– Я не смогу спокойно спать, зная, что там, под нами, их трупы!
Конан пожал плечами:
– Ну и что, что они – там? Они же, вот именно, трупы? А трупы не кусаются!
– Нет! – девушка топнула ногой, – Да и вообще: неправильно всё это! И мы не должны были… – она прикусила губу.
– Что – мы не должны были? Брать на себя роль карающего Провидения?
– Ну… да!
– Ах, вот как мы заговорили. В таком случае позволь объяснить тебе, что было бы, попробуй мы идти «законным» путём. Мы бы связали их. Доставили в ближайший город, где есть гарнизон и представители администрации местного короля. Сдали бы на руки такому представителю местного руководства – бургомистру, то есть. И он бы начал вести следствие. А мы бы выступали свидетелями. А следствие шло бы… Года два! И в конце их вовсе не обязательно приговорили бы к казни. Может – к галерам. Или заключению в темнице. А нам бы всё это время пришлось бы торчать в этом городе… Устраивает?
– Ну… Не очень.
– Вот и хорошо. А теперь хватит дуться и терзаться. Совесть твоя абсолютно чиста. Мы ведь и правда – спасли неизвестно сколько ещё жизней менее наблюдательных и более доверчивых путников. Так помянём в своих молитвах души тех, кого они уже – !..
– Да, Конан. Умом-то я это отлично понимаю… Да только всё равно – тошно!
– Э-э, не парься. Лучше думай о предстоящей встрече с матерью. Если мы и правда – будем идти всю ночь, к утру как раз дойдём!
9. Ханна
Однако к утру они не дошли до села, где Найда с матерью жили.
Потому что пришлось сделать привал для позднего – а, вернее, очень позднего! – ужина. А поев уже начавшей приедаться копчёной ноги, Найда-таки сварилась.
Заснула, прямо где сидела, опустившись на бок, и выпустив из руки кусок мяса.
Конан, конечно, не верил, что у кого-то из местных хватит наглости или смелости таскаться по заброшенной дороге среди ночи. Но рисковать он не хотел: подложив под голову девушки свою суму, присел, облокотившись о широкий ствол, так, чтоб видеть оба конца едва заметной, а когда-то неплохо наезженной колеи, и продремал, иногда чутко вскидываясь при малейшем звуке, до самого рассвета.
С первыми лучами солнца Найду разбудил. И они снова поели: стараниями в основном киммерийца нога после всех этих трапез полегчала уже почти вдвое…
Сборы много времени не заняли.
Шли они по полузаброшенной дороге уже никуда не торопясь: как вполне логично сказал варвар, после отсутствия в течении пяти лет опоздание на пару часов вряд ли играет решающую роль. Найда заметно нервничала. Только идиот не заметил бы, что предстоящая встреча с матерью и пугает и беспокоит её: она почти беспрерывно тараторила.
Как-то встретит её мать после стольких лет?! Как она теперь выглядит? Не захочет ли она отправить свою «блудную» дочь обратно к отцу? Да и вообще – узнает ли? И не переехала ли она куда-нибудь в большой город, чтоб продавать свои травы и снадобья там? И не появился ли у неё новый муж? И дети?!
Конан старался отвечать просто и односложно. В духе «поживём – увидим», «не знаю», «всё может быть». Найду эти увещевания и комментарии устраивали плохо. Она даже порыдала у Конана на плече, вдруг кинувшись к варвару на могучую грудь, и приостановившись уже в какой-нибудь миле от села.
Село, если честно, на киммерийца особого впечатления не произвело: типичная деревня в лесу, жители которой где-то поблизости расчистили несколько полей, и теперь живут с результатов посевов. Когда те есть. А когда нет – охотящихся. Да и то сказать: два десятка почерневших от времени вросших в землю бревенчатых избушек, располагавшихся вдоль одной-единственной кривоватой улицы, не производили впечатления процветающего поселения.
Некоторые, совсем как в предыдущей деревне, той, где обитали двое предприимчивых содержателей постоялого двора, были попросту заколочены. Провалившиеся соломенные крыши таких, и бурьян, доросший до середины оконных проёмов, не позволяли усомниться в том, что заброшены они давно…
Но вот и домик, стоящий несколько на отшибе, на противоположном конце села, где, по словам Найды, они и жили после того, как переехали в последний раз.
Найда только успела сказать Конану, что если матери там нет, то она и представления не имеет, где ту искать, как дверь строения медленно, со скрипом, отворилась.
