согревает!
С подозрением понюхав, Татьяна Иосифовна отпила приличный глоток, поперхнулась, сморщилась, словно от зубной боли:
– О-о!.. Вот. Ч-чего мне так не хватало после ванны… С-спасибо, мужики…
Толик предложил сержанту.
– Не откажусь, – тот сделал большой глоток, – У-у-у! Уважаю! На можжевельнике? – Колян довольно кивнул, – Колян, помогай. Вот. Так-то лучше. Толик, принеси-ка ещё халат… Григорий – не желаешь?
Григорий хлебнул как-то судорожно, закашлялся, пролил на грудь, но блаженная улыбка сказала, что и ему спасительный напиток «в жилу»:
– Чёрт… Самогон?
– Ну тыть… На том стоит Новая Горловка… На бруснике и можжевельнике!
Татьяна перестала дрожать и задыхаться только минут через пять, когда её распухшее в воде тело покраснело, и разогрелось так, что горячо было взяться. Сержант сердито зыркнул на подростков:
– Ну-ка… Отвернитесь! Татьяна! Привстаньте! Э-э, ладно, я уж сам… – после чего задвигал руками.
– Как вы… Да это же!.. – Татьяна затрясла головой. В её голосе послышалось полупьяное возмущение. Вот что значит – без закуски! Девушка и так не держалась на ногах, а сейчас… Толик вздохнул.
– Нет, я вовсе не «покушаюсь на вашу девственность», черти её раздери. – сержант старался орудовать толстыми грубыми пальцами понежней, чтоб не повредить набухшую в воде кожу. – Но они были на вас… Думаю, долго? Вот и надо убрать их: запах!
– А-а, верно… Но у меня нет запасных!
– Ну и… э-э… фиг то есть, с ними! Походите и так – нам до выхода, вроде, осталось немного! Идти-то… Сможете?
Татьяна честно попыталась встать на ноги. Они подогнулись, и сержант снова усадил её, покряхтев, обратно на край стола: «Блин!».
– Тихо! – прошипел Колян, вновь быстро подошедший к двери, и ещё прислонившийся к ней ухом, приподнял палец, – Что-то идёт!
Все застыли, сержант даже выключил фонарь.
Мимо комнаты что-то пробежало: словно протопал взвод солдат на ходулях. Толик мог бы поспорить, что все они даже перестали дышать… Но вот всё снова стихло.
– Страшно. – Татьяна шептала чуть слышно, но сержанта, всё ещё придерживавшего её за плечи и талию, помогая сидеть, проняло до дрожи, – Но совсем не так, как когда я думала, что осталась одна… Боже! – она уткнулась лбом в его плечо, и снова разрыдалась.
– Да ладно вам… – сержант, похоже, вдруг наконец смутился, – Вы молодец, что смогли продержаться! Так и надо – до последнего вздоха, назло всем этим гадам!.. А сейчас, всё-таки перестаньте. Слёзы… Тоже пахнут!
– Да-да… Простите! – она стала утирать лицо непослушными руками, – Но… Боюсь, я не смогу пока ходить. Тело… как будто вдвое распухло, и суставы… не гнутся!
– Ну, положим, не вдвое, а всего раза в полтора… Ничего. Мы вас, наверное, донесём до дырки, а дальше по трубе – как-нибудь уж протащим!
– Колян! Ну ты точно – хамло. «Дырка» бывает только в …опе! А в «трубе» мы проделали – отверстие! Ну-ка, выгляни в коридор!
Колян со всеми предосторожностями выглянул в коридор:
– Вроде, чисто!
– Татьяна! Где ваш переговорник? Ага, вижу. – сержант подобрал коробочку на кромке бака, сунул в нагрудный карман, – Толик! Ты с обрезом – впереди! Гриша, друг – ты с пушкой – сзади! Колян, берись! – они сложили руки в замок.
Толик помог доктору биологических… и т.д. перебраться со столешницы на руки, всё ещё мило краснея, когда приходилось касаться мягких и уже тёплых форм, и маленькая процессия быстро двинулась к выходу.
У «отверстия» их ждал сюрприз.
Вниз из него свешивалось брюшко хоссы, явно не сумевшей протащить его дальше в узкий короб. Слыша их приближение, она задёргалась, сердито заскребла коготками по металлу, пытаясь попятиться, однако выбраться, к счастью, не смогла: выстрелы картечью перебили тонкий поясок между головогрудью и брюшком, и брюшко рухнуло вниз, а из раны полилась… Красная кровь!
Толик, опомнившись, сплюнул: видел же уже!.. Ну правильно – человеческая система дыхания, а, значит, и кровообращение на гемоглобине!
Однако надо было торопиться: на выстрелы могли набежать ещё хоссы!
Так что не без страха наблюдая, как из подёргивающегося у стены брюшка на добрую ладонь выскакивает всё реже жало, напоминающее, скорее, иглу дикобраза, но ещё и чудовищно увеличенную, мужчины полезли доставать «остатки» хоссы.
«Доктора наук» пока посадили у стены.
