То есть Франк говорит здесь об эффекте «понуждения к творчеству» и о необходимости «креативного принципа преодоления» для полноценного творчества. Отсюда и следующий тезис Франка:
«Отчего же мы не можем допустить, что мировая бессмыслица в целом есть такой же, нужный нам и, значит, осмысленный путь к истинной жизни, хотя мы и не понимаем, почему это так? Впрочем… в Талмуде рассказывается о существовании святой страны, в которой не только все люди, но и вся природа повинуется беспрекословно заповедям Божиим, так что, во исполнение их, даже река перестает течь по субботам. Согласились ли бы мы, чтобы Бог с самого начала создал нас такими, чтобы мы автоматически, сами собой, без размышления и разумного свободного решения, как эта река, исполняли Его веления? И был ли бы тогда осуществлен смысл нашей жизни? Но если бы мы автоматически творили добро и по природе были разумны, то все сразу стало бы абсолютно бессмысленным. Ибо «смысл» есть разумное осуществление жизни, а не ход заведенных часов, смысл есть подлинное обнаружение и удовлетворение тайных глубин нашего «я», а наше « я» немыслимо вне свободы».
Отсюда Франк делает вполне, на мой взгляд, справедливый вывод:
«Эмпирическая бессмыслица жизни, с которой должен бороться человек, против которой он должен в максимальной мере напрягать свою волю к подвигу, свою веру в реальность Смысла, – не только не препятствует осуществлению Смысла жизни, но загадочным, до конца не вполне постижимым и все же опытно понятным нам образом есть само необходимое условие его осуществления».
Пытаясь быть последовательным, что, впрочем, ему редко удается, Франк проводит еще одну интересную мысль:
«Смысл жизни не дан – он задан. Все – «готовое», все, существующее вне и независимо от нашей воли и от нашей жизни вообще, есть либо мертвое, либо чуждое нам и пригодное разве в качестве вспомогательного средства для нашей жизни. Но смысл жизни должен ведь быть смыслом самой нашей жизни, он должен быть в ней, принадлежать к ней, он сам должен быть живым. Жизнь же есть действенность, творчество, самопроизвольное расцветание и созревание извнутри, из собственных глубин».
Но и я, будучи последовательным, позволю себе возразить Франку, и утверждаю, что смысл жизни нам и «дан», и «задан» одновременно. Ведь творческий акт кроме общей цели творчества – созидание прекрасного - имеет еще и конкретную цель, которую ставит себе человек, и к достижению которой стремится.
18.
Однако заметьте, стоило Франку обратиться к Богу, как Всевышний начинает вразумлять нашего Шекспира. Вот Франк уже и сам говорит, что «жизнь – это творчество».
«Смысл нашей жизни должен быть в нас, мы сами своею жизнью должны являть его… Бог же не есть Бог мертвых, но Бог живых. И мы должны через максимальное напряжение и раскрытие нашего существа «искать» смысла жизни и улавливать его в творческом процессе приобретения и приобщения к нему… Вера, будучи «вещей обличением невидимых», невозможна без действия. Она сама есть напряженное внутреннее действие, которое необходимо находит свое обнаружение в действенном преобразовании нашей жизни; и потому «вера без дела мертва есть».
Если мы позволим себе некоторую интерпретацию данного текста, где будем исходить из нашей концепции «смысла жизни», то в данном суждении Франка мы можем обнаружить любопытную догадку о том, что «творчество в нас», «раскрытие нашего существа» и «вера как обличение невидимых вещей» реализуются нашим разумом в сотворении образа Бога и «приобщении к нему. Этой мысли, по-моему, не противоречит и следующее высказывание Франка:
«Зло и несовершенство нашей эмпирической природы каким-то непостижимым образом нужно для осуществления смысла жизни, ибо без него невозможна была бы свобода подвига, а без последней смысл жизни не был бы подлинным смыслом… Это по примеру самого Христа совершаемое попрание смерти (и, следовательно, бессмысленности жизни) – смертью, это добровольное самоуничтожение своего тварного существа ради торжества в нас нашего божественного существа есть реальное достижение «Царства Небесного». И оно – в нашей власти. Таково последнее, не умственно-теоретическое, а действенно-жизненное преодоление мировой бессмыслицы истинно сущим смыслом жизни. Его символ есть крест, принятие которого есть достижение истинной жизни».
19.
Оказавшись так вдруг нашим идейным попутчиком, Франк, кажется, уже понимает, что творческим процессом является и сам поиск смысла, который, как и красота, обнаруживается в глазах смотрящего.
«Историческая жизнь народов, - говорит Франк, - которая являет эмпирическому взору картину бессмысленно-хаотического столкновения стихийных сил, коллективных страстей или коллективного безумия, – созерцаемая из глубины, становится связным и разумным».
Вместе с тем, Франк предупреждает о том, что обнаружение смысла жизни, и даже его «осуществление», каковое он видит в единении с Богом, нельзя сводить к квиетизму.