На порог выползла – уместней назвать это именно так! – сгорбленная и очень тощая и морщинистая старуха. Конан хотел было попенять спутнице, что вряд ли эта согбенная и несимпатичная карга – её мать, в своё время пленившая красой потомка благородных королей, и красавца чародея. Но Найда вдруг застыла на месте с широко раскрытыми глазами, и невольно вцепившись в руку киммерийца, словно в незыблемый утёс посреди штормящего моря! Изо рта девушки вырвался не то тихий всхлип, не то – вздох.
Прошло не менее полуминуты, прежде, чем старушка на приступке перед дверью, подслеповато щурящаяся на пришельцев, протянула костлявые коричневые руки со сморщенной кожей и в сиреневых прожилках, к девушке. До них донёсся дребезжащий, еле различимый хриплый голос:
– Найда! Это ты! Я узнала тебя по голосу! О, Митра Пресветлый! Наконец-то ты услышал мои молитвы! Подойди же, доченька! Как давно я мечтала вновь обнять тебя!
– Странно. – Найда, чуть повернув голову, но не глядя на варвара, еле слышно сказала, обращаясь к нему, и почему-то не торопясь бросаться в объятия матери.
– Что? – Конан тоже говорил шёпотом, стараясь, чтоб губы не двигались.
– Прежде она никогда не называла меня доченькой!
Старушка же между тем начала рыдать, причитая:
– Где же ты, малышка моя?! Девочка моя ненаглядная?! Приди в объятья твоей старушки-матери!..
Конан буркнул:
– Понял. Но не томи же свою родительницу. Идём!
Однако когда они приблизились к так и стоявшей с поднятыми руками женщине на пять шагов, Конан внезапно резко распрямил левую руку, дёрнув ей.
В груди старухи словно сама-собой возникла рукоять метательного кинжала.
Из груди же Найды вырвался возмущённо-отчаянный крик! Она, повернувшись к киммерийцу, возмущённо бросилась на него с кулачками, колотя того по лицу и широкой груди. Горькие слёзы ручьём лились из её глаз, рыдания буквально душили:
– Скотина! Мразь вонючая! За что?! Тебе мой отец поручил это сделать, да?! Грязный наёмный убийца! Твои руки по локоть в крови! Да чтоб тебя живьём сварили в кипящей сере там, в подземельях Мардука! Чтоб у тебя!..
– Прерви на минуту поток своего красноречия, Найда. – Конан говорил нарочито спокойно. Но было в его голосе что-то такое, отчего поток красноречия и правда прервался, как обрубленный, и девушка уже без гнева взглянула ему в глаза, – И просто приглядись повнимательней к твоей так называемой «матери».
Найда отодвинулась от варвара, и действительно взглянула на мать, поспешив протереть заплаканные глаза.
Вместо согбенной немощной старушки с крыльца, полусвесившись с двух ветхих ступеней, как раз сползла на спине молодая женщина, глаза которой уже застыли.
И имевшееся в них выражение дикой ненависти и лютой злобы доказывало, если б не имелось и других доказательств, что фамильные привычки и черты принадлежат старшему чаду почтенного Никосса.
Женщина и правда была очень красива. Отлично сложена. Густые, медового оттенка, волосы обрамляли прелестное – если абстрагироваться от имевшегося на нём выражения! – личико. Единственное, что портило впечатление от женщины – то, что она была мертва. Мертвее, как сказал бы поэт, мёртвого!
Конан не мешал Найде, подошедшей почти вплотную, изучить убитую.
«Любовалась» на последнюю поверженную сестру девушка не менее минуты. Потом провела рукой по лицу:
– Хвала Митре Пресветлому! Ах, Конан! Прости пожалуйста! Какая я была дура! Это… Это меня эта тварь подловила! На моих дочерних чувствах! – девушка, в сердцах снова зарыдав, опять кинулась киммерийцу на могучую грудь, теперь уливая её уже слезами благодарности.
Киммериец не препятствовал, нежно поглаживая девушку по плечам и спине. Затем сказал:
– Меня она, собственно, тоже купила. Именно так я и представлял твою мать, согнутую годами и болезнью. Но вот когда ты сказала, что она тебя никогда «доченькой»…
Вот: видишь этот шарик на навершии рукоятки моего меча? Подарок. От знакомого чародея. Если за него взяться, или обхватить ладонью, видно в истинном обличьи то, что искажено волшебством! Ну вот я и посмотрел. И – увидел!
– И ты… Решился убить… даже… Такую красавицу?!
– Ну да. А что такого? Чародейки мне, конечно, попадались и менее красивые… И даже – совсем страшные. Но одно объединяло их всех: все они горели жаждой убить меня. Причём обычно – как можно мучительней!
– Ф-фу… Ну повезло мне с тобой. А то бы точно сейчас – воспарял бы в небеса мой наивный молодой дух!
[left]– Ну, думаю,