– Осторожней!.. Чёрт! Зацепилась!.. Ну, тяни!.. Упирается, гадина! Подожди-ка, давай я на всякий случай добью её! – Толик выстрелил картечью во всё ещё сопротивляющееся и скребущее тело. Шесть лапок, которые, скорее, следовало бы назвать лапищами, застревавшие в узком коробе даже и после того, как глаза твари остекленели, и она застыла, наконец, перестав щёлкать хелицерами-челюстями, почти удалось, наконец, передвинуть назад – к «отверстию».
Но окончательно выдернули тело из дыры только через пару минут после того, как оно замерло. Даже отдельно от брюшка чёртова монстра выглядела устрашающе. Бедные «враги»!
– Чего не мог никогда понять, так это – зачем ей эти идиотские лапки спереди, – завхоза передёрнуло, когда тело с грохотом упало шагах в десяти от них. Он сидел на корточках рядом с Татьяной, старавшейся начать шевелить конечностями. Пока это ей не слишком удавалось, и она тихонько кряхтела от усилий и беспомощности. Но ответила:
– Ну как же – они по гениальному замыслу создателя должны были заменять руки. – взгляд, которым одарили Григория, отнюдь доброжелательностью не пылал. Очевидно, Татьяна ставила ему в вину то, что сам он выжил, и даже не попробовал связаться хоть с кем-нибудь ещё. Григорию это уже было всё равно – сама она ведь тоже не слишком стремилась помочь кому-то.
– А вы не думали, биоинженеры грёбанные, что руки больше подходят тому, кто «обременён» мозгами?
– Разумеется. – в тоне звучала добрая тонна презрения, – Но хоссы достаточно умны, чтоб тоже – пользоваться…
– Ага, – перебил завхоз. – Достаточно! Вот, похоже, и доктор Кадышева так считала. Спорим, это её любимица подняла бунт?!
– А вот и нет! – взгляд и голос стали ещё более сердитыми, – Это – новый Главный виноват! Он приказал доставить в лабораторию этологии сразу трёх хосс – хотел стравить их в бою за полтуши коровы, и улучшить потом конструкцию хелицер… Ну а хоссы-то решили по-другому… Бедный Олег Анатольевич. И Миша…
А «дрессированная» тварь, как вы называете питомицу Марины Кадышевой, защищала её от нападения других! Я сама это видела! Правда…
Не помогло это. Их обеих – и хоссу и Марину… Боже! – она закрыла лицо руками, – Тш-тш-тш… Мне нельзя плакать!
Подошедшие сержант и Колян переглянулись. Сержант сказал:
– Надо же! Похоже, и правда: преданность и верность… Значит, они, точно – умней, чем обычные осы! Ну так это же ужасно: значит, они – ещё опасней!
Мыслят, мать их!..
– Да, у наших этологов в этом сомнения и не было… Нет, ну, понятное дело, всё было совсем не так, как в «Чужих-4», когда генный материал… Хм! Но… У человека точно есть, чем поделиться с насекомыми. Хитрость. Расчёт. Или – безоглядная храбрость берсерка в бою… Лада, как звали любимицу Кадышевой, кинулась безоглядно, и дралась, даже наверняка понимая, что шансов против троих нет, до последнего вздоха!.. – Татьяна старалась говорить тихо.
Сержант долго молчал, постукивая пальцами по кобуре. Сказал раздумчиво:
– Да, всё верно… На моих ребят они ломанули всей массой, не считаясь с потерями – а я-то думал, что это типично как раз для насекомых: наваливаться толпой, и не считать убитых в пылу боя… Но вы, возможно, правы – у людей тоже такое есть… «Вместе мы – сила, по отдельности – пшик!..» Ладно, полезли. – он кивнул в сторону люка.
Однако первыми пришлось взобраться Коляну и завхозу – они с большим трудом и затащили Татьяну в лаз так, чтобы ничего ей не ободрать. И потом Колян потягивал женщину подмышки, а завхоз подталкивал под ягодицы, каждый раз говоря: «Пардон!», пока минут через пять все участники «спасательной экспедиции» не приползли назад в камеру смесителя. Все запыхались, но старались «отдыхиваться» не слишком громко.
– Так, ладно. Сидите здесь. Я – наверх. Там ещё надо открыть люк и оголовок.
– Сержант! Можно, я – с вами?.. – Толик показал пальцем вверх.
– Нет. – ответ был категоричен, – Ты отлично обращаешься со своим обрезом. Вот и прикрывай остальных, если что… А с собой я бы захватил Коляна. Колян, хочешь?
– Полезли. – Колян, долго не думая, пристроился в корму сержанта, уже поднявшегося на несколько ступенек.
Да, внутри камеры смесителя имелась настоящая роскошь: отстоящая на ладонь от стены лесенка из уголков и перекладин – прутков арматуры.
Да и сам лаз действительно имел приличное сечение – два на два, не меньше. Однако через десять метров вертикального хода он перешёл в горизонтальный участок.
– Фильтровая. – прокомментировал сержант. – Её мы просто обойдём.
Они выбрались в узкий и тёмный подсобный коридор через люк в стене. Фильтр, толстая
