В отношении к сексу Денис уродился точной копией своего отца. Родитель, несмотря на пятьдесят с приличным хвостиком, до сих пор прыгал на все, что шевелится. И Денис не только от него не отставал, но и по многим показателям превзошел кобелистого папеньку. Мать давно махнула рукой и на мужа, и на сына. Оба, между прочим, относились к ней с трепетным уважением, ни разу дурным словом не обидели, не говоря уж о рукоприкладстве, как это извечно заведено на Руси, потому мать и не устраивала разборок, нравоучений и прочих скандалов. Пусть все идет своим чередом. Господь увидит – сам разберется…
В тот холодный осенний день, вернее, вечер или почти уже ночь Денис последней электричкой возвращался домой из столицы. Поездка оказалась удачной, без каких-либо напрягов и непредвиденных нюансов. Он отвез в Москву десять тысяч баксов черного нала партнеру хозяина своей фирмы и был вполне доволен чисто выполненным поручением. Мог бы, конечно, и на собственном «бимере» скатать, но сам же выбрал электричку, дабы не светиться, не привлекать внимания всяких безобразников-грабителей, расплодившихся на автотрассах подобно комарью в жаркое и влажное лето.
В вагоне – удивительный факт – действовало электрическое отопление, было тепло и на редкость уютно. Только вот пусто, если не считать чьей-то всклокоченной грязной макушки, еле видной из-за спинки крайнего от входной двери-раздвижки сидения. Денису ничего не оставалось, как приняться за чтение детективного «женского» романа, купленного на Курском вокзале.
Осилил он страниц десять и запсиховал. Ну до чего же они все поголовно кровожадные, эти бабы-писательницы из бывших ментов, счетоводов и лаборанток бесчисленных НИИ. Хлебом не корми – дай поизгаляться над персонажами мужского пола, дай понасиловать, поуродовать представительниц своего же бабьего племени. Наплетут, блин, сорок бочек арестантов, наворочают жутиков, кошмариков про мафию, а наивный читатель трясется потом по ночам, любого шороха пугается, да и вечером из дому выходить боится. Будто мафия сплошь из дебилов состоит, которые только тем и занимаются, что пилят сук или рубят дерево, на коем сидят. Есть, конечно, и дебилы, но это уже не мафия, а отморозки. Вот им-то, отморозкам, ежели читать умеют, детективы и боевики бабьего изготовления – прямо-таки учебное пособие для сотворения всяких мерзопакостей над ни в чем неповинными людьми и над самими собой тоже. Ведь они дебилы! С одной, блин, извилиной! Пониже спины… Система же дураков не держит. Сицилийская мафия, к примеру, потому и бессмертна, понеже помогает, решает бытовые вопросы сограждан, гасит конфликты между соседями и родственниками без чиновничьей волокиты и бюрократической спеси. Закладывать такую мафию, стучать на нее в полицию у народа нет резона. Государство и общество так уж устроены, дабы кто-то с кем-то бесконечно боролся без видимого перевеса и окончательной победы. Скажем, победи мафия – швах государству, победи государство – кранты мафии! И что потом? Победитель медленно скончается с «тоски и гусарства», поскольку бороться ему не с кем. Либо внешнего врага искать придется…
Денис захлопнул книжонку, поднялся с места, ища взглядом, куда бы выбросить означенную макулатуру. Ничего подходящего, вроде тех шикарных ящиков для мусора, какие он видел буквально в каждом вагоне японских электропоездов, сподобившись по делам фирмы побывать прошлым летом в стране восходящего солнца, не нашел и засунул «Русский бестселлер» на решетчатую полку для ручного багажа. Авось какой-нибудь бомж подберет да и употребит по жизненно важному назначению, для которого грамотность вовсе не нужна.
Вообще-то у Дениса предубеждение к стряпающим «резиновые» детективные романы женщинам не превалировало над адекватным предубеждением в отношении кропателей боевиков из числа мужчин. Тоже, блин, сплошная пропаганда убийств.
Избавившись от неудобоваримого чтива, Денис вышел на площадку, закурил. Заняться было совершенно нечем и деятельная натура Дениса начала скисать. Впридачу он быстро продрог и, не докурив сигарету, вернулся в салон. От безделья решил чего-нибудь пожевать. Мама так и не отвыкла до сих пор от совковых комплексов: каждый раз, когда Денису доводилось бывать в Москве, просила привезти столичных гостинчиков, куда входили рыбка горячего копчения, палочка-две сервелата, килограмм карамели «Сказка» и непременно хотя бы коробочка ванильной соломки. И не смейся, мол, продвинутый сынок! Мало ли что нынче на каждом столе всего навалом, а московское вкуснее и надежней. Наивная мама была уверена, что уж там, в столице, подделки и суррогаты людям не впаривают. Там, дескать, власть в Кремле сидит, далеко глядит, все видит! Особо не похимичишь!
Нарезав несколько кружков твердой, истекающей жиром колбасы и открыв ножом банку персикового компота, Денис достал из объемистой спортивной сумки плоскую лепешку лаваша. Еще теплого. Вот лаваш в столице продавали действительно настоящий. Пресный, духмяный, с маленькими черно-коричневыми подгарами от стенок глиняной печи-тандыра. Подгары эти приятно было сковыривать ногтем указательного пальца. Сковырнешь, а под несъедобным угольком нежная лучистая корочка. Лаваш для Дениса был, короче, самым лучшим лакомством.
