Взлетев на пятый этаж, Валентина Сергеевна сразу же и решилась, нажав кнопку заветного звонка. Как человек эмоциональный, она прошла через бессонную ночь, в ходе которой выдержала настоящий душевный шторм. Но под утро бросила вызов самой себе – и пошла.
На её звонок отреагировали тут же, словно и там бурлили эмоции, дверь быстро открылась и появилась женщина её лет, однако внешне принципиально отличавшаяся от Валентины. Она была менее ухожена, вернее проще и лицом и причёской, и с чуть полноватым телом. Одета хозяйка была по-домашнему, в халат.
Пришедшая, боясь растерять боевой задор, сразу бросила впереди себя слова:
– Добрый день, меня звать Валентина Сергеевна. Я – мама Коли Прохорова. Вы знаете его?
В свою очередь видавший виды взгляд хозяйки мигом обежал даму интеллигентную, одетую со вкусом, но с лицом ранимым при этом, не уверенным в себе.
– Да, да, – с доброй, без лукавых оттенков улыбкой, отреагировала хозяйка, гостеприимным жестом приглашая гостью заходить. – Я знаю, он дружит с моей Верочкой. Хороший мальчик.
– Вот и хорошо, что хороший – решительным тоном высказалась гостья, одновременно высвобождаясь от одежд, – именно об этом я бы и хотела поговорить с вами.
– Разумеется, с той же, без задних планов, улыбкой, отвечала ей хозяйка. – Меня зовут Татьяна Петровна, но лучше Таня.
И вот это «Таня» мгновенно погасило накачанный настрой Валентины. Она вдруг ощутила, что никто здесь не будет ей сопротивляться, а тем более с ней воевать, да и с кем она пришла сюда воевать?
– Тогда и я буду просто Валя, – сказала она уже успокоившимся тоном.
Женщины явно начали нравиться друг другу. Через десять минут они уже пили вместе чай, через полчаса были на «ты», а через два часа стали закадычные подруги. Речь их сначала лилась весёлым ручейком, потом полноводной, с притоками, и протоками рекой, переходя порой в продолжительные водопады монологов. И всё это было об их детках и вокруг них. Уж больно они были хороши! Верочка – отличница, и такая разносторонняя – и поёт, и танцует и играет в школьном театре. Коленька – то мастерит чего-то в сарае, то читает взапой, улица его не интересует вовсе, в интернете не зависает. Да и спорт, а как же – мальчишке в армию идти – ходит в секцию на бокс.
И как-то естественно утекла беседа не в то русло, вышла из-под контроля Валентины. Она ведь пришла обсудить с новоявленной подругой последствия столь милой дружбы 14-летних полу детей.
И только когда уже возвращалась на такси поздно вечером, Валентина вспомнила из-за чего собственно и пошла на эту встречу: юных голубков она недавно застала в одной постели.
Откровенный разговор с матерью у Николая произошёл на следующий вечер после ужина. Валентина Сергеевна знала, что Веры не будет – та пошла в танцевальный кружок – и поэтому решила поговорить с сыном начистоту.
Эта мать умела вести откровенные разговоры с сыном. Она умудрялась узнавать у него всё, ничего не узнавая. Она никогда не ругала его, не упрекала, не читала морали, но так ставила свои вопросы, в такое русло направляла их беседу, что Николай сам делал выводы и понимал, где он не прав, или где ошибся, а она, по его реакции узнавала все его проблемы.
Начала мама, как всегда, с вещей как будто посторонних. Оказывается, вчера вечером она была дома у Веры и познакомилась с её мамой. «Мы друг другу понравились и подружились». Затем она спросила, как его учёба (она прекрасно знала о его тройках, и даже двойках). «Неважно, – откровенно отвечал сын, – слишком ко многому меня влечёт – и к звёздам, и к истории, и к литературе – и не могу всё сразу охватить». «А как у Веры?», – спросила мама. «О, Вера отличница во всём, и учёба – одни пятёрки, а в танцкружке разучила недавно мексиканский танец, обещала показать, а в школьном драмкружке у них через неделю премьера, она играет Софью в «Горе от ума». «А когда ваш поход?» - «Через две недели, насобиралась группа из 15 человек. Руководителем наш физрук, Вадим Андреевич». «Вера тоже идёт?» «Конечно, куда ж я без неё?»
