Глория сидела на мраморной скамье в глухом уголке сада, почти возле стены сплошного каменного забора. Безучастная к празднику на вилле Мария Алкивиада. Как резко судьба изменилась. Глория уже свыклась с мыслью, что выйдет замуж за старика. Согласилась с Аулией, что такой поворот судьбы щадящий в ее жизни. И вдруг, будто пощечину получила. Молодого сильного мужчину ей не обмануть ни умом, ни колдовством.
Не услышала отзвука шагов. Руки брата бережно обняли ее за плечи.
- Во имя богини Девы, моей покровительницы, Глория, бесценная моя. Ты хочешь этого брака?
Сестра склонилась ему на грудь, приходя в себя.
- Нет, Марк. Мне никто не нужен, ничто не прельщает. Я не хочу в семью Мариев. Не хочу идти замуж.
Если бы знал Марк Виктор истинную причину столь сурового отказа сестры от замужества.
- Клянусь жизнью, все сделаю. Этого брака не будет! Я не отдам тебя в семью интриганов, из рода в род пятнавших себя изменой родине.
«Интриганы. Они есть везде, - подумала Глория, пустым взглядом упершись на солнечное пятно, медленно двигавшееся по каменной стене. Когда-то, мечтая о звездном идеале, она написала сонет, только по стене к ней двигалось лунное пятно. В нем ее воображение нарисовало лицо любимого. Он где-то есть, живет и тоже ищет глазами абрис своей звездной мечты. Но всё оказалось блажью, самоутешением. Жестокая жизнь не терпит рядом романтики!
- Я буду отстаивать право твоего выбора, - тем временем шептал брат. Он не поверил, что Глория вдруг отказалась от своих волшебных грез. Зная о ее пристрастии обожествлять само слово «любовь», Марк Виктор подумал, это сговор патрициев испортил настроение сестре, только и всего. А настроение меняется, поэтому, помог Глории встать, сказав при этом. - А сейчас, пойдем, дорогая. Отцы семейств ради тебя устраивают домашние гладиаторские бои, пойдем.
… Обедавшие гости не мешали друг другу, располагаясь в своеобразном шахматном порядке на ложах, в креслах. Всем патрициям омыли ноги, чтобы чувствовали себя, как дома. Женщин, предпочитавших сидеть, обложили подушками с парчовой обивкой.Среди деревьев и в кустах разместили музыкантов, ублажавших слух римлян восточными мелодиями. Гости весело посмеивались. Конечно, не пир Клеопатры, но шарм есть и, что приятно – на свежем воздухе.
Ларт Цецина находился в обществе молодежи, и рядом, в низких креслах, полулежала его любимица «крошка Аритими». Угощение она принимала с его рук, никому другому этруск не позволял за ней ухаживать, всем своим видом подчеркивая, – соперничать с ним молодым повесам нет смысла.
Алкивиад Марий, когда гости занялись едой, еще раз извинился за опоздание своего сына Кая Валента, и передал слово Домицию Петронию Руфу.
С чашей на ладони, в позе скучающего Фавна, уставшего от сатиров, - он оповестил гостей о гладиаторских боях, которые для них подготовил ланиста Гикесий.
Под звуки труб на искусно устроенную арену перед беседкой, где радостно заволновались римляне, - строем вышли восемь участников боев; их встретили безудержным хохотом и рукоплесканием. Гладиаторов нарядили в маски и одежды растяп и глупцов комедий Лукиана и Гесиода. Не бои ожидались – театр. Видать, тут поработала фантазия Фабия Антония Элия, любителя масок.
Секуторов сопровождали легионеры, приглашенные за хорошую плату блюсти порядок на случай, если гладиаторам стукнет в голову не в ту сторону повернуть оружие.
Легионеры оточили арену на положенном расстоянии. Стали так, чтобы не мешать зрителям и держать в поле зрения всех бойцов. В опущенных руках легионеров поблескивали обнаженные мечи. Стоявшие ближе к беседке держали еще и палки с натянутой сетью, в случае чего поймать того, кто вырвется вперед, пошалить с гражданами. Такая предусмотрительность порадовала чувствительных матрон.
Ларт Бофорс смеялся наверное громче всех.
- У мошенников Лукиана маски, что делишки – все на виду, а у наших воротил, что ни лицо, то – маска, - и тише, себе под нос. - Ага, задумали таки старички наши кошельки почистить. Готовились тщательно. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Гикесий, юркий вспотевший человечишко с барсучьими глазами, исполнявший обязанности распорядителя боев, бегал перед зрителями, восклицая, что вот-де перед ними лучшие из лучших секуторов его школы. Каждый непобедим и стоит больших ставок. Неважно, что их лица закрыты, зрителям объявят их имена. А какой азарт, риск, гамма впечатлений!
- Делайте ставки! Ставки, благородные квириты, прекрасные мадонны! И да повезет любимцам богов!