Запах лаваша и сырокопченой колбасы из натурального мяса мигом заполонил салон и, - правду речет народная мудрость, будто аппетит приходит во время еды, - у Дениса чуть не потекли слюнки. Он быстренько запихнул в рот внушительный ломоть лаваша и вдогонку впихнул туда же кружок колбасы. Балдеж! Амброзия с экстазом, как выражается его шалопутный папенька. Хотя, объективности ради, не такой он уж и шалопут, как приписывает ему молва. Благодаря отцу, у Дениса отдельная трехкомнатная квартира, коей ему одному-то, тридцатилетнему холостяку, покуда и не помышляющему о женитьбе, за глаза хватает. Батя как сказал, что к окончанию института Денис станет полновластным хозяином их квартиры, так и сделал. Пока Денис осваивал различные науки о горнодобывающей промышленности, отец себе с мамой отгрохал в ближнем пригороде нехилый особнячок о двух этажах с подземным гаражом, газовым отоплением, водопроводом и даже сауной с бассейном. В свое время папенька, мужик отменно башковитый, в одночасье рванул с кафедры горного дела, где преподавал это самое дело, оставив любвеобильных студенток, в прах избаловавших его своим вниманием, в наследство и в утешение Денису, его же студенту-третьекурснику, и подался в кооператоры, едва лишь КПСС приоткрыла кислород в данном вопросе. В тот исторический момент, когда его коллеги, кандидаты и новоиспеченные доктора наук с аспирантами и студентами бегали по митингам с лозунгами типа «Партия, дай порулить!», Денисов родитель уже торил тропку в интеграцию отечественной геологии с европейской и мировой. Те первые кооператоры, те прототипы «новых русских», что пооткрывали рядом с райкомами партии кафе, пельменные и прочие рыгаловки, прогорели еще до знаменитого своей дурью красно-коричневого путча девяносто первого года, а папенька выжил, поскольку правильно прокачал ситуацию, не погнался за халявным рублем или баксом, а принялся крутиться пчелкой на перспективу. Где сегодня его коллеги, грудью вставшие на защиту свободы и демократии? В лучшем случае остались в институте на мизерной зарплате, выплачиваемой, слава Богу, если раз в полгода, в худшем – спились! А те, против кого они шебуршились? Как это у любимого Денисом Игоря Талькова: «Кто вчера стоял у трона, тот и ныне там…». А папа-молодец, в политику не лез, в митинговых спектаклях не участвовал, голову сохранил, а теперь сам делает политику на экономической базе. Ну, а ежели до баб охоч, то кому, кроме мамы, это мешает? Пусть себе шипят бывшие коллеги, соседи и отдельные родственники. Это они от зависти…
- Дядь! Будь человеком, дай пожрать, а потом делай со мной, что хочешь!..
Денис вздрогнул от неожиданности, поперхнулся персиком и закашлялся. Еле продышавшись, поднял глаза и сквозь слезную пелену посмотрел вверх. Над ним стояло нечто в затертой вязаной кофте, обтерханной юбчонке, драных, будто дробью простреленных, хебешных колготках и явно мужских кроссовках огромного размера.
При более внимательном рассматривании нечто оказалось тщедушным дитенком женского пола. Убогая одежка только подчеркивала даже не худобу, а всамделишную дистрофичность девчонки. Тонкие мосластые ножки болтались в кроссовках, словно карандаши в стакане, грязные пальцы рук с обломанными ногтями, едва видные из рукавов, были похожи на костяшки скелета из школьного кабинета анатомии, острые скулы готовы были вот-вот прорвать землистую кожу на усохшем личике, ввалившиеся глаза горели горячечным огнем. Девчонка дрожала крупной дрожью, глядя на остатки лаваша и колбасы. Денис с трудом протолкнул в себя подкативший к горлу ком, едва насовсем не перекрывший дыхание:
- Присаживайся, блин! Только сначала компота попей… - протянул он жестянку: - Да не торопись, не торопись, блин, подавишься! Все твое – никто не отнимет! Когда Денис волновался, сорный «блин» в его лексиконе выскакивал дело не по делу.
Глядя, как девчонка, словно галчонок, заглатывает непрожеванные куски, Денис вспомнил: когда-то и где-то ему доводилось слышать или читать, что голодного человека нельзя кормить досыта. Рекомендуется в таких случаях давать пищу почаще и маленькими порциями. Он уже было протянул руку к продуктам, намереваясь притормозить девчонку, но та прижала лаваш с колбасой к плоской груди, оскалилась волчонком и вдруг заплакала с тоскливым, безысходным подвывом.
Денис растерялся. Сколько таких бродяжек повидал он на своем, в принципе, еще невеликом веку, мотаясь с поручениями хозяина по стране и бывшим ее республикам? Не счесть! Золотушные, пьяные, обкуренные и обнюхавшиеся клеем, они заполонили вокзалы, теплотрассы, чердаки и подвалы домов, свалки. Голод, холод и, самое главное - неприкаянность, превращали этих никому не нужных детей в проституток, гомосексуалистов, убийц, грабителей, в зверей! Что ж это, блин паскудный, за страна, у которой никогда не хватает средств на человеческое существование? Что это за страна, в которой даже безвозмездную гуманитарную помощь с Запада чиновники умудряются растаскивать по собственным родственникам, по себе, любимым, а те, кому оная помощь предназначена, остаются по нулям?
Денис глядел на девчонку, готовую за кусок хлеба отдать себя самое любому встречному, глядел на это существо, на бестолкового заморыша, и слепая, неосознаваемая ненависть закипала в нем, гнала по сосудам дурную кровь к мозгу, грозя лишить его, человека, разума и превратить в монстра, которому все едино – рвать на части первого встречного, своего собрата или самого себя!
Он с трудом стряхнул с души дьявольское наваждение, прикоснулся к острой коленке девчонки:
-Не пугайся ты, не отниму, сказал же тебе! Ешь! Только, пожалуйста, прожевывай как следует, а то живот лопнет. Раздуется и лопнет, как воздушный шарик. Прикинь картину,
|
