с невысоким потолком и дощатыми стенами, стояла чугунная буржуйка с трубой в стену, маленький столик на шатающихся ножках и диван, продавленный и проссанный, с темными кругами по центру. К входной двери проржавелыми кнопками был пришпилен большой ,полинявший от времени календарь с портретом улыбающегося Никиты Михалкова, в белом котелке и при усах.
Обуви подходящей для себя Бобров так и не отыскал, но пару носок крупной деревенской вязки,слегка подпаленных но еще вполне прочных нашел в топке буржуйки.
Растерев колючим снегом онемевшие от холода ноги, растерев до красноты, до колкого жжения, а потом с трудом натянув на них сухие шерстяные носки, старик почувствовал себя почти счастливым. А совсем скоро, над раскаленной до темного красна буржуйкой заколыхался горячий воздух и Бобров сбросив с себя не только подсохшую куртку но и трико, устало растянулся на диване, неизвестно кому погрозил пальцем и уснул.
Проспав до полудня, старик проснулся необычайно отдохнувшим и очень голодным.
На небольшой полочке прибитой над дверью он заметил начатую пачку Беломора, полулитровую банку с солью, слежавшейся и твердой словно камень, и пару кусков бородинского хлеба, замерзшего и попорченного мышами.
-Да, негусто...- Разочарованно буркнул Бобров закуривая беломорину. Впрочем уже ближе к вечеру, соскребая грязь с пола своего нового жилища, он обнаружил под столом крышку люка в подпол. Небольшая яма обитая побеленным горбылем, оказалась наполовину заполненный картошкой. А в самом углу подпола, на ящике с песком(в таких частенько хранят морковь и свеклу) старик наткнулся на две трех литровки соленых огурцов.
-Да я везунчик!
Старик пальцами выудил гнутый огурец из мутного рассола и близоруко осмотрев его откусил добрую половину.
-Так себе засол, на троечку.
Он снова захрустел огурцом и уже по-хозяйски, придирчиво осмотрел подпол.
-Ничего. Проживу небось. Вон, китайцы один рис лопают, и ничего,живут. А тут картошка... Да из нее говорят триста блюд сварганить можно.
Старик выбрал с десяток картофелен покрупнее и выбрался наружу.
***
Где-то через неделю батарейки в приемничке окончательно сели и старик затосковал. И не то что б так уж ему хотелось вернуться в свою квартиру, к телевизору, полупустому холодильнику, балкону, изгаженному голубями или по большей мере молчащему телефону. Конечно нет. Но здесь, на болоте, среди днем и ночью шуршащих камышей, в голову Олега Яковлевича Боброва непрошеными гостями начали приходить довольно грустные мысли и примерно такие же воспоминания, тем более что уже к часам шести в домике становилось темно и единственным источником света оставались отблески огня из поддувала буржуйки.
Вспоминал он своего отца, рукастого талантливого мужика всю жизнь проработавшего в депо. Насколько хорошим человеком был его отец, восемнадцатилетний Олег понял лишь когда его не стало. Когда отца хоронили, проститься с ним пришел казалось весь железнодорожный район города.
- Ну, а к тебе кто придет, Олег Яковлевич, когда ты ласты склеишь?
Посмеивался над собой старик, стоя перед буржуйкой на коленях и неторопливо палочкой переворачивая запеченный в углях картофель
-Жены? Так их давно уже нет у тебя. Дочь? А где она дочь-то? Позвонит раз в год, галочку поставит, удостоверится что не помер покамест и опять пропадет. Нет. Никто к тебе не придет, никто.
Бобров прикрыл глаза и попытался представить на миг тех, кто захочет проводить его в последний путь, но вместо убитых горем родственников и знакомых, перед взором его вставала бесполая фигура в мятом темно-синем халате с тяжелой гирькой в руках:всю свою жизнь Олег Яковлевич проработал на продовольственных складах.
