Слово, начинающееся на шесть согласных

Живет у меня в подъезде старушка. Подлагеей Охрипьевной кличут. Нет, по паспорту-то она – Пелагея Архиповна, но кличут её именно так. Это когда между собой соседи старушку вспоминают. А когда в глаза, то просто – Охрипьевна. Причем, Подлагеей её с детства дразнят, а Охрипьевной прозвали с тех пор, как о прошлом годе она на футболе охрипла.  
Как уж ей билет на тот матч достался, одному богу известно, но приперлась наша старушка на матч, и давай болеть за всех подряд. Сама-то в футболе ни уха ни рыла не понимает, «Спартак» от «Динамо» в упор не отличит, но ведь все вокруг орут и гадости друг на друга клевещут. Кто там «мясо», кто там «кони» фиг разберешь. Но процесс захватывающий.  Орала и на тех, и на этих, пока не охрипла.  Силы-то уже не те, что в молодости. Да так охрипла, бедолага, что голос на всю оставшуюся жизнь надтреснутым каким-то остался.

А Пелагея Архиповна, надо сказать, в подъезде у нас фигура заметная. Без неё во дворе ни один скандал не обходится. Наблюдательная очень старушка.
Все дело в том, что когда-то, в далекой юности пионерской, выбрали Пелагеюшку редактором школьной стенгазеты. Тогда модно было об отдельных недостатках в дружном коллективе писать. А Пелагеюшку хлебом не корми, дай покритиковать кого-нибудь.
И так она во вкус вошла, что решила всю школу на чистую воду вывести. А заодно и значимость свою поднять. Бог-то ей красоты девичьей не густо отпустил, да и в науках не сильно преуспела. Зато слух был у девочки практически музыкальный. Если кто в радиусе километра грубое слово сказал, так у неё сразу ушки на макушке и бежит, заметку в газетку кропает. А на следующий день в вестибюле школьном полотнище из трех листов ватмана сверкает: «Позор сверкнослову Тараскину!».
С грамотностью, кстати, у неё тоже не все здорово было. Газетка-то всего полдня провисела, пока директор её не сорвал, чтобы, упаси господь, инспектору из РОНО на глаза не попалась, а «сверкнослов Тараскин» над ней потом три месяца издевался. Все просил написать русское слово, которое на шесть согласных начинается.  Народ хохочет, а Пелагеюшка лобик морщит и никак в толк не возьмет, что это за слово такое?  
Вот тогда её Подлагеей и прозвали, и так к ней это прозвище приклеилось, что к десятому классу все и забыли, как её на самом деле зовут.  Да и сама она так к нему привыкла, что иногда на автопилоте Подлагеей подписывалась. На последнем собрании одноклассники даже сразу и не поняли, какую это там Пелагею Архиповну аттестат получать вызывают.  

Всё бы было ничего, если бы после школы Пелагея наша с Тараскиным в один институт не поступила, и в одной группе не оказалась.  Тараскин, надо сказать, большим чувством юмора отличался. Когда редколлегию для институтской газеты выбирали, он встал, да и брякнул:

– Предлагаю Пелагею! Она у нас в школе стенгазету издавала. Эта девушка –  большой мастер слова, лучше кандидатуру не найдем. Её стенгазетой вся школа зачитывалась!

У Пелагеи от изумления так челюсть отвисла, что подвох она не сразу разглядела. А когда разглядела, было поздно. Всем курсом за неё проголосовали и в редколлегию задвинули.  
«Ну, – думает, Пелагея, – я тебе это припомню, Тараскин. Значит, пока вы там все по киношкам шастать будете, мне заметки писать? Ну, погоди, зачитаешься ты ими!»

Когда первый номер многотиражки студенческой вышел, Пелагея даже и не поняла сначала, почему в аудитории с ней рядом никто сидеть не хочет. А если сама к кому-то подсядет, морщатся однокурсники, в кулак прыскают и отсаживаются куда-нибудь.

После пары Пелагею в деканат вызвали. Заходит она в кабинет к декану и видит: сидит тот за столом с газеткой в руках, читает заметку её и яростно папироской попыхивает.

– Ну и как это понимать, девушка? Вы, часом, аттестат школьный не в подземном переходе покупали? Одно радует: с юмором у вас все в порядке. Это ж надо было так себя обозвать! Вы хоть понимаете, что теперь всю жизнь с таким прозвищем ходить будете? Только вот в газете студенческой после заметки такой вам больше не судьба пописывать.

И с этими словами газетку ей через стол бросил.  Берет Пелагея газету и читает заголовок: «Ни адна я в сене кувыркалась». И подпись – Подлагея Ступорец.  

Немая сцена. Декан ухмыляется, Пелагея в шоке.

– Иван Родионыч, да это же просто опечатки!
– Да? Как мило. А разговор Тараскина с Простовым, подслушанный вами в мужском туалете, это тоже «опечатка»? А жизнеутверждающую сцену стирки грязного белья в женском общежитии вы не с натуры писали? А кто у вас там гармонию алгеброй в стогу сена проверял? Вы сами, в этот момент, что в стогу делали, иголку искали?

Из газеты Пелагею изгнали. А прозвище прилипло. И шло оно с ней по жизни, пока старушка на пенсию не вышла и в подъезде нашем не поселилась. Городок-то небольшой, все друг друга знают, и всё друг про друга тоже знают. Да и Тараскин в соседнем доме живет, частенько во дворе с мужиками в домино режется, матом ругается и байки рассказывает. Про стенгазету народ быстро узнал.

А тут и сама Пелагея подсуетилась. Времени-то свободного на пенсии полно, вот и решила она свой культурный уровень повысить. Читать стала. И нет бы букварь почитать, или классиков каких-нибудь… Пелагея Архиповна культурной революцией в Китае увлеклась. Цитатник Мао Цзе Дуна наизусть вызубрила и идеологией культурной революции до мозга костей прониклась. Решила она в нашем дворе культурную революцию тоже произвести. Тут и опыт стенгазетный пригодился.

Прихожу я как-то с работы домой, а в подъезде «дацзыбао» висит. И человек пять соседей у него толпится и ржет как полоумные. Подхожу ближе и читаю заголовок: «Позор сверкнослову Тараскину!».  И подпись: Хуньвыньбинь Пелагея.

Долго мы потом с соседями решить не могли, как же её лучше называть-то… И для действа этого никак определение подобрать не могли. Тут нам Тараскин слово русское, на шесть согласных начинающееся, живо напомнил. И песню Высоцкого нам тоже спел. Про революцию эту культурную…