W: Квиети́зм — мистико-аскетическое движение в католицизме XVI—XVIII веков. Одной из определяющих черт квиетизма является акцент на неактивном, «принимательном» состоянии души в деле мистического единения с Богом.
«Мы знаем и предвидим, - пишет он, - что все развитые выше соображения для современного сознания, всецело ориентированного на мир и действенную работу в нем, покажутся чересчур «отрешенными от жизни», «безжизненными».
Но он утверждает, что «действенная работа» может оказаться бессмысленной и даже обращенной во зло без духовной работы, которую делают подвижники веры.
«Для того чтобы творить добро людям или ради него бороться со злом, надо ведь иметь само добро, - рассуждает Франк. - Наши понятия о добре так смутны, что мы думаем, что добро есть «отношение между людьми», естественное качество нашего поведения, и не понимаем, что добро субстанционально, что оно есть реальность, которую мы прежде всего должны добывать, которым мы должны сами обладать, прежде чем начать благодетельствовать им других людей. Но добывает и накопляет добро только подвижник – и каждый из нас лишь в той мере, в какой он есть подвижник и посвящает свои силы внутреннему подвигу. Поэтому молитвенный и аскетический подвиг есть не «бесплодное занятие», ненужное для жизни и основанное на забвении жизни, – оно есть в духовной сфере единственное производительное дело, единственное подлинное созидание или добывание того питания, без которого все мы обречены на голодную смерть. Здесь – не праздная созерцательность, здесь – тяжкий, «в поте лица», но и плодотворный труд, здесь совершается накопление богатства; и это есть поэтому основное, существенное дело каждого человека, без которого останавливаются и становятся бессмысленными все остальные человеческие дела… Одинокий отшельник в своей келье, невидимый и неслышимый никем, творит дело, сразу действующее на жизнь в целом и затрагивающее всех людей».
На эту тему Франк говорит так долго и так убедительно, что я, по прочтению этого, и сам уже готов стать отшельником и добывать добро подобно тому, как иные качают биткойны с помощью майнинга. Однако я понимаю, что такое духовное «делание» не всякому по плечу. Для подобной работы нужна такая вера Бога, такая отреченность от мирских страстей и благ, такая самодисциплина и воля, которые в наше время почти невероятны.
В качестве примера подвижничества и аскезы Франк приводит моление Серафима Саровского, когда он делал это стоя на камне на коленях в течение 1000 дней и ночей. Нашему рациональному уму трудно понять смысл этого акта, но, согласитесь, это впечатляет и способно внушить мысль о силе веры. Так что, я думаю, миру нужны люди, обладающие даром творить образ Бога, выращивая его из своей души, как выращивают из горчичного семени тенистое дерево. Тем более, что мы не знаем каков на самом деле Бог. Ведь даже в нашей креативной философии, где мы признаем творческую энергию Вселенной тем духом, который создает материю и движет ею, мы вполне можем допустить, что этот дух образует некую сущность Творца. И даже если этой сущностью является известный нам логос, по образу и подобию которого организован наш разум, мы все же не знаем всех физических возможностей и связей Мирового Логоса. Нас удивляют сведения из квантовой механики, которыми мы располагаем на сегодняшний день, но быть может, космические и иные энергии способны на такие эффекты, о которых мы еще не имеем представления. И тогда, может оказаться так, что благо добра и любви имеет реальную силу и влияние на природу. Во всяком случае, на логос нашего разума они точно влияют. Ведь любовь – главный принцип логоса, определяющий его стремление к гармонии. На этом же принципе основана эмпатия, благодаря которой, добро и любовь может передаваться от человека к человеку посредствам тонкой материи сопереживания.
20.
Словом, я готов согласиться с Франком, в том, что сотворение образа Бога и служение ему как истине является высшей формой творчества, и соответственно допускаю, что «… Одинокий отшельник в своей келье творит дело, действующее на жизнь в целом и затрагивающее всех людей».
Но сам же Франк вопрошает:
«Но как же быть со всеми остальными человеческими делами, со всеми интересами нашей эмпирической жизни? Осмысление жизни должно ли искупаться отречением от всего земного, отказом от всего ее эмпирического содержания? Любовь, семья, заботы о ежедневном пропитании, а также наука, искусство, судьба родины, – остаются ли они бессмысленными, суть ли блуждающие огоньки, погоня за которыми зря губит нашу жизнь и от которых мы должны поэтому просто отвернуться и отказаться?»
И он отвечает:
«Жизнь осмысливается только отречением от ее эмпирического содержания; твердую, подлинную опору для нее мы находим лишь вне ее; лишь перешагнув за пределы мира, мы отыскиваем ту вечную основу, на которой он утвержден».
То есть, Франк здесь говорит, что «осмысление» жизни возможно только с позиций отрицания смысла самой практической жизни.
[justify] Чтобы согласиться с этим, мы должны отделить жизнь от ее творческой сущности, лишить ее творческой энергии. Это представляется невозможным. Но мы знаем из физики, что энергия и масса – несоизмеримые величины, и значит, они связаны «креативным принципом дополнительности», когда энергия, разделившись в себе, дополняет себя массой. В этом случае