Постепенно резкая боль поломанных ребер притупилась, да и тоска мучившаяся старика в последнее время рассосалась сама собой, оставив вместо себя странное чувство почти детского любопытства человека городского, неожиданно оказавшегося в сельской глуши. И хотя это уснувшее под снегом болото, с двух сторон зажатое довольно оживленной бетонкой трудно было назвать сельской глушью, однако и к городу его отнести было вряд ли возможно.
Иногда поужинав осточертевшей картошкой, дождавшись когда движение на шоссе поутихнет, старик выходил из домика и присев на перевернутое донышком ведро, замирал прислушиваясь. И вот тут-то начиналась именно та сказка, та неожиданная необычность, из-за которой он и не спешил покинуть свое нынешнее убогое жилище.
Среди тишины, лунной и не по городскому звонкой, слышалось старику то шорох снега- крупчатки по хрусткому насту, то писк осмелевшей мыши шуршащей в камышах, то тоскливое уханье филина где-то за дорогой, в лесу, а то и далекий, невыносимо печальный волчий вой, больше схожий на плачь ребенка. И так отчего-то становилось славно на душе у старика — Боброва в эти мгновенья соприкосновения с природой, слияния с ней, что кабы не отсутствие зимней обуви и одежды, так бы наверно и сидел он ночи напролет на своем ведерке вслушиваясь в ночные звуки слабеющей зимы, провожая взглядом уходящие в темную неизвестность поезда, сердито пролетающие над болотом по высокому горбатому, клепанному мосту.
Основательно продрогнув, Бобров возвращался в свой домик, теплый и от того несказанно уютный и слегонца приоткрыв дверцу поддувала ложился спать.
***
-Ну что,Андрюха, зассал, что ли? - Невысокий парнишка лет тринадцати, с первыми юношескими прыщами на невыразительном лице презрительно глянул на товарища и сплюнул тому под ноги.
- А просился зачем тогда? «Возьми меня Серый с собой, возьми... Матери помочь хочу, морозилку свежей зайчатиной забить».
Серый, тоненьким дрожащим голоском передразнил Андрея и снова сплюнул, еще более презрительно.
-Помощничек то же мне...Ссыкун.
-Да ничего я не зассал.
Губы пацаненка предательски задрожали. Он тоже сплюнул. Плевок попал на его же колено. Мальчишка ладонью, как смог непринужденно смахнул слюну с колена, вытер ладошку о шорты и выудив из заднего кармашка спичечный коробок, затряс им громко и убедительно.
- Ты Сергей сам во всем виноват. Зачем спички дал, а не зажигалку? Спички старые и ломаются...
- Ломаются, ломаются...Зря я тебя, салобона, с собой взял.
-Никакой я не салобон! Мне скоро одиннадцать исполнится! И к тому же, а вдруг никаких зайцев мы с тобой не словим? А если их здесь и нет вовсе, зайцев-то? Что тогда?
-Как это нет? А куда они по твоему делись? Ты же сам по зиме видел, что здесь весь снег зайцами истоптан. Впереди канал, позади дорога. Некуда им деться, как в трубу. Некуда! А я трубу еще позавчера сеткой перегородил...Стальной проволокой к арматуре прикрутил. Слон не пробьет, не то что заяц.
Ладно,хрен с тобой. Давай вместе поджигать.
Он опустился на колени и зашуршал спичками.
Южный ветер, обрывки которого словно нарочно кружили вокруг пацанят, вначале просто гасил спички, потом попытался сбить,погасить,размазать по подсохшей болотной траве слабые покамест язычки пламени ,но уже через минуту, словно передумав подул ровно и умиротворенно. Огонь,оставляя после себя черные,дымящиеся проплешины, заскользил по сухим зарослям прошлогоднего чернобыля, по лохматым,поросшим осокой кочкам и ломанным пучкам камыша, шуршащего, словно пересушенный табак.
- Ну что пацан, здорово пластает?
