А потом наступил тот страшный ноябрьский день, события которого, до мельчайших подробностей я буду помнить всю жизнь. Около пяти часов вечера раздался дверной звонок, нет, не звонок, а непрекращающаяся последовательность коротких звонков, как-будто кто-то просто непрерывно стучал кулаком по звонку. Мама, которая как раз проходила по коридору, посмотрела в дверной глазок и с изменившимся лицом, позвала меня и стала быстро открывать дверь.
В открывшуюся дверь вбежала Лена и почти упала в объятия мамы. На нее было страшно смотреть — заплаканное лицо, с налипшими на него растрепанными волосами, куртка, надетая прямо на разодранную ночнужку, туфли на босу ногу, а главное, это абсолютно безумные глаза, смотрящие на нас, но как-будто ничего не видящие. Она прошептала:
- Тетя Рита, он меня изнасиловал.
- Кто?
- Отчим!
Мама мгновенно изменилась в лице, оно побледнело как мел, в глазах была какая-то помесь бешенства, жалости, отчаяния. Как это одновременно сочеталось, было абсолютно не понятно, но это было, ни у кого другого такого взгляда я за всю жизнь не видел ни разу. Она приказала:
- Андрей, выйди, оставь нас одних.
Я попытался возразить, но она крикнула:
- Выйди немедленно! И не пытайся подслушивать!
Я конечно повиновался. О чем они шептались наедине в те полчаса, я никогда не спрашивал, потом из ванной раздался звук льющейся воды и в комнату вошла мама.
- Ма, расскажи что случилось, где Лена?
И мама рассказала мне, что в этот день отчим вернулся с ночной смены поздно, когда мама Лены уже ушла на работу, в довольно подвыпившем состоянии. Затем куда-то ушел и через три часа пришел уже абсолютно пьяный. Лена ушла от него в свою комнату, но он пришел за ней, начал хватать ее за грудь, целовать, она дала ему пощечину и тогда он сорвал с нее халат, повалил на кровать и изнасиловал. Лена отбивалась, но что она могла сделать против сильного мужика. Уходя, он сказал:
- Никому не говори, особенно маме, тебе она все равно не поверит.
Лена дождалась пока он свалится на свою кровать и захрапит, схватила куртку, надев ее на бегу поверх разорванной ночной рубашки, на босу ногу надела первые попавшие туфли и прибежала к нам.
- Мамуля, надо обратиться в милицию!
- Я настаивала, но она наотрез отказалась. Сейчас она в ванной, не трогай ее, пусть полежит, выплачется, а когда выйдет, уложи ее на свою кровать, пусть полежит.
- А ты куда?
- Пойду к Лене, сейчас должна вернуться с работы ее мать, подожду ее у квартиры, надо поговорить с ней без мужа.
Она оделась и вышла, а минут через десять из ванны показалась завернутая в банное одеяло Лена. Я попытался взять ее за руку, но она отдернула ее с криком:
- Не трогай, я грязная, я испорченная, я даже не человек, просто существо, с которым сделали гадость и выбросили на свалку. А потом добавила:
- Прошу тебя, дай мне побыть наедине, я не хочу никого видеть. Даже тебя.
Я проводил ее в свою комнату и уложил на кровать, погасил свет, вышел из комнаты и стал ждать маму. Ее не было очень долго, почти час. Не могу описать свои чувства в этот момент — отчаяние, жалость, бессилие что-либо изменить, страх за наши дальнейшие отношения с Леной. Но постепенно все это заменил один гнев, желание немедленно пойти к этому выродку и растоптать, убить его, но медленно, так что бы он подольше мучился.
Хорошо, что в это время мама вернулась, а то бы я наворотил дел. Она вошла в квартиру, неся в руках довольно большой чемодан. На лице ее была помесь гнева и недоумения, что-то явно пошло не так, как она ожидала.
- Что это? - спросил я.
- Вещи Лены, она будет жить с нами, там я не могу ее оставить.[/justify]
Продолжение следует
Мне было бы проще читать, если бы этот абзац был более конкретизированным