«3 февраля 2000 года. Осень. Дни якутской литературы в Москве. Я пролетаю. Видимо, придётся ждать 200-летия… Ненавижу мужчин, от них одни неприятности. Каждый раз, как его увижу, меня душит злоба и неприязнь. Какой омерзительный человек!».
Боже мой, какая мелочь, какая, блин, жалость. Кстати, я знаю, я вижу, что этот самый омерзительный человек читает мои посты. Ненавижу ли я его до сих пор? Что смеяться, не стоит он того. В мире есть много нелюдей похуже. А не прилетит ли мне за эту крамолу? Надеюсь, пронесёт, чай, не в Иране живём, где у женщин нет права голоса не только в том известном смысле, им запрещено подавать голос в общественных местах. Тем более, более доступной, удобной особы, как я, ещё поискать надо. Я уж точно не мужененавистница.
Помнится, во время патруля с ППС, стараясь не отставать от бравых ментов, я развлекала их байками о том, как же сильно я люблю мужчин. Мол, без них эта серая беспросветность обнулила бы меня, бедную. От скуки чего только не придумаешь. «Я так счастлива работать в милиции. Вокруг одни мужчины – какое счастье!». Наши мальчики не в шоке. Они уже успели привыкнуть к моим словесным заскокам. Хотя я в тот день так выразилась, чтоб позлить только одного мужчину, чьи злые круглые глаза блестели через стекляшку дежурки…
Шёл год 2000-й. Високосный. Война в телевизоре. Но я же в то время книжки читала, билеты зубрила, детям мозги пудрила, пытаясь впихнуть туда всю смесь мировой культуры, сочетая несочетаемое. 6 февраля 2000 года в ходе второй чеченской войны завершился штурм Грозного российскими войсками. Столица Чеченской Республики была освобождена от незаконных вооружённых отрядов чеченских сепаратистов и исламистов.
Помнится, у меня ещё стих был про город Грозный. Про любовь в руинах, ибо у меня был кратковременный «роман» с однокурсником, наполовину чеченцем. Странный «роман», учитывая то, что тогда чеченцами детей пугали, а не героями называли. Но для меня, видать, мужская половина населения была одной единой нацией. Есть женщины, скучающие в селениях, и мужчины, охотящиеся на них. И без разницы – наполовину ли он чеченец, представитель ли титульной нации, араб ли, готовый любить вечно за чаевые, бедуин ли с верблюдом в пустыне, индус ли, пожирающий только глазами, вьет ли, рискнувший ворваться в твой номер, надеясь, что дама клюнет, ибо они одного возраста. Дальше – до бесконечно. Их можно оптом ненавидеть, или терпеть до поры, до времени, или любить всех до единого.
Все мы люди, с той лишь разницей, что одни мужчины, другие женщины. У кого-то голова забита религиозными догмами, у других всё мирское – табу, а третьи – без тормозов, без царя в голове и Бога в душе. Кто в пустыне с ума сходит, кто в тундре тоскует. Все мы созданы или по образу и подобию Бога, или конечный продукт неудачного эксперимента, то есть, эволюции. Есть мужчины и женщины, люди и нелюди, хорошие и не очень, или от дьявола, лукавого. Просто так получилось – мы все здесь и сейчас, и больше никогда. Потому надо до смерти усраться, биться за место под солнцем, которое никому не принадлежит. Так было и так будет. Потому ненавидеть это «НОРМ». Только вот с годами и ненавидеть-то некого… Ненавидеть – это так просто, банально, обыденно и стайно. Как говорил Лопе де Вега: «Нас оскорбляют безучастием». Любовь и ненависть подразумевают страсть. Страсть – это суета, требующая и времени, и денег. А нам ещё выживать, по головам ходить, выныривать, выдёргивать после из тины остальных, в воздухе переобуваться, оправдываться, отмазываться. Потому суету дня внимай ты равнодушно, береги себя для будущих сражений.
И всё то, что в моменте кажется трагедией века, по истечении времени окажется обыкновенным пуком. Или же то, что казалось мелочью, просто суетой, если смотреть в контексте тех реалий, было частью чего-то важного, глобального. Дай остыть – событию, чувству – и пазл впишется туда, где надо…
Наши мальчики не в шоке. Они уже успели привыкнуть к моим словесным заскокам.