Медленным шагом, приветственно подняв руки, гладиаторы обошли круг арены. Выстроились в шеренгу, масками к зрителям. Можно только гадать, какие мысли ими владеют, а глаза в выемках масок ничего не выражали.
Все участники отвечали вкусам изнеженной публики – рослые, статные, мускулистые, вооруженные небольшими круглыми щитами, кинжалами и паразониумами - длинными мечами. Шутовские наряды, правда, скрывали достоинства их натренированных тел, больше за них говорили их имена, какие выкрикивал Гикесий, подбегая к каждому. Букет имен, овеянных славой.
Домиций и Марий Алкивиад, за ними большинство, поставили на Оместа, на его могучую стать и удачливую руку. Оместа выпускали исключительно на большие бои. Он крепко держал доверие римлян, с ним не хотели расставаться, хотя он давно мог стать вольноотпущенником.
Другие зрители выбрали не менее известных. Антоний Элий и молодежь поставили на Лонга. Лонга обожал Требониан Галл.
Ларт Бофорс выжидал, поглядывая на хозяина виллы. Вот, где железная выдержка! Лицо – настоящая маска, ни единого оттенка мысли, шея с головой составляли одну каменную неподвижность.
Фабия Глория тоже выжидала, поймав взглядом стоявшего последним в шеренге с ее стороны, наряженного в балахон из вывернутой наизнанку шкуры, облепленной пучками перьев. Одеяние доходило до середины его мускулистых ног, неожиданно стройных, обутых в дырявые постолы. Смехотворный шлем с копной соломы, закрывавший его волосы, увенчан пучком куриных перьев. Лицо закрыто размалеванной маской. Несмотря на нелепое одеяние, чувствовалась горделивая осанка. Он и стоял-то, прогнувшись назад в талии, словно под бременем косой сажени в железных плечах. Выкрикивая его имя, ланиста ткнул его кулаком в грудь, но с места не сдвинул.
Перехватив задумчивый взгляд девушки, Ларт Бофорс склонился к ней, тихо сказал:
- Цитуса я знаю. Последнее время он не выходил на арену, валялся с инфлюэнцей…Хм…Похудел парень…Куда и подевалось грозное сплетение мускулов…Нарцисс какой-то…Н-да, Цитус не в форме!
- Я выбираю Цитуса! – прошептала Глория.
- В прошлом у него немало славных побед. Он опытный секутор. Но….нынче не внушает мне доверия. Ты твердо решила, крошка Аритими?
- Да! – внутренний голосок в душе Глории подсказал ей: «Ты не ошибаешься!»
Ларт Бофорс крикнул ланисте, чтобы записали его ставку.
- На Цитуса!
- Какова ставка, благородный Цецина?
- Тыща сестерций!
Шум в беседке, как рукой сняло. Сумма, размером с приличное жалование, заставила зрителей затаить дыхание.
Марий Алкивиад в упор взглянул на этруска.
- Цитус с подмоченной репутацией. Ты рискуешь, дядюшка Бофорс. – послышалось предупреждение молодежи.
- Впервые я рискнул, когда родился! С тех пор рискую каждый день. Терять мне нечего! – хитро улыбался дядюшка Бофорс.
- На Оместа удваиваю ставку! - хрипло дыша, выкрикнул Домиций.
- Я – на Лонга! – махнул платочком Антоний Элий.
Тот час все стали увеличивать свои ставки, чтобы сбить проценты дележа. В воздухе запахло безумной игрой. Ясно намечались кандидаты в банкроты, кто-то разорится в пух и прах, но об этом не думалось. Игроков колотила азартная лихорадка. Когда огласили подсчитанную сумму, больше всего пришлось на Оместа.
Пот градом катился с Гикесия, глаза бешено сверкали. Он потирал ладони в предвкушении баснословной прибыли, но ладони, как назло, не чесались.
Вскочила с кресел Фабия Глория, снимая с шеи дорогое жемчужное ожерелье.
- Это не все. Секутор получит ожерелье в награду за свою победу!
Охнул Ларт Бофорс. Рассмеялись, рукоплеща молодые люди. Закивали причесанными головами важные матроны. Патриархи семейств весело одобрили поступок юной Фабии. В эту минутку злокозненный этруск, возблагодарив доброту крошки Аритими, сыпанул перцу в общее веселие:
- Браво, богиня нашего праздника! В случае победы Цитуса отдаю ему свою ставку. Всю! На Цитуса, кроме меня и Глории, ни одна душа не поставила. Процентов от выигрыша нам хватит. Как, крошка Аритими?
- Принимаю твое условие, дядюшка Бофорс! – улыбалась ему дочь Фабиев, вызвав ликование приятелей Марка Виктора – уж больно хороша была она в эту минуту.
Многие заметили, как Гикесий схватился за сердце, потом расхохотался. Но никто не заметил, он под складками тоги скрутил фигу.
Марк Виктор откровенно любовался сестрой, неожиданно завладевшей всеобщим вниманием, ее красота
