, и сжатие обернется необратимым смятием, и с каждой новой секундой, набирающим высоту мировосприятием под неспешный барабанный бой и пространственное щелканье, к которым понемногу добавляются новые звуки, будто пробивающиеся из конечной точки, кишащие в ее неизвестности, но уже слышимые по мере приближения к ней, нарастает страх.
Но в том все дело, что тот же самый страх приводит сознание в состояние оцепенения, перерастающего в приятный озноб. Низкие тоны трека, переливающиеся один в другой и обратно, по которым Бытие скользит в состояние микроскопической критической массы, рисуют в голове хаотичное полотно оттенков, не позволяющих быть различимыми. Все равно что наглотаться каких-нибудь расслабляющих средств и втыкать под мешанину цветов вокруг в каком-нибудь клубе под ритмичную музыку. Именно это и происходит в данном треке под прерывистый барабанный бой, не случайно занявший свое место по воле Творца, который запустил этот неостановимый процесс в движение.
Но само Бытие, мчащееся к Началу, ожидающему своего часа, внушает уверенность в свою нерушимость, даже больше, и именно там, в максимально мизерной точке оно обретет куда больше сил в сравнении с теми, какими уже обладает здесь и сейчас.
Будто уже существующее Бытие, имеющее четкую форму стремится к неким изменениям – существенным, кардинальным, строгим. Будто создано оно в чьем-то сознании и нуждается в преобразовании во что-то более свежее, даже логичное. И в эти минуты звучания оно просто намерено сбежать к спасительному источнику, дарующему новую жизнь. Оттого этот вой ускорения, оттого это напряжение, оттого страх ожидания неизвестности, сулящей благо.
Трудно или почти невозможно визуально представить себе подлинный Хаос, из которого рождается нечто упорядоченное, заданное в четком направлении (или же в четких направлениях), однако ведомое четкими выверенными тонами сознание рисует огненные вспышки в черноте бездны, целые узоры их, пребывающие в непрерывном движении. Так выглядит энергия, приближенная к своему максимальному сжатию, накопленная в максимально тесном замкнутом пространстве, подобном чьей-то голове. Достигает, наконец, Бытие своей цели, сжавшись до критической массы, охваченное огнем, требующим освобождения на благо самой жизни, на благо рождения этой новой силы, которой суждено быть по воле Творца.
Следует переход трека из стерео в моно звучание, и замирает дыхание в последний миг перед классным в своей обработке эффектом оглушения и погружения слушателя в глубокий и легкий басовый тон, мгновенно разлившийся по панораме. Этот момент захватывает дух, перехватывает дыхание от восторга, и кажется, что ради одного этого конкретного фрагмента и был задуман весь этот трек. Сознание будто внезапно оказывается в каком-то звуковом вакууме, где есть только низкий чистый гул Бытия, мгновенно вырвавшегося из максимально мизерной точки после длительно и разрушительного напряжения в ней, что создало оно в своей попытке стать ей. Оказывается сознание где-то в эпицентре бесформенной волны, ширящейся во все стороны с фантастической скоростью так, что невозможно разглядеть то, что остается вне ее досягаемости, но обязательно будет погребено под границами формирующегося Бытия.
Несмотря ни на что это новое Бытие, будто в долю мгновенья переписанная история его прежнего существования. Будто его никогда и не было прежде. Будто начальная точка, разверзшаяся до бесконечности пространства была всегда, и то, что вне ее – иллюзия, желание увидеть иное, чтобы просто угробить собственный рассудок в попытках представить его возможности, не имея на то достаточного количества своих собственных.
Но повторимся, это всего лишь иллюзия. Реальность же такова, что есть подлинное наслаждение, проникшее в сознание, надежно схватившее его в свои недра. Ведь там, в эффекте оглушения, в самой сердцевине легкого басового тона приятно звенят мириады вспыхивающих и гаснущих точек, может быть, звезд, а может быть, импульсов, слышимых в изолированной от внешних естественных звуков голове. Да, этот трек имеет должный эффект звучания лишь в наушниках, желательно, в плотных, чтобы было как можно меньше доступа внешних шумов в ушах. И желательно, чтобы то были мониторные наушники, сохраняющие все звучащие в треке частоты, чтобы сознание просто утратило чувство ориентации, оставшись наедине с целым Бытием, получившем свою жизнь.
Еще где-то на большом отдалении среднечастотный сигнал, совсем не назойливый, совсем не раздражающий, совсем не кажущийся чужеродным элементом. С эффектом флэнжера он плавно ложится поверх разлившейся по бесконечности поверхности рожденного из хаоса Бытия легким, почти невесомым слоем, этакой сеткой, внутри которой находятся целые скопления Вселенных. Наполнены они жизнью, наполнены светом – трепетной живой материей. Есть такие аудиозаписи от NASA как звучание космических объектов: планет, звезд, черных дыр. И вот этот самый среднечастотный сигнал является таким же «голосом» рожденного Бытия, в котором заключено излучение всех его составных элементов.
И трудно вообразить в своем воображении столь огромный в своих размерах объект, обладающий своим голосом – ровным, негромким, чарующим, плавным. Непрерывно растет Бытие после своего прорыва из ничтожно мизерной точки, теряет хоть какие-то представления о своих границах, и не изменяется его голос ни на мгновенье: не искажается, не становится громче и не стихает, не меняет своей высоты.
Это похоже на некий гимн, придающий осознанию происходящего в воображении действа величественности и неповторимости. Ведь нет никакого дела ширящемуся в своих размерах Бытию ни до чего. Будто дает оно жизнь (и еще смерть), и не больше того, и только лишь за дар его жизни (и смерти) заслуживает оно вечной благодарности. Но еще заслуживает оно благоговейного трепета за свое превосходство, за свое главенство, за свое единоличие. Будто сумело Бытие совершить и совершило невозможное, умалившись до одной-единственной точки в невозможности существования Чего-либо и потом захватив невозможность существование Чего-либо целиком.
И теперь, по окончании трека, оставаясь в тишине после эффекта оглушения и погружения в мягкий глубокий бас, не готово сознание принять так сразу привычный окружающий мир, казалось бы, вернувшийся к прежнему варианту Бытия, стремящегося к абсолютному сжатию, после которого, вполне возможно, нового Бытия не наступит. И не сразу привычные звуки пробиваются сквозь этот глухой купол в голове, и даже не хочется слышать их вновь. И воображение