Серый гордо посмотрел на малолетнего дружка, но похоже ,что-то слегка смутило его в поведении пламени. Облизав указательный палец и высоко задрав руку мальчишка принял важный вид, выпятил грудь и даже надул щеки, но резкий порыв ветра махом сдул с Сергея всю его показную браваду. Он побледнев, цепко схватив Андрея за руку и не оглядываясь побежал прочь от огня в сторону дороги.
-Давай Андрюха, быстрей! К воде бежим...До дороги уже не успеваем, походу ветер меняется...Давай!
Он кричал спотыкающемуся, с трудом поспевающему за ним мальчишке, затылком,спиной чувствуя смертельный жар разбушевавшегося огня.
Возле огромной лужи на дне которой еще угадывался серый нерастаявший лед, Сергей приостановился, затравленно обернулся, но стена пламени,с ревом подступающаяся все ближе и ближе, перечеркнула последние сомнения испуганного мальчишки. И он бросился в воду. Плашмя. Лицом вниз. Андрей запнувшись о кочку влетел следом.
-Дальше, дальше Андрюха! - Не вставая с колен зачастил Сергей и размазывая по лицу болотную грязь пополз к центру лужи.
- Иду я Сережа, иду...- всхлипнул мальчишка и пополз следом.
***
- Никак дымом потянуло? С чего бы это?
Старик расслабленно потянулся и присел на диване. Жизнь на болоте изменила натуру Боброва. Поменялись не только его привычки, но и характер: стал он спокойным и флегматичным, с ленцой. Не спеша натянув носки и набросив на плечи куртку, старик хлебнул из кружки остывшей кипяченой воды и лишь затем подошел к двери.
- Что за на хер? - Начал было он удивленно, глядя, как на плакате с Михалковым разрастается и буреет странного вида выпуклость, которая неожиданно лопнула и дощатая дверь домика распахнувшись, вспыхнула.
Помянув ни в чем неповинную мать, старик выскочил из дома и тут же запнулся о горящую кочку.
- Ох б**дь больно-то как! - Остервенело хлопая по штанам обожженными ладонями запричитал Бобров и ринулся в сторону канала. Инстинктивно понимая, что подняться на насыпь к самому каналу ему огонь уже не даст, старик пригнувшись побежал слегка левее, к бетонной трубе, старой и потресканной, врытой похоже еще в тридцатые. Труба эта под наклоном вела к самой воде. Зачем это было сделано он, бывший кладовщик не знал, да и не хотел наверно знать, но одно ему было известно наверняка: лед на канале еще крепок, а значит труба это его единственный шанс на спасение. Затравленно оглянувшись, Бобров увидел, что огонь уже лезет по стенам его избенки подбираясь к крытой рубероидом крыше.
- Ну значит так тому и быть...- Старик обреченно махнул рукой и пригнувшись шагнул в трубу.
Никогда еще Бобров не видел столько змей в одном месте и сразу. Десятки, если не сотни сероватых гадюк и отливающих вороненой сталью ужей, извиваясь ползали по грязи и мусору, устилающим дно трубы. Почувствовав присутствие человека, змеи с шипением устремились к крупно ячеистой сетке рабице, которой была перегорожена эта бетонная труба и через минуту от гадов не осталось и намека.
- Что это еще за хрень такая!?- Старик подбежал к сетке, обреченно, словно все еще не веря в увиденное, ухватился за стальную проволоку, которой она была прикручена к арматуре торчащей из бетона, отчетливо впрочем понимая, что для того что бы разорвать, сломать, уничтожить эту неожиданно появившуюся преграду у него уже нет ни сил, ни времени. Он обессиленно опустился на колени и мгновенье помедлив оглянулся, с ужасом прислушиваясь к приближающемуся монотонному гудению пламени. А через минуту, раскаленный воздух вперемешку с багрово -алыми ошметками огня ринулся в трубу.