Вдруг Николай почувствовал, что слишком много вопросов было в этот раз. «Да ведь она боится! – вдруг догадался он. – Но чего?!» И тут же, второй раз пришла догадка: «Она не понимает нашей дружбы!»
Тогда он быстро свернул их разговор – была уже ночь – и пошёл в свою комнату спать.
Однако мать выведала всё, что хотела: у них ещё не было даже поцелуев.
Николай этой ночью так и не уснул. Первый вопрос, который он задал самому себе: Вера – звёздная, или нет? Пожалуй, она была порхающей, обвевающей его. Что-то было в ней и звёздного, но земного гораздо более. А в нём звёздное было всё! Его вселенские размышления о жизни и смерти, его отчаянные ощущения всех этих бездн над головой, его неуёмное желание разгадать буквально все тайны на Земле и в небесах. Смогут ли они и дальше идти вместе? Ведь держась за руки, не удержишь друг друга навсегда.
И был ещё один вопрос мучительный, не разрешимый. Её тело и его. Да, они вместе, уже год, они не мыслят друг без друга жить, но её тело, не точный дубликат его. Самое удивительное, что он не понимал и своего тела. А порой оно его просто приводило в ужас. С телом этим происходили метаморфозы, которые его ставили в тупик. Они были настолько постыдны, что с матерью это немыслимо было обсуждать.
А её тело – это раньше оно особого значения не имело для него. Да и сейчас, иногда они засыпают вместе тут же на диване. И когда она спит, он любит улавливать её дыхание – это такой нектар! Тогда ондышит им, и впитывает её всю в себя.
Но иногда её тело обжигает одним прикосновением. А порой оно сплошная загадка для него… Мысленно он уже пару раз её раздевал.
И ведь она знает всё это про него и про себя – он же видит, чувствует это. Про них обоих. То бывает замолкнет на полуслове, то хочет что-то сказать – и не говорит. Господи, да это она его ведёт!
О, эти первые люди на Земле! Когда планета вокруг ещё не изведана и не открыта. До самых тонких сокровенностей он чувствует её – она в ответ его – и он в ответ её. Он чувствует: она когда-то придёт и всё ему откроет.
И вот она заявляется – в шорохе, ветре, полёте платья. «Что мой друг сидишь не весел, что вдруг голову повесил?» «Скучно, грустно мне, православный царь, – в тон ей отвечает мальчишка. – Широка вселенная, а куда идти – не знаю».
Она подсаживается к нему на диван, оперевшись подбородком в его плечо и глядя на него в упор. «Избушка, избушка, повернись-ка ко мне передом, а к горемычному горю задом».
Он поворачивается к ней, оказываясь лицом к лицу, пытаясь улыбнуться и понимает, что её, как всегда, не проведёшь. Минуту они смотрят в глаза друг другу– она в его серые, он в её зелёные, с поволокой. Потом она вскакивает и говорит: «А ведь я принесла тебе свой мексиканский танец!»
И она отттанцовывает его, лихо отстукивая каблучками, делая изящные движения талией и руками. Вдруг она хватает мальчишку за руки, но вовлекает вовсе не в свой танец, а в медленное танго – единственное, что он умеет. Она не объясняет ничего, да и неведомо ей самой, что она творит. Похоже, теперь их ведут одни инстинкты.
Она прижимаетсяк нему и что-то шепчет. А он это слово не слышит – скорее угадывает по дыханию её.
Кажется, это слово не для первых из людей. Но он уже чувствует её губы на своих, а она его, – такого соприкосновения они ещё не знали. Какая удивительная плоть.
Её разум улетел, а душа ликует: «Вот она, эта желанная страна!»
А его вселенная содрогнулась и из неё вышел ненасытный зверь.
